Он заглянул в список, бормоча что-то себе под нос.

— Так вот, ваши карточки дают вам и вашей семье право занимать места на открытой трибуне на всех матчах и Днях Состязаний. — Эти слова разрывали сердце Норвела. — Бесплатный проезд, разумеется. Надеюсь, вы этим будете пользоваться. Какой смысл сидеть дома с грустными мыслями, когда двери всегда открыты…

— И это все, что он может сделать для нас и всех остальных? — спросил Норвел у Шепа.

Шеп вопросительно посмотрел на него.

— А разве есть что-то все, что можно для нас сделать? Давай-ка не будем мудрствовать, а лучше поищем дрова.

Мандин перепробовал все. Нормы Лавин не было нигде, след ее потерялся.

Сначала, разумеется, Мандин обратился в полицию и когда сказал, что Норма Лавин проживает в Белли-Рэйв, полицейские едва не рассмеялись ему прямо в лицо.

— Послушайте, мистер, — любезно пояснил сержант, занимавшийся исчезнувшими людьми. — Одно дело — люди. А «белли-рэйверы» — это совсем другое. Разве они числятся в списках налогоплательщиков? У них нет такой привилегии. Мы можем разыскать пропавших без вести лиц, безусловно. Но эта девушка «лицом» как таковым не является. Она — «белли-рэйвер». — Сержант философски пожал плечами. — Может быть, ей просто взбрело в голову рвануть оттуда. Может быть, она подвернула ногу и свалилась в канаву или канализационный люк. Все возможно.

И все же, на всякий случай, сержант любезно записал фамилию Чарльза Мандина.

Мандин, тоже на всякий случай, приобрел пистолет и начал на свой страх и риск наводить справки в Белли-Рэйв. Множество людей видели Норму и ее древний кадиллак в день исчезновения. Но не после.

В течении целой недели Макдин регулярно приезжал в дом Лавинов, нагрузившись различными продуктами. Он обнаружил, что Райан выкачивает из него наличные для наркотиков.

Без сестры Дон Лавин погрузился в некое подобие кататонии. Райан, иногда хладнокровный и самоуверенный (наполнив свой желудок опиумом), иногда сотрясаемый рыданиями, умолял Мандина сделать хоть что-нибудь. Они вызвали врача.

Врач нанес один визит, во время которого Дон Лавин, обуянный какой-то вспыхнувшей в нем гордостью, добродушно и остроумно подшучивал над врачом. Бросив негодующий взгляд на Мандина, врач ушел, а Дои снова впал в свою сумеречную печаль.

— Что теперь? — с горечью произнес Мандин.

Райан проглотил последнюю таблетку и сказал Мандину, что теперь.

И Мандин обнаружил, что звонит Вильяму Чоуту IV.

Кабинет бедняги Вилли был чуть меньше взлетного поля. Он молнией пересек его, чтобы заключить в объятия старину Чарльза.

— Я так рад, что ты пришел, — захлебывался он. — Меня сюда посадили после того, как умер старик Стерлинг. Это, понимаешь, был его кабинет. Так что, когда умер, посадили сюда…

— Понятно, — дружелюбно произнес Мандин, — сюда посадили тебя.

— Точно. Чарльз, как насчет того, чтобы пообедать вместе?

— Может быть, Вилли, мне нужна помощь.

Тот с упреком посмотрел на Чарльза.

— Я надеюсь, это не касается моей работы? Дружище, ты не представляешь, какое гнусное место здесь у меня.

Ну что ж, подумал Мандин, руководители фирмы преуспели, вбив одну-единственную мысль в его голову. Две было бы уже чересчур.

— Нет, — сказал он. — Мне нужно узнать, когда и где должно состояться собрание акционеров «ДМЛ-Хауз».

— Не знаю, — блаженно улыбаясь, ответил Вилли. — Ведь об этом должна быть публикация. Ну, хотя бы в газете.

— Да, Вилли. Весь фокус — выяснить, в какой именно газете. До стране их, возможно, около пятидесяти тысяч, а закон просто гласит, что должно быть объявление в одной — и при том не обязательно на английском языке.

Взгляд Вилли стал печальным.

— Я говорю только по-английски, Чарли, — застенчиво признался он.

— Я знаю. Не мог бы ты обратиться в отдел исследований периодики вашей фирмы?

Вилли энергично закивал.

— Разумеется. Все, что угодно. Всегда рад услужить тебе.

Вилли без уверенности в голосе спросил по интеркому, есть ли вообще в фирме отдел исследований периодики. Получив утвердительный ответ, он попросил связать его с этим отделом. Через полчаса, после многочисленных уточнений и запросов, какой-то компьютер прокряхтел, что объявление о собрании акционеров «ДМЛ-Хауз» напечатано в газете калифорнийского городишка Ломпок. И что само собрание назначено на послезавтра в офисе 2003 административного центра города Моррис-таун, штат Лонг-Айленд.

— Вот как! — удивился Вилли. — Похоже, они не слишком хотят, чтобы это собрание посетило много народа.

На следующее утро Мандин ждал, когда прозвенит звонок, возвещающий о начале работы Нью-Йоркской биржи, у двухдолларового билетного окошка.

Он нервно рассматривал скомканный листок с инструкциями Райана. Они были очень точными, за исключением одного.

В них ничего не говорилось о том, как раздобыть две тысячи долларов, чтобы сделать их эффективными. Мандин выругался про себя, пожал плечами и быстро нажал номер 145. Медеплавильная корпорация «Анаконда Коппер». Мандин бросил в щель свой жетон, нажал рычаг и оторвал квитанцию. Возле 19999 других окошечек этого гигантского зала то же самое проделали 19999 других вкладчиков. А на улице десять тысяч опоздавших гудели, как потревоженный улей, дожидаясь своей очереди.

Рынок заработал.

На многогранном табло в центре зала вспыхнули на мгновение и погасли тысячи огоньков. Затем зажглись неподвижные надписи. Начали работать компьютеры, освещавшие состояние дел на бирже.

Мандин навел бинокль на сто сорок пятую строку, но удержать ее в поле зрения было очень трудно — так дрожали его руки.

Прозвенел звонок, и на 145 строке зажглось: плюс три пункта.

Огромный зал задрожал от гула, в котором непристойное трехсловное восклицание Мандина было лишь одной двадцатитысячной частью. Всего двадцать шесть процентов выручки, — простонал он. Ради них не стоило даже спешить к окошку выдачи.

Проходивший мимо маклер с засаленным значком члена биржи на лацкане произнес:

— Эге, приятель, интересуешься металлами.

— Не ваше дело, — огрызнулся Мандин. У него не было времени якшаться с мошенниками, предлагающими залежавшийся товар.

Он повел биноклем по табло, пытаясь разобраться, как начался день на бирже. Услужливый дисплей подсказывал ему, что акции обрабатывающей промышленности в среднем упали на четыре пункта. Металлургия поднялась на три, химия — на семь. Это означало, что одни вкладчики будут воздерживаться от ставок на химию, решив, что из-за повышения акций химических фирм туда потянется большинство. Другая половина будет ставить на химию, так как, по их прикидке, все отшатнутся от нее, посчитав, что все будут ставить на химию из-за повышения акций.

Тридцатисекундный предупредительный звонок!

— Приятель, — не унимался маклер, — следи за металлами!

— Убирайтесь к черту! — хрипло выругался Мандин. Трясущимися пальцами он снова нажал кнопку «Анаконды», купил три квитанции, обругал себя за это и стал ждать.

Когда, наконец, раздался оглушительный стон, он направил бинокль на табло.

145 — плюс пятнадцать пунктов.

— Не забыл того, кто посоветовал? — послышался голос маклера.

Мандин протянул ему доллар. Ему еще понадобится, в конце концов, этот человек.

— Спасибо, дружище, — кивнул маклер. — Ты поступаешь умно. Только гляди, пока что не отступай. Я скажу, когда. Это не безумная истерическая толпа, заполняющая биржу утром в понедельник, которая торопится и быстро остается с пустыми карманами. Сегодня вторник. Смотри сам. Это все мелкие людишки, взявшие отгулы. Они думают, что поступают умно. Я гляжу на них вот уже двадцать лет. Не разбрасывайся.

Чарльз не разбрасывался.

Не иссякал ручеек долларов, которыми он подпитывал маклера — тому либо везло в этот день, либо на него нашло гениальное прозрение. К полудню у Чарльза была пачка квитанций на различные металлы, которые стоили наличными 408 долларов.