- Либо конфискация, либо экспроприация.

- Во! - подтвердил Трясогузка и, чтобы не повторять незнакомые трудные слова, сказал Цыгану: - Выбирай любое!

- Первое тогда! - пробормотал Цыган.

- Какое это первое? - грозно спросил командир.

- Ну… это… фиксация, что ли?

- То-то! - удовлетворённо произнёс Трясогузка. - Вот и запомни! А то - спёр! Я тебе дам - спёр!… Молодец! Получай за это! - И командир вытащил из-под ящика пару изрядно поношенных ботинок. - Обменял на сахар.

Цыган не ожидал такого подарка и стал растерянно пихать грязные ноги в ботинки.

- Обожди! - Трясогузка порылся в бездонных карманах френча и вытащил два дырявых шерстяных носка. - Надевай!… А ты докладывай, Мика!

В трудное положение попал Мика. О чём мог он рассказать? Цыган раздобыл оружие, а Мика всего-навсего узнал, что арестованы невинные люди. Он придумал, как им помочь, но для этого надо было получить согласие Трясогузки. И тут Мика допустил ошибку. Чтобы разжалобить командира, он несколько раз повторил, что заложников морят голодом и, наверно, расстреляют из-за того поезда, который они с Трясогузкой пустили под откос.

Командир слушал, слушал и вдруг спросил:

- Если б они сами устроили крушение и попались, тогда б ты не ныл?

- Тоже было бы жалко, - ответил Мика. - Но они бы хоть дело сделали!

- А почему ж они не сделали это дело? - возмутился Трясогузка. - Струсили?… Выходит, по-твоему, мы тоже не должны ничего делать, чтобы этих трусов никто не тронул? Может, прикажешь распустить армию?

Трясогузка горячился потому, что и сам почувствовал за собой какую-то вину, но тона не сбавлял.

- Хватит нюни распускать! Ещё начальник штаба называется!

Мягкий по натуре, готовый идти на уступки, Мика иногда становился каменным. И тогда он ни на шаг не отступал от своего. Так было и в этот раз. Он будто не слышал запальчивых слов командира и сказал убеждённо и твердо:

- Помочь надо.

- Как? - быстро отозвался Трясогузка.

- Надо отнести им еду и питьё. Там окошко есть.

- Выдумал ещё! - воскликнул Цыган. - Нашу еду раздавать!

- Я свою порцию носить буду.

- Чумовой! - выругался Цыган. - Да за еду!… - Он окинул взглядом мешки и ящики с продовольствием и вытянул руки, словно хотел обхватить это всё и прижать к себе. - За еду вот так держаться надо!

Трясогузка ударил его по рукам.

- Убери лапы, загребала!

Мика и Цыган выжидательно уставились на командира.

- Кормить будем! - объявил своё решение Трясогузка. - Но и работать заставим!

Никто в армии не догадался, какую работу придумал командир для заложников. А пока работать пришлось самим ребятам. Мика получил задание уложить в мешок продовольствие. Он остался в штабе. Цыган с Трясогузкой взяли десяток пустых бутылок из-под вина и пошли к реке.

Было тихо и так темно, что мальчишки не сразу попали к берегу. Только журчание воды помогло им выбраться из кустов. А дальше дорога прямиком привела их к мосту.

- Где винтовка? - шёпотом спросил Трясогузка.

- В воде… И патроны там, - ответил Цыган и лязгнул зубами, предчувствуя, что сейчас ему придётся купаться. - Неужели полезем?

- Нет, подождём! - усмехнулся Трясогузка. - Всплывают только утопленники, да и то не всегда!… Положи бутылки и раздевайся!

Цыгана охватила дрожь.

- Б-р-р! - вырвалось у него, когда он нагнулся и снял ботинки.

- Х-х-х! - услышал Трясогузка, когда Цыган стянул с плеч рубашку.

- Прекрати! - сердито сказал командир.

- Н-не я… С-само!… Это опасная пантомима!

- Гогочка какая! - прикрикнул командир и, помолчав, добавил: - Одевайся!

Трясогузка сам сбросил одежду, вошёл в воду по колено, спросил:

- Здесь?

- Поглубже! - ответил Цыган с берега.

Трясогузка сделал ещё несколько шагов. Вода дошла до пояса.

- Ещё немножко! - сказал Цыган.

Над водой остались плечи и голова командира.

- Тут вроде! - произнёс Цыган.

- Не мог уж поближе к берегу бросить! - прошипел Трясогузка и, вдохнув воздух, без всплеска погрузился в воду с головой…

Мика был удивлён, когда на кучу соломы из люка упали цинковая коробка с патронами и винтовка. Появился Трясогузка с мокрой головой и синими губами. Он принял от Цыгана бутылки с водой, поставил их к стене, уселся у печки и выдавил из себя:

- П-пороху!

Цыган бросился к бочкам, принёс две пригоршни пороху и осторожно, по щепотке, стал сыпать на угли. Подвал озарился яркими вспышками и наполнился запахом пороховой гари.

Ведро раскалилось докрасна. Губы у Трясогузки порозовели.

- Я бы сам полез, да он не дал! - объяснил Цыган Мике.

- Холеру какую-нибудь подхватил бы - потом возись с тобой, - сказал Трясогузка. - Тебе ещё будет работа сегодня. Гитара в порядке?

- В порядке!

- А у тебя, Мика, всё готово?

- Флажки остались.

- Пиши скорей!

Мика разложил на ящике заранее приготовленные куски батиста и спросил у командира:

- Три?

- Зачем это? - удивился Цыган.

- Нас трое стало, - ответил Трясогузка.

- А если десять будет или сто?

Вопрос заставил командира задуматься.

- Да и к чему они? - продолжал Цыган. - С этими тряпками только попадёшься!

- Ты что ж, против знамён? - строго спросил командир. - Нет знамени - нет и армии!

Когда Мика сделал надпись на одном флажке и взялся за второй, Трясогузка неохотно добавил:

- Сегодня одного хватит, а потом посмотрим…

Эшелон отправлялся на фронт. По этому случаю солдатам выдали по стакану водки. Но она не подняла настроения. Если и смеялись, то невесело. В шутках слышалась тревога. Ходили слухи, что Красная Армия готовится к большому наступлению. Потому и подтягивались к фронту новые белогвардейские части. И никакой хмель не мог вытеснить из головы мысль о предстоящих боях. С завистью смотрели солдаты на дежурившего у пакгауза часового: он оставался в городе.

Погрузка закончилась. Ждали, когда подадут паровоз. От нечего делать дымили длинными самокрутками. Солдаты, свесив ноги, сидели в дверях вагонов, лениво перебрасывались словами.

И вдруг задорно и весело затренькала гитара. Рядом с пакгаузом стоял Цыган. Гитара порхала в его руках. Он кружил ею над головой, перебрасывал за спиной из руки в руку, протаскивал под коленом и успевал щипать за струны. Гитара пела не умолкая.

Закончив короткий номер, рассчитанный на то, чтобы привлечь внимание, Цыган театрально раскланялся.

- Убирайся отсюда! - сказал часовой, карауливший заложников.

- А тебе что, жалко? - закричал солдат из вагона. - Пусть поиграет!

- Не положено! - ответил часовой. - Здесь заключённые.

- Какой законник! - зло усмехнулся солдат.

Его поддержали многие. Часовому кричали:

- Заткнись, тыловая крыса!

- Он сменится и дрыхать пойдёт, а мы - в окопы!…

- Играй, хлопец!

- Мы, может, кроме пуль, ничего и не услышим больше!

Часовой махнул рукой. Спорить было опасно. Подвыпившие, обозлённые солдаты могли расправиться с ним. Что им терять? Дальше фронта их не отправят.

Цыган снова ударил по струнам. На этот раз он то подскакивал, разбросив ноги в стороны, то присаживался и на пятках ходил по кругу, то начинал кружиться волчком.

Солдаты столпились вокруг паренька. Часовой подошёл поближе.

В это время Мика и Трясогузка подкрались к задней стенке пакгауза. Мика забрался командиру на плечи, привстал на цыпочки, дотянулся до оконной решётки и шепнул:

- Достал.

Трясогузка вытащил из мешка кусок сахару, подал его Мике. Кусок исчез в темноте за прутьями решётки. Мика услышал негромкий удар - сахар упал на пол. В пакгаузе завозились. Послышались приглушённые голоса.

Трясогузка подал связку баранок. Мика и её просунул за решётку. А когда он пропихивал между прутьев твёрдую копчёную колбасу, его пальцы встретились с чужими пальцами. Заложник и Мика не видели друг друга и не произнесли ни слова, но работа пошла быстрей. Теперь можно было передавать и бутылки с водой, и оружие. Мужские руки за решёткой проворно подхватывали всё, что просовывал Мика.