— Вы, надеюсь, понимаете, что в случае вашего предательства этот документ будет немедленно предан огласке? — спросил капитан.
— Да, понимаю. Но я подпишу его.
— Пожалуйста, — капитан встал и подал Рашидову авторучку.
Руслан склонился над папкой. Он не знал, что подписывает свой смертный приговор. А если бы и знал, вряд ли бы его рука дрогнула. В конце концов, каждый сам выбирает свой путь…
(Санкт-Петербург, январь 2000 года)
К указанной квартире в доме на Васильевском острове три офицера прибыли почти одновременно.
— Ага, — сказал Громов, — вся компания в сборе. Значит, отпуск закончился.
— И снова в бой, покой нам только снится! — несносно фальшивя, пропел Стуколин.
— Может, войдём? — проявил нетерпение Лукашевич. — Чего время-то тянуть?
Стуколин затоптал недокуренную сигарету, и друзья вошли в парадную. Пешком поднялись на нужный этаж. Лукашевич вдавил кнопку звонка, и дверь без задержки открылась. В прихожей стоял капитан Фокин.
— Здравствуйте, товарищи офицеры! — приветствовал он друзей, широко улыбаясь. — Проходите, чувствуйте себя как дома.
На самом деле почувствовать себя как дома офицерам было бы затруднительно: квартира, в которой Фокин назначил встречу, производила впечатление необитаемой. Точнее, когда-то раньше в ней наверняка обитали, но потом все жильцы съехали или были расселены, и в квартире был проведён капитальный ремонт с перепланировкой комнат, заменой полов, оконных рам и сантехники. Следы ремонта были видны до сих пор, а почти полное отсутствие мебели дополнительно подчёркивало переходное состояние квартиры из нежилого фонда в жилой.
Впрочем, привычных к неудобствам в быту, офицеров было трудно смутить и, отыскав несколько заляпанных высохшей краской стульев, они расселись в самой большой и самой пустой комнате.
— А вот и пиво, — сказал Фокин, выставляя на середину комнаты картонную коробку с баночным «бочкарёвым».
— «Бочкарёв» испортился, — немедленно сообщил Стуколин, извлекая первую банку. — Вечно у нас так: стоит какой-нибудь марке подняться, начинают мочу гнать. Коммерсанты!
— Дарёному коню… — Лукашевич тоже вооружился банкой, дёрнул за кольцо.
— Вам привет от генерала-майора, — сообщил Фокин, усаживаясь рядом.
— От какого это генерала-майора? — с подозрением осведомился Стуколин.
— От Зартайского, — невинно улыбаясь, ответил Фокин. — Юрия Анатольевича.
— Понятно, — высказался Стуколин. — А когда его в генералы произвели?
До того молчавший Громов демонстративно кашлянул в кулак, после чего спросил:
— Надеюсь, мы приглашены не для того, чтобы выпить пивка за здоровье новоиспечённого генерала-майора?
— Разумеется, нет, — Фокин согнал со своего лица нелепую улыбку. — На самом деле проблема, которая перед нами встала на этот раз, гораздо серьёзнее всего, с чем нам до сих пор приходилось иметь дело.
— Кому это «нам»? — не удержался от реплики Стуколин.
— Нам, — сказал Фокин. — Ведь мы в одной команде, разве не так?
— Так, — снова вмешался Громов. — И помнится, нам когда-то обещали, что от нас ничего не будут скрывать. Поэтому будем конкретны: суть проблемы, боевая задача, кто отдаёт приказ и кто будет в случае провала отвечать.
— И ещё: сколько мы с этого будем иметь! — добавил меркантильный Лукашевич.
— Справедливые требования, — отозвался Фокин, он помолчал, разглядывая офицеров, и начал так: — Вы знаете уже, что выбор Маканина был в большой степени случайностью. На вашем месте могли оказаться любые другие пилоты, но после того, как выбор был всё-таки сделан, любая случайность исключена. Отныне вы в системе, а после Средней Азии — тем более. Вы доказали, что вам можно доверять, а значит, пришла пора раскрыть перед вами все карты. До последней.
— Давно пора… — проворчал Стуколин.
— Маканин представлял не только администрацию Мурманска и себя лично — за ним стояла организация, у которой до сих пор нет официального названия, но которая объединяет в своём составе весьма влиятельных людей. Среди членов этой организации — представители правительства, силовых структур, политических партий и общественных движений. Главная цель этой организации на сегодня — спасти всё, что только ещё можно спасти в условиях кризиса, к которому привели нашу страну недальновидные реформаторы. Вы уже участвовали в двух операциях, спланированных этой организацией, и могли убедиться, что мы действуем наверняка и стараемся свести возможные жертвы к минимуму…
— «Белый орёл», — сказал Лукашевич, широко открытыми глазами глядя на Фокина. — Я про это читал. Господи, так вы — «Белый орёл»?
— Эти газетчики… — Фокин брезгливо поморщился. — Да, утечки иногда случаются, но я ещё раз повторяю: организация не имеет ни названия, ни устава, мы также стараемся обходиться минимумом необходимых документов — так проще сохранить тайну её существования. А названия придумала пресса и беллетристы: «Белая стрела», «Белый орёл», «Красный витязь» — по этим кликухам можно подумать, что мы все сплошь то ли альбиносы, то ли алкоголики.
— Кто руководит организацией? — спросил Громов.
— У нас несколько лидеров, — сообщил Фокин. — Некоторых из них вы наверняка знаете. Однако в организации выработано правило: вы знакомы только с теми из её членов, знакомство с которыми поможет вам при выполнении задания. Когда-то вам было достаточно знакомства с Маканиным — теперь вы знаете меня, Зартайского и майора Прохорова.
— Но как я могу выполнять задание, если я не знаю, кто отдаёт приказ? — возразил Стуколин. — Вдруг это Зюганов, а я его терпеть не могу!
— Непосредственный приказ отдаю я, — заявил Фокин. — Меня, надеюсь, вы терпеть можете?
Стуколин пожал плечами:
— Ты меня две недели в палате держал, выходить не давал — за что мне тебя любить?
— Не надо меня любить, — сказал Фокин. — Любить надо девушек. А участие в делах организации подразумевает полную добровольность. Либо вы принимаете условие, при котором все приказы отдаю я или Зартайский, либо не принимаете и тогда нам не о чем разговаривать.