Й. Я проносил ее на ладонях. Часто забывал, что несу. Одно могу сказать определенно: я действительно нес, и ладони были плотно сжаты. Проходя по сумраку, я боялся споткнуться. Надо же! И этого мне не нужно было бояться я почти по наитию обходил и переступал, разбросанные по полу игрушки. И наконец, выполнив несколько несложных движений, я остановился, тяжело дыша. Было почти уже утро. Я не мог этому не порадоваться, ни должным образом не принять к сведению. В ладонях, сияя золотом, лежала медаль или медальон (как вернее?), который был готов рассыпаться, но я смог его удержать. Руки были уже над столом и, собственно, цель была достигнута. Я медленно перенес это на стол и осторожно развел ладони. Я тоже весь покрылся испариной и долго не мог прийти в себя, чувствуя, что также и глаза перестали видеть - то есть все потемнело. В действительности, я, конечно же, убедился все ли донес и туда ли положил, но это был скорый взгляд да и только.

К. Я в безлюдье. Меня можно призвать, но я буду тем мукомолом, для которого ветер важнее слова. "И седой с бородой буду бегать с дудой. И никто мне не скажет, что я иудей". Однако уже сумерки, первозданная эпоха. Можно ходить вокруг деревни и наслаждаться единственными и окончательными на этом месте избами, тяжелой темно-зеленой травой на лугу, потемневшим неразличимым трактом. Любоваться или восхищаться? Разные вещи. Скоро опустится ночь, дороги перестанут существовать. "Мы одни в этом доме..."

Л. Меня застало. Я остановился, нога повисла в воздухе, не успев воткнуться в пол для очередного шага, руки, согнутые в локтях, размашисто застыли на месте. Тем не менее, я все это соображал и мог видеть. Значит, подумал я, сейчас я буду решать, как мне от этого избавиться.

М. Бормашина повисла надо мной, как журавль-стерх. Один человек, видевший это, заметил вполголоса:

- Ничего не вижу в этом плохого. Людям сверлят их зубы, потом эти зубы без должной дезинфекции вытаскивают и вот результат: мужчина становится женщиной. Дантист недоверчиво посмотрел на него и произнес:

- Нет, это не так. Мои зубы лежат на полке. Тогда все пациенты и врачи, которые находились в кабинете, повскакивали и стали яростно хлопать в ладоши, словно все ополоумели. Я закрыл свой изуродованный рот и поместил ладонь с массивной печаткой на плевательнице. Так делают, чтобы люди сообразили, кому следует хлопать. Женщина-врач из другого угла вскинула руки и, цокая языком, приставным шагом пересекла это место. Я задумался. Видимо, в этом и состояла основная задача. Я не сомневаюсь в том, что она немного переборщила.

Н. Я пытался поднять ногу, согнув ее в колене, но вдруг какая-то тяжесть навалилась на нее. Я потянул ее вверх из последних сил и только теперь заметил перед собой длинную плоскость стола. Я опрокинулся вперед и в этом слабоосвещенном помещении мне показалось, что углы заволокло какой-то пеленой. Я удивился этому своему случайному наблюдению и, лежа на животе, стал внимательно смотреть в один из углов. При этом я спрашивал себя: зачем? Зачем я отважился на такое странное присутствие. "Давненько здесь свет не включали", - пронеслось у меня в голове. Стояла ли у стен мебель: шкафы, серванты? Были ли комнате стулья, настенная роспись? Или это был голый сарай? Я опустошенно и разочарованно выдохнул весь воздух.

О.

Любовь? Почти одновременно со всеми ко мне поступила эта моровая язва. Я стоял безвольно раскинув руки с упущенной на грудь головой, предоставляя себя в полное распоряжение этой надвигающейся опасности. Хотя опасность ли это? Затрудняюсь в понимании не только предмета, но и времени, когда это все происходит. Она сказала... То, что она говорила было нелепым, за эту нелепость я готов карать нещадно. И поэтому все это нечисто, я чувствую. Все это. И испачкается еще много раз.

П. Стал ли я старше? Если смотреть на себя вот так со стороны. Да. Очевидно, время, которое я провел от одного пункта до другого уже кончилось, и я безрадостно замечаю, что в этом промежутке, мне стало тесно. Я чудно и невоздержанно теперь мотаю головой, хорошо понимая, что я делаю и, главное, зачем. Ясная тяжесть чего-то - возраста, наверное? - открывается передо мной в надломе, и я покровительствую себе насколько это можно.

Р. С трудом удержал себя, чтобы не броситься по всяким мелким поручениям (поставить на огонь чайник, сварить кофе). Вспомнил, что теперь я служу другой женщине. Мужчина - это вообще служебная собака. Или собака, которая всем хочет угодить, и несется за палкой, кто бы ее не бросил. Хотя с другой стороны, эта зависимость не такая уж и унизительная, потому что у доброй хозяйки - одна радость, что ты есть. Она никогда себе не позволит замахнуться поводком, даже если ты убежал на соседнюю улицу.

С.

Мускулистое тело еще ничего не значит, скажете вы. И в самом деле, меня это тоже не очень-то радует. Игра мускул - вот, что действительно замечательно. Один атлет проходил мимо меня раз тридцать, и я не шелохнулся. Но вот он остановился, посмотрел на меня (смотрел и раньше) и произнес слишком тихим и мягким для такого громилы голосом:

- Погода сегодня отличная. Я сильно смутился от такого проникновенного обращения, но еще больше от того, что он, вероятно, принял меня за какого-то распорядителя, арендующего тренировочные залы, или за спортивного агента, если такие бывают. Я, как уже сказал, смутился и ответил ему почему-то басом:

- Это потому что в это время здесь почти не поливают траву. Это его страшно развеселило, он принял это за находчивую шутку, хотя я сказал это абсолютно серьезно.

Т. Я отшвырнул ногой лежащую на пути корягу, и она полетела, плавно описывая спираль, без права на возвращение. А еще она довольно долго подскакивала там вдалеке, пока наконец не закатилась в кусты. И я несколько секунд наблюдал: не даст ли она еще о себе знать? Я прошел положенное расстояние, чтобы видеть. Но она, похоже, закатилась слишком далеко.

У. Недавно я заметил, что мой указательный палец дрожит. Стоит немного подогнуть его в какую-нибудь сторону, как сразу. Сверху откуда-то надвигается мятежное облако, из-за которого не то что солнца не видно, а наоборот: все струит свет. Это стильно. Я боюсь повернуться, потому что каждый мой шаг скреплен обязательством: не подниматься и не вставать с кресла. Я боюсь только, когда нужда застанет, я буду уже немного мертвым.

Ф. Ноги, чресла и туловище не имели веса, только скрюченные руки еще чего-то царапались, направляя голову куда-то назад и вперед. Пока наконец не показался краешек света, белого и яркого - собственно говоря, солнечного. И там я услышал такой заливистый смех, такие перлы, что сам неудержимо захохотал и обессилившими руками отпустил кромку, которая меня держала. Падение было недолгим и глухим. Я сам знал, что падаю в надежном виде на какую-то перинку. С хохотом и всхлипом обезумевшего. Никак отсюда не выберусь.

Х. Это все кино и фотоэффекты, но когда действительно сидишь на стуле и болтаешь ногами, то очень хочется упасть, хотя это и сложно. А за спиной всегда есть пара зацепок, которые придерживают и тебя, и то, на чем ты сидишь. Так просто, что завязать хочется. Голову назад и небо видно, ноги болть-болть - полные освободительные ощущения. И петь хочется и кричать полная свобода, как я сказал. Но не небо это, а купол, свод. Бросаешься камнями, но высоко. Опять же не видно на чем стоит. Хочется ясности, понятий, приближения. Вот я здесь сижу и вполне себя ощущаю, сам у себя, как на ладони. Так должно быть везде (это приказ). Теперь позвольте и мне отвязаться. Опереться прессом, перенести себя через спинку своей мужеской силой. И упаду головой, как снаряд. И станет приятно, приятно.

Ц. Я сидел за столом, слегка наклонив голову влево, сидел неподвижно, балансируя между забытьем и некой сторонней работой мысли, то есть ушел по ступеням ассоциаций грезить. И это сидение, столь пагубное для здоровья, поразило меня своей погружающей силой; расслабленное полу лежачее положение в кресле или позиция "животом вниз на диване" - никогда не давали такого результата. И я подумал, может быть, дело в воздействии на определенные точки - нигде так интенсивно не массируется задница, как на жестком стуле. Задница и медитация вполне могут быть связаны, подумал я. И действительно, как только я поднялся и начал расхаживать - погружения как не бывало.