Никто ему не ответил. Ибо никто не понимал, что происходит.

В душе капитана Карчера поселилось беспокойство, слабое и не мешающее выполнению задания, но шепчущее: что-то идет совсем не так, как надо.

Звено поднялось на десять тысяч футов выше. Но берег все равно не появился в поле зрения. Казалось, самолеты идут вовсе не в сторону берега, а обратно в океан, хотя такое и не представлялось возможным.

Может, Флорида утонула в пучине морской?

Капитан проговорил в микрофон, надеясь, что его услышат на побережье:

— База!.. База! Где вы? Почему мы не можем видеть землю?

К счастью, его услышали. Во всяком случае, с побережья пришел ответ:

— Сообщите ваши координаты! Каким курсом идете?

Капитан посмотрел на приборы. Приборы показывали черт знает что… Стало невозможным определить не только текущие координаты самолета, но и стороны света! Вся электроника выдавала какие-то показания, никак не могущие соответствовать действительности, а такие приборы как альтиметр и компас, вообще изменяли свои показания безостановочно, словно сошли с ума.

Лидер звена опросил ведомых, в порядке ли их приборы. У всех происходило то же самое: электроника вышла из строя. И виной тому, естественно, была близость ненормально быстрого шторма, надвигающегося с океана.

И впереди по-прежнему не показывалась кромка берега.

— Я затрудняюсь сообщить координаты, — пришлось признаться капитану Карчеру. А затем он сказал вовсе абсурдную вещь: — Кажется, мы заблудились.

Проще в трех соснах заплутать, чем на реактивном самолете в полусотне миль от берега…

— Держите курс на запад! Как поняли? Курс на запад!

Голос диспетчера был далеким и труднопонимаемым. С каждым новым сообщением, доходящим с базы, слова диспетчера все сложнее поддавались разбору.

Капитан снова посмотрел на компас, затем постучал по нему рукой в перчатке. Компас ответил новым изменением показаний. Тогда летчик поднял голову в надежде определить направление полета по солнцу.

Но солнце уже исчезло в странной сияющей дымке, образовавшейся на огромной высоте. Воды океана почернели и пошли рябью.

Шторм… Он начался…

— Я не могу определить направление на запад, — с нарастающим волнением сообщил капитан. Звено все еще шло прежним курсом, не меняло его, но впереди так и не появилось берега.

Лейтенант Савадски произнес:

— Вероятно, мы отклонились на северо-восток. Полагаю, мы можем находиться в двухстах двадцати милях северо-восточнее базы. Как поняли?

Он что, бредит? Как мы могли так отклониться?

Боковой ветер, судя по приборам, отсутствовал. Но так ли это? Да и какой силы нужен ветер, чтобы самолеты не могли с ним справиться, чтобы машины относило в сторону подобно буксиру, не способному подняться вверх по течению реки?

Диспетчер еще раз потребовал, чтобы группа шла на запад.

— Я не в состоянии сделать этого! У нас вообще ничего не работает! — воскликнул Савадски.

Капитан принял решение:

— Поднимаемся. Давайте выжмем все из этих малюток.

Звено сверкнуло крыльями в призрачном свечении набирающей грозную силу бури и стало набирать дополнительную высоту. Впереди капитан Карчер мог видеть странную дымку, похожую на перистые облака, но с каждой секундой наливающуюся чернотой. Он знал, что тучи не могут формироваться на той высоте, которую выбрала себе дымка, потому ожидал от этого атмосферного явления самого худшего. На всякий случай. А еще капитан наблюдал странное свечение неба, похожее на сияние за полярным кругом.

Вдруг в шлемофоне раздался голос «гаммы-два»:

— Я теряю мощность.

— Переходи на форсаж, — приказал капитан.

— Бесполезно, сэр. Машина теряет мощность, и я ума не приложу, в чем причина.

— Что у тебя сейчас?

— Семьдесят процентов. И она падает. Сэр, мне не подняться, я иду вниз.

Самолет ведомого развернулся и пошел на снижение. Уже через пять секунд «гамма-два» выругался:

— Черт возьми, я не вижу воды! Там туман!

— Выравнивай машину! Иди на малых сколько сможешь!

— У меня мощность — сорок, сэр! — уже с паническими нотками воскликнул «гамма-два». — Я падаю, парни!

Капитан не мог помочь ведомому. Ничем абсолютно. Потому группа продолжала подъем на высоту.

И тут в треске помех раздался крик «гаммы-два». После чего его голос пропал. Безуспешно Карчер пытался вызвать его на связь: «шершень» под вторым номером, скорее всего, разбился о воду. Бортовой радар перестал регистрировать самолет ведомого.

— Выравниваем на горизонтальный полет, — наконец приказал Карчер, а затем по радио стал передавать на берег координаты крушения «гаммы-два».

— Но мы можем подняться повыше!

— Я сказал, выравниваем. Кто-нибудь видит землю? Кто-нибудь вообще что-нибудь видит?

Вокруг царил ад. Вверху перистые облака из дымчатых и полупрозрачных превратились в черно-малиновые тучи. Внизу был лишь мрак. И шторм приближался стеной, настоящей стеной из молний, дождя и перемешанных в страшном коктейле грозовых облаков цвета… смерти?

Справа возникла молния. Капитан Карчер видел ее — так близко от звена, так опасно близко.

— Что делать будем? — крикнул Савадски.

А что можно поделать в такой ситуации? Только уповать на Бога и попытаться удержать машину на лету.

И всё. Больше ничего…

Новая молния прошила воздух, теперь уже слева от звена. Капитан почувствовал, что его «шершень» стал, подобно «гамме-два», терять мощность и снижаться.

— Предлагаю спуститься к воде. Если что-то пойдет не так, катапультируйтесь.

— О'кей, «гамма-один». Идем вниз.

Пять F/A-18 с ревом устремились к океану. Теперь пилоты могли видеть туман над водой очень хорошо и вскоре уже влетели в него. Туман окутал самолеты непроницаемой мглой.

— Все на горизонтальный курс! — заревел Карчер, осознавая опасность снижения в таком густом тумане при неисправных приборах. И тут же понял, какую глупость сказал, ведь ни альтиметр, ни авиагоризонт не функционировали.

Слой тумана прошибла толстая полоса электрического разряда. Перед внутренним взоров капитана возникла картина взрыва самолета «гаммы-шесть», пораженного молнией. В шлемофоне раздался треск, поверх которого кричал «СОС!» кто-то из пилотов звена.

Группа летела невесть в каком направлении, к тому же «шершень» Карчера практически утратил всю мощность. Он просто падал.

И тогда капитан приказал:

— Всем катапультироваться!

Через две секунды он, стиснув зубы, вылетел из кабины в катапультированном кресле. Внутренности оттянуло, разум померк от перегрузки, стало невозможно дышать. Не в состоянии что-либо разглядеть во мраке тумана, капитан Карчер отдался милости Господа.

Вскоре раскрылся парашют. Пилота еще раз хорошенько встряхнуло и понесло ветром Бог знает куда.

Джон сидел у костра с видом обреченного. Его голова была перемотана белыми бинтами, и на левой височной доле проступила кровь. Голова болела, даже трещала и кружилась, но Джон, вопреки советам молодой девушки, отказался ложиться в палатке.

Рядом угрюмо сидели молодые парни, одному, должно быть, лет двадцать восемь, второму около двадцати четырех. Русские.

Из обрывков фраз и вялотекущего разговора, который люди вели периодически на английском языке, Джон пытался понять многое: кто они, как оказались здесь, почему решили забираться на головокружительную высоту секвой в нутро бомбардировщика, что планируют делать дальше. Но поначалу гул под черепом и боль, вызывающая слезы, не давали капитану сконцентрироваться. К тому же тот, кто избил его, парень с именем Стас, куда-то спрятал всё оружие. И автомат летчиков бомбардировщика, который Джон нашел в самолете, и личное его оружие — табельный пистолет SIG Sauer P226, в котором еще оставалось несколько выстрелов.

Без оружия капитан чувствовал себя скверно.

— So, — уже в который раз обращался к капитану Стас, — do you want to talk? Do you want to give answers on our questions?[16]