Сэр не то что бы обрадовался ей, но как-то оживился.

— Привет, – сказала Рита.

Сэр кивнул и потянулся за чайником:

— Пойду воды принесу. Посиди, я сейчас.

Рита увидела, как в стене с рисунками образовалось что-то вроде двери, которая тут же сомкнулась вновь за спиной у Сэра. В комнатке все было так же, как вчера, лишь на столе лежала толстая желтая тетрадь. Рита не удержалась и быстрым движением руки приоткрыла обложку:

Простуженный проспект

И твой бледный вид,

Вечный бронхит,

У лаза в метро,

У фонарей всегда светлей

И легче жить.

Голова в дыре,

Флейта дымит,

Люди танцуют,

Очки ушли,

В подземном переходе – дождь...

Дай закурить....

Все, что мне оставили

От старого города...

Замерзшие пальцы

На струнах ледяных,

Чугунные воротники мостов,

Суфлеры молчат.

В окнах огоньки

Чуть теплых сигарет,

Занавес из дождя,

Стена, как стена.

Все, что мне оставили

От старого города... *

Рита захлопнула тетрадь и опустилась на табуретку. Во вновь появившемся проеме в стене возник Сэр с чайником в руке. Рита вытащила из сумки пачку сигарет и закурила в ожидании чая.

— Сигареты, – обрадовался Сэр. – У меня все кончились, а идти лень.

Он взял из пачки сигарету и тоже закурил.

— Сэр, послушай, – осторожно начала Рита. – Вон тот рисунок, если я не ошибаюсь, твой?

Она была уверена, что не ошибается.

— Какой? – повернул голову Сэр.

— Вон тот, со Старым городом, – уточнила Рита.

— Мой, – кивнул Сэр и внимательно посмотрел на нее, явно ожидая продолжения вопроса.

— Значит, ты был там? – так же осторожно спросила Рита.

— Как и ты, – коротко ответил Сэр. Рита растерялась:

— Но как ты?..

— Ты же узнала его на рисунке, – улыбнулся Сэр.

— Вот дура, – выдохнула Рита и тоже улыбнулась. – Здорово там, правда?

Сэр кивнул.

— Я очень любила гулять там ночами. Идешь по улочкам вечером, когда на Старый город опускается мгла и на какое-то время словно зависает среди домов на уровне человеческого роста. Можно протянуть руку и потрогать висящие над головой сумерки... – Рита, вновь представив себе все это, мечтательно замолчала.

— Мы шли там как-то ночью по одной из улочек, – начал Сэр. – Булыжник под ногами вместо асфальта, дома эти странные, старинные и пустые, полная луна высоко над башнями... Такое чувство было, что вот сейчас раздастся стук копыт и из переулочка выедет рыцарь на коне, этакое живое воплощение средневековья... Тут действительно в переулке раздаются какие–то звуки, и прямо на нас выходит волосатая личность, изрядно пьяная, босиком, с горящей свечой в руках, и с радостным воплем "Пипл, вы откуда?!" бросается к нам на шеи. Так хотелось дать ему по башке чем-нибудь тяжелым... О, чайник закипел, – переключился Сэр и принялся разливать чай по стаканам. Рита насчитала их пять:

— Кто-то должен прийти?

— Да, – кивнул Сэр и, угадав ее следующую фразу, сказал: – Ты не помешаешь.

— А почему ты думаешь, что я... – Рита замялась, но вопрос просто рвался с ее языка. – Ну, что я не помешаю? И не пойду потом?..

— Ты же не пошла туда вчера, – пожал плечами Сэр. – И вообще, ты меня извини, люди оттуда никогда не стали бы жаться в первую попавшуюся нишу, прячась от ежевечерних выражений...

— Знаешь, – сказала Рита, – я почему-то верю тебе. Я как-то чувствую тебя... Мне кажется, что ты тоже...

Сэр внимательно посмотрел на нее:

— Я общаюсь только с теми, кого чувствую. Иначе можно нарваться на куклу.

— Ты так говоришь, точно это уже было когда-то, – тихо проговорила Рита.

— Было, – спокойно ответил Сэр, но рука его, подносившая ко рту стакан с чаем, дрогнула. – Как-то раз я так влип...

— И... что? – подтолкнула Рита. Сэр усмехнулся:

— Об этом лучше не вспоминать. Спасибо родителю – выложил кучу денег, и единственный сынок отделался легким испугом.

— А почему ты уверен, что не нарвешься теперь?

— Ты была в Старом городе? – вопросом на вопрос ответил Сэр.

— Да.

— А ты знаешь, что вход туда воспрещен и карается?

— Да.

— Но ведь как-то ты туда попала?

— Да, но это уже не моя тайна.

— Я не настаиваю, – сказал Сэр. – Дело не в этом. Если ты была в Старом городе, ты наверняка была в Освященном замке?

— Да, – кивнула Рита.

— И разговаривала с его Хранителем?

— Да, – еще раз кивнула Рита.

— Он научил меня чувствовать людей.

— Ты просил его об этом?

— Разве его нужно о чем-то просить? – удивился Сэр. – Я шел поговорить с ним. Мне был нужен ответ на один вопрос. Хранитель выслушал меня и не сказал ни слова. А потом, уже вернувшись сюда, я понял, что он мне на все ответил, и что теперь я чувствую людей.

— Счастливый, – с какой-то детской завистью протянула Рита. – Мне он сказал, что я ему слишком не ясна, во мне много разных начал, и, лишь когда победит одно из них, он сможет говорить со мной... Если это еще будет нужно мне...

— Да брось ты расстраиваться, – махнул рукой Сэр и хотел было сказать что-то еще, но в это время стена с рисунками разделилась на две части и в проеме возникли темные фигуры.

— Привет, – повернулся Сэр. – Проходите.

Подвальчик-пенальчик, только что бывший совсем пустым, как-то мгновенно наполнился людьми.

— Это Рита, – сказал всем Сэр и включил электроплитку.

Сегодня с самого утра что-то не ладилось. Рита обошла одну за другой все знакомые квартиры, успокаиваясь на время общения с друзьями и снова начиная трястись при выходе на улицу. В последнем из домов она почему-то сидела как на иголках, стремясь поскорее уйти, вернее, даже не уйти куда-либо, а просто выйти на черную, уже вечернюю улицу. Она с трудом понимала, что происходит вокруг, не слышала ничего, что говорят. Она вдруг почувствовала, что очень хочет пойти домой... Или к Сэру... Или домой... Пешком. Все равно куда, но по улице и пешком.

— Ладно, – сказала Рита, вставая. – Я пошла.

— Подожди, – растерялась хозяйка. – Мы тебя проводим.

— Не надо, я пешком, – и, быстро накинув куртку, Рита вы скользнула в ночь.

Она шла по улице, вдыхая холодный осенний воздух, и была почти счастлива, несмотря на то, что ее все же слегка трясло. Рита свернула в один из переулков и пошла, подставляя разгоряченное лицо ветру, пытаясь успокоиться и сосредоточиться. Неожиданно, независимо от этой неосознанной тряски, словно откуда-то сверху снизошло озарение, и она совершенно ясно увидела все, что будет дальше.

Это был ее последний день. Рита увидела это так ясно, и ее изнутри обдало таким диким холодом, что на несколько мгновений она даже перестала дрожать. Рита поняла, что весь сегодняшний день вел ее к концу. И сейчас, идя пешком, она идет навстречу если не смерти, то чему-то очень страшному, равному по силе. Она знала (и это знание тоже пришло откуда-то сверху), что нужно немедленно, сейчас же, выбежать на людную улицу, сесть в набитый автобус, не оставаться одной, и тогда с ней ничего не случится. Но это что-то вело ее дальше и дальше в переулок, и это что-то было сильнее ее знания. Сильнее и уверенней. И Рита обреченно свернула в еще более темное ответвление переулка, обостренным слухом воспринимая все посторонние звуки вокруг и всматриваясь в черноту ночи. Она не слышала ничьих шагов, ничего, кроме завывания ветра, видела лишь кое-где горящие тусклым светом окна. Да огромный круг луны, словно одинокий глаз, висел над ее головой.

— Не все так просто, маленькая, – услышала Рита голос за спиной, и ее, испуганную, метнувшуюся куда-то в сторону, пригвоздила к месту рука, опустившаяся ей на плечо.

— Сэр, – выдохнула Рита и, вся обмякнув, уткнулась головой в его куртку. И заплакала.

— Пойдем, – мягко, но настойчиво потянул ее Сэр. – Сегодняшний день ты доживешь не здесь. Нам нужно торопиться.

— Я не могу, – всхлипнула Рита. – Разве можно от этого убежать?