— О, Боже всемогущий! Принц Вильгельм Четвертый!

Уильям Чоут резко обернулся, несколько смутился, затем сунул руку Мандину для рукопожатия. Это был невысокий толстяк, одних лет с Мандином, его однокурсник по школе Джона Маршалла, наследник практики могучей корпорации, щеголь, бывший приятель, добропорядочный гражданин и абсолютное ничтожество.

— Ну, здравствуй, Чарли, — как-то неопределенно произнес он. — Рад тебя видеть.

— И я тоже. Что это ты здесь делаешь?

Чоут неохотно пожал плечами.

— Хочешь сказать, что даже юристам корпорации время от времени приходится заниматься политикой? — Мандин решил помочь ему.

— Именно так! — Чоут явно был доволен, как в старые добрые времена. Мандин всегда выручал его, все годы учебы в юридической школе Маршалла.

Мандин глядел на своего бывшего протеже с чувством, которое отдаленно было сродни зависти.

— Одно удовольствие с тобой встретиться, Вилли, — сказал он. — Тебя нагрузили работой?

— Работой?

Мандин понял, что не совсем удачно выразился. Какая уж у него работа.

— Ты знаешь корпорацию «И.Г.Фарбен»?

— Только слышал, — с горечью произнес Мандин. — У меня сейчас уголовная практика. Сегодня было очень интересное дело.

— Так вот, — перебил Чоут, — можно сказать, что я своего добился. Старик назначил меня юрисконсультом группы Е Комитета Держателей Акций и долговых обязательств. Ты знаешь, старый Госкелл так и помер на работе. Подумать только, сорок лет заседал перед арбитражем. Сегодня я уже был в арбитраже и добился отсрочки на четыре года.

— Ты своего добился, — согласился Чарльз Мандин.

— Я рад, что ты правильно меня понял, — лицо Чоута сияло. — Я просто указал старику Родхаверу, что нечего спешить с немедленным исполнением по долговым обязательствам, так как из-за этого у Комитета могут возникнуть определенные трудности. Я попросил еще времени на то, чтобы получше подготовить иски к трестам. Старик Родхавер тщательно обдумал мое предложение и решил, что в интересах общества предоставить вам отсрочку. Чарли, он поздравил меня с первым представительством в арбитраже и сказал, что никогда раньше не слышал более весомых аргументов.

— Неплохо сработано, — кивнул Чарльз. Невозможно было обижаться на этого недоумка. Слабая искра профессионального интереса заставила его спросить: — А каким образом ты доказал эти трудности?

Чоут беззаботно махнул рукой.

— О, это было совсем легко. В нашей конторе работает один парнишка, очень умный, кажется, мой двоюродный брат. Он готовит все документы для Арбитража. Настоящий специалист в своем деле. Кругозор у него, понимаешь, не такой уж большой, но свое дело он знает туго. Дай ему только задание, и он может доказать, что мой папаша подыхает с голоду в канаве. Я, разумеется, шучу, — поспешно добавил он.

Бедный Вилли, подумал Мандин. Слишком тупой для юрфака в Гарварде, слишком тупой для Колумбийского университета, хотя и достаточно богатый, чтобы купить их оба с потрохами. Вот почему он оказался у Джона Маршалла, в школе для бедняков, где в течение восьми лет, благодаря зубрежке, ему удавалось все-таки сдать экзамены. Мандин делал за него почти все письменные работы, а на устных экзаменах его выручали только добродушные нежные бараньи глаза.

И вот теперь тупица Вилли вещал:

— Знаешь, сколько стоит эта работенка? Иск к фирме составил двести пятьдесят тысяч долларов, Чарли! И как юрисконсульт, выигравший дело, я получил половину этой суммы.

— Вот как, — Мандин чуть не поперхнулся.

Дальше он мысленно закончил фразу: «Униженно умоляю, Вилли, ведь ты же многим мне обязан, только дай мне работу, я смогу быть таким же очень умным мальчиком, как и чей-то двоюродный брат». И тут же составил в уме смущенный ответ Вилли: «Чарльз, ты должен признать, что старик никогда не поймет, что ты будешь делать».

Да, дело безнадежное. Мандину был известен ответ. На месте Вилли он держался бы за прибыльную практику юриста корпорации обеими руками, лишь бы оставить ее в семье Чоутов. Он сидел бы на этой практике верхом, с ружьем на коленях. И если кто-нибудь попытался отобрать ее, он бы дал залп из обоих стволов, а потом еще пустил в ход приклад и бил им, пока не кончатся силы…

— Мне теперь нужно идти, — тихо произнес Мандин.

— Что? Ах, да. Очень рад, что встретил тебя, Чарльз. Держись за хорошую работу, дружище.

Мандин бессильно смотрел на его толстую спину. Затем устало повернулся и без особого оптимизма побрел в кабинет Дворкаса. Но это было единственным, что он мог сделать, кроме самоубийства. А к этому он пока еще не был готов.

Дворкас все не шел. Крохотный кабинет управляющего, прижавшийся к закрытой билетной кассе, был завален кипами книг. В нем находились молодые мужчина и женщина, скорее, брат и сестра. Старшая сестра и братишка. Им было, наверное, двадцать восемь лет и двадцать два.

Девушка поднялась из-за обшарпанного письменного стола. Она была несколько грубовата. Губы без помады, короткая стрижка, широкие зеленые брюки, свободная клетчатая рубаха.

— Норма Лавин, — сказала она, крепко пожав его руку. — Мистер Мандин?

— Да.

С чего это старина Дел спровадил к нему эту особу?

— Это мой брат, Дон.

— Приятно познакомиться…

У Дона Лавина был вид немного загадочный и чем-то весьма знакомый. Привлекали внимание его глаза. Мандин часто читал о «сияющих глазах» и воспринимал это выражение как ничего не означающее. Теперь он со смущением обнаружил, что глядит в глаза, которые На самом деле светились.

— Сядьте, пожалуйста, — предложил он, очищая стул для себя. Он решил, что это просто привычка Лавина, очень редко моргать. От этого его глаза казались покрытыми глазурью, придавая парню вид явного фанатика.

— Мистер Дворкас, — начала девушка, — сказал нам, что вы адвокат, мистер Мандин, и в какой-то мере его ценный политический единомышленник.

— Верно, — кивнул Чарльз и машинально протянул девушке затейливую визитную карточку из правого нагрудного кармана, за каждую из которых пришлось уплатить по центу.

Дон Лавин выглядел так, словно был кондиционирован. Вот именно! Как клерки в суде или участники Дня Состязаний — или, вполне возможно, как преступник после принудительной гипнотерапии.

— Да, — сказал он, — я адвокат. Но не скажу, что особо выдающийся.

— Вы лучший из всех, кого мы сумели найти. Мы ничего не добились в Вашингтоне и Чикаго, нам дали от ворот поворот в Нью-Йорке. Поэтому попробуем в этих краях. Дворкас направил к вам.

— Послушайте, мисс Лавин, — начал было Мандин.

— Просто Лавин, — перебила его девушка.

— Хорошо, Лавин, или Спайк, или Батч, не все ли равно, как вы хотите. Если вы закончили возмущаться, то расскажите, чего вы все-таки добиваетесь.

Дел Дворкас просунул голову в дверь:

— Ну, как там у вас? Порядок?

И снова исчез.

— Мы хотим пригласить вас в качестве поверенного для комитета акционеров. Это касается «ДМЛ Хауз».

«ДМЛ Хауз», — раздраженно подумал Мандин. Глупо. Ведь это означает дома-пузыри. Да не просто дома, а, разумеется, города: недвижимость в масштабах целого континента; частные дороги, движущиеся тротуары, силовые реакторы. «Дженерал Менеджмент Л.Хауз»…

— Что за чушь! С вашей стороны эта шутка не очень удачна.

Неожиданно парень с сияющими глазами произнес:

— «Л» означает Лавин. Вам это известно?

Мандина будто кто-то лягнул в живот. Он аж заскрипел зубами. Предположим — пока только предположим, — что это не шутка, подумал он отрешенно. Нелепо, разумеется, но вдруг…

«ДМЛ Хауз»…

Такое не может случиться с Чарльзом Мандином, бакалавром права. Чтобы разделаться с этим раз и навсегда, он резко произнес:

— У меня нет патента на то, чтобы заниматься делами корпораций. Понятно? Попробуйте обратиться к Уильяму Чоуту Четвертому.

— Мы сначала так и сделали, но он отказался.

Теперь это звучит реальнее, подумал Чарльз. Нет, этого не может быть. Где-то записано так, что и не вырубить топором — никогда Чарльзу Мандину не достанется жирное дело. И значит, все это, разумеется, вздор, пустая болтовня.