Нельзя сказать, чтобы подобное самоуправство не огорчало и не настораживало Блейри. Однако постель вожака дуэргар пустой не осталась – две близняшки из Найолы согревали ее с немалым пылом, верный Хеллид оставался по-прежнему верен, и вооруженные рабирийцы стекались в Малийли именно под его, Блейри да Греттайро, зеленый стяг с двумя перекрещенными клинками. Да и сама Раона, все чаще именуемая Стрегией из Льерри, узнав о далеко идущих планах Блейри, отбросила свое ехидство и обращалась с новоявленным князем со всей возможной почтительностью. Пусть ее развлекается, решил в конце концов Блейри. Ведьма или не ведьма, пока что Раона полезна. Если же вдруг давняя соратница сделается чересчур самонадеянной… что ж, исполнительный Хеллид с удовольствием выполнит еще одно распоряжение своего патрона.

Эскорт подошел к подножию каменной глыбы, и Лайвел, неотступно сопровождаемый колдуньей, стал подниматься наверх. Подъем давался ему тяжело – Блейри слышал хриплое дыхание, вырывавшееся из груди Хранителя Венца. Вблизи бывший управляющий Драго выглядел еще жутче. Кожа на его лице и руках высохла и пожелтела, подобно старому пергаменту, туго обтянув скулы и суставы пальцев. Даже темные глаза словно бы выцвели, утратив живой блеск, правый зрачок слегка косил. Как требовал ритуал, Блейри преклонил колено пред сиянием Венца – но Хранитель, вместо того, чтобы задавать претенденту положенные вопросы, оставался недвижим и безмолвен. Он возвышался над коленопреклоненным да Греттайро подобно ожившей мумии, отсутствующе глядя поверх головы Блейри и слегка покачиваясь.

Пауза затянулась.

Хеллид кашлянул. В толпе начали неуверенно переглядываться.

Руки Раоны, упрятанные в рукава, крепче стиснули что-то невидимое, и Лайвел внезапно, будто свечу зажгли, пришел в себя. В блеклых глазах появилась некоторая осмысленность.

– Дурная луна нынче взошла над нашими лесами, – голос бывшего управляющего звучал тенью его прежней речи, иногда падая до громкого шепота. Площадь заворожено молчала, внимая каждому слову, только потрескивали факелы в руках у воинов эскорта. – По собственной доверчивости или злой прихоти судьбы мы в единое мгновение утратили все, чем владели – земли, чары, власть и мудрость. Нам не у кого испросить совета, не на кого надеяться, некому верить. Никогда еще мир не был так жесток к нашему племени – ни в годы после Бегства, ни во времена сражений с канувшей в небытие Кхарией…

Боковым зрением да Греттайро приметил, что побелевшие губы Раоны едва заметно шевелятся, словно бы повторяя сказанное Лайвелом. Или, напротив, предвосхищая его слова. Может быть, речь старика вообще была всего лишь произнесенными им вслух мыслями девицы Авинсаль?

– Что остается делать, когда попраны все традиции, когда смерть коснулась всякого дома и всякой семьи, когда гибнет сама вера в наступление завтрашнего дня? – Лайвел помолчал, словно ожидая ответа на вопрос от собравшихся, и продолжил сам: – Сохранять и беречь то немногое, что нам осталось. Вспомнить самые древние из наших обычаев, созданных в годы испытаний и потерь. Драго оставил нас, не назвав себе преемника. Его сын продался захватчикам, он трусливо прячется вместе с ними за стенами Токлау. В иные времена Хранители обратились бы к истоку наших знаний, к Вместилищу Мудрости, попросив его назвать достойного принять Венец. Однако и такой способ отныне недоступен для нас – Вместилище, Анум Недиль, похищен и скрыт среди людей.

По собранию пробежал легчайший шепоток. Более осведомленные (точнее, заранее натасканные Хеллидом и его подчиненными) делились с несведущими горьким слухом: вестью о том, что пуантенцы с помощью отпрыска покойного Князя завладели Анум Недилем и наверняка успели вывезти его из Рабиров.

– Потому говорю вам, дети Забытых Лесов, – Лайвел неожиданно возвысил голос, заставив стоящих рядом непроизвольно вздрогнуть, – мы должны сами избрать себе нового Князя, способного объединить Рабиры для борьбы с коварными иноземцами. Мы делаем выбор сегодня и сейчас! Перед твоим народом и пред ликом духов-покровителей, по принадлежащему мне праву Хранителя и наследника Хранителей я обращаюсь к тебе, Блейри из рода Греттайро, спрашивая – помнишь ли ты имена и лица тех, кто дал тебе жизнь, кто был до тебя, и кто давно удалился от нас?

Список ритуальных вопросов и ответов составляла Раона, по капле вытягивая его из памяти Лайвела. По настоятельному требованию девицы Авинсаль Блейри вытвердил недлинный реестр от первого до последнего слова. Подлинный смысл большинства речений остался ему неясен. Иные формулировки вселяли подспудное беспокойство, но Раона отмахнулась, заявив, что зрителям куда важнее внешний блеск церемонии, нежели значение произносимых фраз. Похоже, стрегия не ошибалась, и Блейри, послушно повторяя за Лайвелом клятвы именем древа, воды и ветра, едва сдержал неуместный смешок.

До чего же легко, оказывается, управлять этой растерянной оравой – всего только проявить немного настойчивости и выдумки. Долго еще будет продолжаться торжественная тягомотина? Ага, почти закончили – осталось только подтвердить свое намерение отныне и навсегда всеми силами способствовать процветанию и укреплению Княжества, Лайвел призовет в свидетели души былых правителей, и замысел, казавшийся изначально обреченным на поражение, исполнится.

Однако, чем ближе к концу коронационной речи, тем больший смутный страх, неясная тревога охватывали самозваного князя. Брось, убеждал себя Блейри, ерунда, всего лишь ритуал, старая легенда, не более! Но ведь тройная клятва священна, ей внемлют сами лесные духи-покровители… и что там такое бормочет Лайвел негромким размеренным речитативом, так похожим на заклинание – на месте ли Раона, правильно ли проходит ритуал? Чтобы успокоиться, он начал вспоминать, как за минувшие несколько дней в ожидании церемонии много раз примерял на себя Венец. Блеск золота и синяя сапфировая звезда великолепно смотрелись в его густых, волнистых, черных как смоль волосах, а металлический холодок на лбу и ровная тяжесть короны стали за это время привычными и вселяли спокойствие…

…однако спустя несколько невыносимо долгих мгновений, когда иссохшие и напоминающие когтистые лапы мертвой птицы руки Лайвела наконец-то возложили корону Рабиров на почтительно склоненную голову нового Владыки, тонкий драгоценный обруч вдруг показался Блейри слишком давящим для столь изящной вещицы.

Беззвучная молния полыхнула в ночном небе, холодный ветер рванулся в темной листве – и прежний Блейри да Греттайро перестал существовать. Его мелкие суеверия, сомнения и страхи, мечты о безграничной власти и великой силе, помыслы о мести и планы создания новой династии разом исчезли. Вместо них пришла звенящая пустота в груди и в мыслях – и холодное знание, беспощадная сила, подобные отточенному мечу, что создан для убийства.

«…Ты не понимаешь! То, что вы задумали – безумие! Послушай: Венец очищает, Вместилище заполняет заново; Венец дает силу, Анум Недиль дает мудрость. Они немыслимы порознь! Если самозванец попытается прибегнуть к магии Анум Недиля, его ждет смерть. Если совершить то, чего вы добиваетесь, провести ритуал с одним лишь Лесным Венцом – он сам станет смертью! В твоих силах заставить меня, проклятая стрегия, – но, во имя всего святого, откажись, опомнись, пока еще не поздно!» – умолял из последних сил Лайвел, прикрученный к топчану в узком тупике Двергских Штолен, чувствуя, как с каждым мгновением истаивает его воля под напором чужой отвратительной магии. Но, кроме Раоны, никто не слышал его слов. А Стрегия из Льерри сочла, что старик бредит.

– Поднимись с колен, потомок славного рода да Греттайро! – голос Хранителя налился прежней звонкой повелительной силой, и по напряженно внимающей толпе пробежал одобрительный ропот – хотя позже некоторые уверяли, что расслышали в этом голосе плохо скрытую насмешку. – Клятвы принесены, Слово сказано, и услышали те, кому дано было услышать! Ныне возложил я Венец на твое чело, и с ним судьбу Забытых Лесов вложил в десницу твою – да будут лесные божества милостивы к тебе! Будь же нам светом во тьме, и судией в споре, будь щитом в нежданной напасти и карающим мечом для преступивших Законы Лесных Хранителей! Поднимись с колен, новый князь Забытых Лесов, и приветствуй свой народ!