— А, так ты из Киммерии! — обрадовался волшебник. — Очень хорошо, очень! Ты-то мне и нужен! И у меня уже есть для тебя отличное место… — Он сделал паузу, словно чтец, отыскивающий нужный свиток. — Ага, вот оно. Ну да, так и есть — прекрасное место, воинственное и многочисленное племя… Женщины его страстны и красивы, мужчины — храбры и кровожадны. Ты именно тот бог, что им нужен!
— И что же ты требуешь взамен этого великолепия? — поинтересовался Конан. — Власть, бессмертие, богатство, женщины… Кстати, как насчет их? Тело я сохраню или как? Без этого я не согласен!
— Сохранишь, сохранишь! — радостно воскликнул волшебник. — Ну конечно же, сохранишь! Иначе вся затея была бы лишена смысла! А суть именно в том, чтобы тебя могли лицезреть восторженные верующие! Не каждый день, конечно же… по праздникам… но могли бы!
— А женщина мне нужна каждый день! — заупрямился Конан, изо всех сил пытаясь сыграть как можно лучше — волшебник должен был уверовать в согласие киммерийца и выболтать побольше — глядишь, и из его слов Конану удастся понять, как с ним бороться… Шанс ничтожный, но иного у северянина просто не было.
— Ну, ты слишком многого хочешь! — Чародей принялся торговаться, словно мелкий разносчик на рынке. — Виданное ли это дело — женщина каждый день! Хватит и одной ночи в месяц…
— Тебе, может, и хватит, — отпарировал Конан. — Но не мне. Каждые два дня — это мое последнее слово!
— Но тогда утратится вся твоя божественность! — возмутился чародей. — Получится, я зря старался?!
— Ну, это меня не волнует, — Конан откинулся на спинку кресла.
После долгого препирательства они в конце концов сошлись на каждой четвертой ночи.
— Только учти — твоих любовниц тебе придется или есть живьем, или поджаривать на медленном огне и пожирать уже потом, — злорадно предупредил волшебник. — Иначе тебя не будут бояться, а если тебя не бояться — то какой же ты бог?
— Пожира-ать? — удивился Конан. — Вот еще! Я же не дикарь. Нет, так дело не пойдет.
Чародей, похоже, начал терять терпение. Голос его внезапно загремел, словно самый исполинский водопад. Задрожали стены, с потолка посыпалась какая-то крошка, качнулся даже пол под ногами варвара.
— Ты окончательно забылся, червь! — грянуло под сводами покоя. — Ты что, не понимаешь, что полностью в моей власти? Я смогу превратить тебя в кого захочу! В змею, которую отправлю в вольер с голодными мангустами! В вола, навечно прикованного к мельничьему колесу! Наконец, я могу тебя просто убить!
— Если бы все это было так, как ты говоришь, ты бы не торговался со мной так долго, — заметил киммериец, не теряя присутствия духа. — Значит, я тебе нужен. А коли нужен — то ты будешь выполнять мои условия, а не наоборот. А грозить мне — пустое дело. Разве ты этого еще не понял?
Вместо ответа раздался дикий рев и грохот. Каменные блоки стен разлетались в пыль под чьими-то исполинскими ударами; за несколько мгновений в противоположной стене появился широкий пролом. Там во тьме смутно мерцали алые огни, тянуло сухим жаром. И еще — оттуда неслись стоны, вопли и горестные проклятия тысяч и тысяч голосов. А потом всех их заглушило рычание Зверя. Миг спустя он появился и сам — туловище тигра, голова слона, лапы дракона, хвост скорпиона, пасть акулы… Глаза-блюдца, бивни оточены, словно копья, когти на лапах крошат каменные плиты пола… Чудовище было готово к броску.
Конан вскочил на ноги. Кажется, эта тварь не из металла — что ж, наконец-то пришло время поговорить на знакомом ему, Конану, языке!
Меч с шипением вырывался из ножен. В следующий миг бивни пронзили пустоту на том месте, где секунду назад стоял киммериец. Растопыренные лапы загребли воздух — и тоже напрасно. Конан не стоял на одном месте, он танцевал, он парил над полом, и его клинок со всей отпущенной варвару силой вонзился в уязвимое место чудовища — под мышку, по самый эфес погрузившись в свисавшие мягкие складки кожи. Остальное туловище твари было надежно защищено чешуйчатой броней; тигриные полосы поверх нее казались бредом сумасшедшего живописца.
Раздалось хлюпанье и мокрый шлепок. Северянин вырвал меч из раны и в тот же миг вонзил его снова, проворачивая вокруг своей оси. Тварь взвыла дурным голосом, завертелась на месте, слепо шаря вокруг себя чудовищными лапами и впустую щелкая когтями. Однако Конану было не впервой встречаться с подобными монстрами. Не раз и не два самонадеянные чародеи выпускали против него таких вот великанов, обильно уснащенных клыками, когтями, хоботами и прочим смертоубийственным инструментом; однако всякий раз выяснялось, что тяжелые, неповоротливые чудовища проигрывают легкому и подвижному северянину.
Из рваной раны хлынула темная вонючая кровь. Капли ее обжигали, словно в жилах чудовища струила крутой кипяток. От рева раненой твари можно было оглохнуть.
Киммериец ловко уклонился от машущего жала, ткнул острием клинка в его основание (новый взрыв воя и рева) и оказался с другой стороны чудовища. Поднырнув под чудовищную лапу, он опять повторил раз удавшийся прием. Меч вспорол складки кожи в подмышечной яме и, похоже, дошел до одной их жил — кровь хлынула, точно из пробитой бочки. Теперь оставалось только ждать, когда тварь ослабеет от потери крови. Горло, еще одно уязвимое место, у этой твари закрывали толстые роговые чешуи — ее создатель оказался хитрее прочих. Главным было не подвернуться под лапу монстра; его хваленое жало на хвосте бессильно повисло.
Обрывая драгоценные гобелены, кроша яшмовые и малахитовые скульптуры, чудовище вертелось на одном месте, пытаясь зацепить Конана когтями или же пронзить бивнями. Слоновий хобот яростно сжимался и вновь раскручивался. По отвислым губам стекала слюна. Бока твари обильно покрывала кровь. Еще некоторое время — и киммерийцу останется только добить чудовище.
Однако у так и не появившегося хозяина этой твари был предусмотрен, оказывается, и этот исход. Слабо взбрыкиваясь, тварь внезапно устремилась обратно к пролому, ненавидяще глядя на киммерийца алыми, как закат, глазами. Ей на смену из темноты двинулись ужа знакомые варвару бронзовые чудовища. Конан скрипнул зубами — для его меча эти бестии были неуязвимы — и, собрав все силы, ринулся на прорыв. Жесткая бронза ободрала бок, но киммериец сумел ужом проскользнуть между сходящихся металлических тел, устремляясь к единственному открытому для него пути бегства — пролому в стене, к той самой темноте, где зловеще вспыхивали алые зарницы. Только там у него еще оставались шансы. Только там — в полной неизвестности.
Провал встретил киммерийца разверзшейся навстречу ему исполинской бездной без дна и краев. Казалось, здесь открывается проход к тайным иномировым царствам подземных богов. Казалось, комната, в которой очнулся киммериец, располагалась на исполинском столбе, чье основание терялось где-то внизу, во мраке темных преисподних.
За спиной тяжело топал развернувшийся строй бронзовых тварей. Конан обернулся и глубоко вздохнул. Синие глаза киммерийца по-прежнему горели яростным боевым огнем, однако он понимал, что на сей раз столкнулся с силой, намного превосходящей мощь его мускулов. Этот волшебник не ошибался. Сам он так и не дерзнул появиться перед северянином, действовал чужими руками. И добился полного успеха. За спиной — неуязвимые бронзовые воины, перед лицом — беспредельность провала. Выбирай, киммериец! Шаг вперед или шаг назад? Плен или смерть? Смерть или плен? Решай быстро!
И Конан решил.
Впервые в жизни он столкнулся со столь страшным противником. С противником, который не допускал ошибок. И теперь ему, Конану, чтобы избежать позора, что хуже смерти, осталось только одно — сделать шаг вперед, в бездонную пропасть.
Северянин шагнул. На миг все его существо взорвалось истошным воплем, воплем не желавшего умирать тела — нет! повернись! сдайся! согласись! Чудовищным усилием воли варвар загнал вглубь этот жалкий и постыдный крик. Нет, он не опозориться в эти последние мгновения. Кром, отец Киммерии, смотрит на своих сыновей, и нельзя опозориться в последнюю секунду…