(Аустерлиц, Австрийская империя, брюмер 14 года от Провозглашения Французской Республики)

Луи де Буагильбер мало задумывался над тем, почему судьба оказалась столь благосклонна к нему. Он был слишком молод, чтобы понимать, как редко капризуля Фортуна выбирает себе фаворитов. Юности вообще свойственна самонадеянность и вера в прекрасное будущее. Но вот только ни самонадеянности, ни веры не достаточно для того, чтобы в один прекрасный момент возвыситься над другими, столь же охочими до власти, славы и богатства. Тут требуется нечто большее, а этого «нечто» у младшего де Буагильбера не было.

Луи происходил из старинного и весьма благородного рода, однако дела у его семейства, владевшего землями под Марселем, в последние сорок лет шли неважно, а Революция окончательно разорила Буагильберов, оставив единственному наследнику лишь старый дом с протекающей крышей, да ворох долговых расписок. К тому же, на его плечи легла непомерная для столь юного возраста (а Луи тогда исполнилось девятнадцать лет) ответственность: он оказался вынужден следить за воспитанием младшей сестры и ухаживать за отцом, ослепшим в результате ранения, полученного им десять лет назад в Неервинденском сражении[73] . Парижские друзья отца, которые могли бы выхлопотать пенсию для ветерана-инвалида и как-то устроить карьеру юноши, сложили свои головы на гильотине в дни якобинского террора, и ныне младшему де Буагильберу приходилось рассчитывать только на себя. Единственным выходом для дворянина в такой ситуации было бы пойти на военную службу в расчёте на быструю карьеру и богатый трофей, но Буагильбер-старший как мог отговаривал сына — будучи убеждённым роялистом, он не признал ни власть Конвента, ни Комитета общественного спасения, ни Первого консула Наполеона Бонапарта — его страна умерла на плахе вместе с Людовиком XVI, и он не хотел, чтобы его единственный наследник воевал на стороне тех, кого он сам всю жизнь искренне ненавидел. Иногда Луи горячо спорил с отцом на эту тему, утверждая, что именно благодаря Бонапарту страна встала наконец на путь возрождения, однако в душе знал, что никогда не оставит отца и сестру, если не будет уверен в их благополучии.

Чтобы как-то сводить концы с концами Луи с согласия семьи заложил дом, а вырученный капитал пустил в оборот в Марселе. Однако война на море не утихала, торговля шла плохо, а потому процентов, выручаемых с этого капитала, едва хватало на то, чтобы прокормить семью. От прислуги пришлось отказаться; только старый дворецкий Жан остался при доме, несмотря на то, что Буагильберы не могли платить ему жалованье. Луи пробовал писать и даже опубликовал под псевдонимом небольшой роман из рыцарских времён. Однако книги покупались мало и неохотно, и в конце концов издатель отказался от сотрудничества с молодым литератором.

Будущее Луи казалось беспросветным, но всё изменилось в один день. Промозглым осенним утром у ворот дома де Буагильберов остановилась богатая карета. Из неё вышел худощавый бледный человек в распахнутом чёрном плаще, под которым был виден великолепный мундир с золотым шитьём и орденами, свидетельствующий о том, что к Буагильберам пожаловал гость из самой столицы.

Жан открыл гостю дверь и спросил, как представить господина.

«Меня зовут Жозеф Фуше, — отвечал человек в мундире. — Я хотел бы видеть гражданина Луи Буагильбера».

У старого дворецкого затряслись губы: даже он, тёмный и неграмотный человек, целиком посвящающий себя дому, знал, насколько зловещая личность скрывается за простым именем — Жозеф Фуше. Ещё дворецкий подумал, что, скорее всего, внезапный визит связан с духом роялизма, царящим в доме Буагильберов, и из-за этого молодому хозяину может не поздоровиться. Ему и в голову не пришло, что для ареста лица, подозреваемого в заговоре против Первого консула, Жозефу Фуше вовсе не нужно было бы ехать из Парижа в Марсель. Поэтому напуганный Жан открыл было рот, чтобы солгать, будто молодой хозяин уехал по делам, но зловещий гость предугадал ход его мыслей:

«Я знаю, что гражданин Буагильбер здесь, — сказал Фуше. — Передайте, что я хотел бы сделать ему предложение, от которого он не сможет отказаться».

Дворецкий низко поклонился и пошёл по дому в поисках молодого хозяина. Оказывается, Луи заметил прибытие гостя и поспешил навстречу Жану с естественным вопросом, кого это принесло в такую рань.

«Это сам Жозеф Фуше, — объяснил дворецкий шёпотом. — Министр полиции».

«Что ему нужно? — обеспокоенно спросил юный де Буагильбер. — Он приехал за отцом?!» «Он сказал, что хочет поговорить с вами, господин».

Луи выпрямился во весь свой рост: когда он услышал, что министр полиции приехал к нему, а не к отцу, словно невероятный груз свалился с его плеч.

«Зови, — приказал он дворецкому. — Я приму его в библиотеке».

Переодевшись во всё свежее и причесавшись, Луи вышел к гостю. Внешне министр полиции, прославленный своим вероломством и жестокостью, не производил впечатления чудовища с гравюр Дюрера, как можно было ожидать, послушав сплетни, которыми полнился Марсель. Худоба, бледность, нездоровый блеск глаз, мундир, висящий, как на вешалке — и этот человек сумел запугать целую страну посильнее якобинцев? В руках Фуше держал потрёпанную книжку, в которой юный де Буагильбер не без удивления узнал свой собственный и единственный роман. Луи поискал глазами по полкам в библиотеке — его экземпляр находился на месте, да и не выглядел столь потрёпанным. Любопытство, вызванное словами дворецкого, усилилось, и де Буагильбер, представившись, спросил:

«Что вам угодно, гражданин министр?» «Я приехал к вам по личному поручению Первого консула, гражданин Буагильбер, — сообщил Фуше, голос и лицо его оставались при этом совершенно бесстрастными. — Буду говорить без обиняков: если вы тот человек, который нам нужен, вас ожидают богатство и слава».

Луи снова насторожился: Фуше был известен и как мастер провокации.

«Я слушаю вас, гражданин министр».