– Вы шутите? Такой интересный мужчина! – шумно запротестовала Рачинская и после короткой паузы добавила: – Садитесь. В кухне осталось еще немного горячего кофе. Вы меня разочаровали. Я вынуждена была занимать архитектора беседой.

– Это тяжелая обязанность? Она прижала пальцы к вискам.

– Я боюсь его.

И, прежде чем Альберт успел удивиться, Рачинская выбежала из комнаты. Вернулась она с молочником и чистой чашкой. Уже от самой двери заговорила громко и быстро, давая ему понять, что следует забыть неосторожно вырвавшееся у нее признание.

– Наш архитектор рассказал мне интересную новость. Говорят, что вчера утром в лесу, близ монастыря в Домброво, органы безопасности нашли парашют английского производства.

– Диверсант?

– Откуда я знаю?! Возможно, какой-нибудь связной к Роките. Или агент. Кажется, неподалеку от города хотели строить большую фабрику. Вы слышали о Роките?

– Немного.

– Командир лесного отряда. Три четверти нашего уезда занимают леса. Когда командиром был Перкун, там, говорят, скрывалось тысяч десять. Вы, наверное, читали в газетах о процессе штаба Перкуна?

– Читал.

– Ну вот! Ох, как я ненавижу политику! От нее все зло на земле. Война кончилась, а покоя все нет и нет! Снова льется кровь, снова гибнут люди. Вчера напали на поезд, нескольких убили, забрали миллион злотых. Теперь этот шпион. Зачем его сбросили? В городе только об этом и говорят. Каждый новый человек вызывает подозрение…

Она вдруг прервала свои излияния. Пристально вглядывалась в лицо Альберта. Он молчал. Не спеша, маленькими глоточками пил черный кофе. Рачинская беспокойно заерзала в кресле.

Альберт отодвинул пустую чашку, сунул руку в карман пиджака.

– Вы, вероятно, захотите отметить меня в милиции. Вот мой паспорт. Старая немецкая кеннкарта [2]. В ней есть также отметка о прописке и мой варшавский адрес.

…Альберт спал до полудня. Потом принял ванну, съел обед, принесенный ему в комнату. Надел черный костюм, вынул из чемодана небольшую кожаную папку, положил в нее две книги и тетрадь с записями.

В гостиной стояли два чемодана, в прихожей раздевался высокий худой мужчина с красным носом и седыми висками. Под пальто у него был военный мундир.

– …Такое ощущение, будто меня били. Ни рук, ни ног не чувствую, – стонал он, ощупывая суставы. – Всю ночь нагруженный, как верблюд, пробирался лесом. Мы ехали на легковой машине. Нас задержали. Шофера убили, моего товарища забрали с собой. Что с ним стало, не знаю. Только под утро мне показали дорогу в город.

– У вас не забрали чемоданы? – удивилась хозяйка.

– Э-э-э, в них нет ничего ценного. Белье да измерительные инструменты, вот и все. Крестьяне пишут прошения в министерство, чтобы им заново обмерили земельные участки, так как налоги высчитываются неправильно. Но в таких условиях невозможно работать.

Мужчина отрекомендовался: землемер Рычалтовский. Хозяйка почти с ужасом назвала сногсшибательную сумму, за которую соглашалась сдать комнату. Рычалтовский кивнул головой.

Из заднего кармана брюк он вытащил толстую пачку денег.

– Ненавижу гостиницы. Предпочитаю заплатить дороже, только бы иметь покой и удобства. Мне еще в Варшаве дали ваш адрес.

– Не может быть! – не на шутку перепугалась Рачинская. – Кто вам сказал обо мне?

– Это неважно. Во всяком случае, человек, достойный доверия. Можете не беспокоиться.

Альберт откланялся и сообщил хозяйке, что вернется только к ужину.

Он решил заглянуть в гостиницу и спросить о «Ночном Лелеке». Уже в самых дверях он отказался от этого плана и вошел в гостиничный ресторан – единственный в этом городе.

Миколай выполнит приказ, Альберт был в этом уверен. Спрашивать же о швейцаре, внезапное исчезновение которого, наверное, уже возбудило подозрение уездного УБ, значило обратить на себя внимание.

Альберт заказал кофе и содовую. Вынул из папки тетрадь в истрепанной обложке и начал листать исписанные страницы.

Рачинская сказала правду: каждый новый человек возбуждал подозрение. Официантка четыре раза без всякой видимой причины прошлась мимо столика Альберта.

Альберт заказал еще чашку кофе. Официантка принесла, потом исчезла в боковой двери. Через минуту оттуда появился мужчина в белом халате и спросил Альберта, не журналист ли он из Лодзи. Альберт отрицательно покачал головой, сердито сжав зубы. «Сегодня же надо убираться отсюда», – решил он.

Осторожно переворачивал страницы тетради. В ней были выписки из английской книги, опубликованной в 1659 году Марио Казабоной. Уже первые слова звучали поразительно:

«Правдивое и верное изображение того, что произошло между доктором Джоном Ди и некоторыми духами и что повлекло бы за собой в случае удачи перемены в большинстве стран и царств мира».

Название состояло из нескольких длинных фраз, одна другой таинственнее:

3]

Неделю назад из старинной книги Казабоны Альберт перевел и переписал в тетрадь три «диалога» доктора Ди с являвшимися ему духами. Это было описание визита архангела Гавриила, подарившего Джону Ди «хрустальное зеркало».

В некоторых «диалогах», или «действиях», как их называл Джон Ди, Альберт так и не сумел разобраться. Непередаваемым стал язык потусторонних сил, апокалиптических пророчеств. Староанглийский язык книги, перемешавшись с испорченной латынью, был полон недомолвок.

«Может быть, когда-нибудь мне удастся выкроить время, чтобы как следует заняться работой Казабоны», – подумал Альберт. И тут же поймал себя на мысли, что он уже десятки раз давал подобные обещания: «Вот кончится война, займусь историческими исследованиями».

А между тем войне, казалось, и конца не было видно.

Он расплатился и вышел на улицу. За углом он спросил, где находится дом учителя Рамуза.

Рамуз жил в низеньком деревянном домике, спрятавшемся в узкой грязной улочке. Здесь росли старые каштаны, весело поблескивали на солнце свежевымазанная смолой крыша, зеленые двери и ставни.

– Его еще нет дома. Он в школе, – объяснила ему молодая девушка в белом переднике.

– В школе?

– Отец – директор гимназии. Он бывает там до четырех часов.

– Я приехал из Варшавы…

Девушка пригласила гостя в комнату. Длинный темный коридор, разделявший дом пополам, благоухал чистотой и мастикой для полов. Альберту пришлось надеть поверх своих туфель войлочные тапочки, как в музеях. В таком виде он проследовал в кабинет учителя.

«Дочка преследует отца манией чистоты», – иронизировал Альберт. В огромных тапочках он чувствовал себя, как заключенный, к ногам которого привешены тяжелые ядра.

Он уселся на широком старомодном диване, не спуская глаз со своих заарканенных ног.

– Имя вашего отца известно мне по одной научной публикации. Я пишу работу, близкую по теме этой публикации, и хотел бы получить кое-какие советы и информацию.

– Вы, вероятно, имеете в виду историю Ольбрахта Ласского?

– Да-а-а… – удивился Альбрехт. Девушка расхохоталась.

– Догадаться вовсе не трудно: отец написал только одну работу – о Ласском. Это было очень давно. Потом он стал преподавать и отказался от научной карьеры. Знаете: дом, жена, ребенок…

– Его «заковали» вот в такие мягкие тапочки? – Альберт не удержался, чтобы не уколоть хозяйку дома.

Он представлял, как смешно он выглядит. Девчонка просто издевается над ним. Она вызывала в нем враждебное чувство, желание отомстить.