— Не собьётся Шайтан? Не заведёт нас? — прокричала Кирилка.

— Никогда! — в ответ крикнул Вася и тут же добавил: — А ну, поменяйся быстренько с тётей местами.

— Зачем?

— Поменяйся, говорю, местами! Олимпиада Петровна, идите сюда! — закричал Вася ещё громче и нетерпеливее, и Кирилка с тётей завозились в кабине, с трудом стали перелезать, а Вася и сам уже подвинулся так, что тётя вдруг очутилась не на Кирилкином, а на водительском месте.

Она было шарахнулась обратно, да Вася прямо-таки принудил её взяться за рычаги:

— Действуйте!

Тётя готова была теперь к любой неожиданности, но к этой — нет. Она в жизни не управляла никакой техникой, кроме швейной машинки, а тут в руках её оказался целый трактор, грозно ревущий, лязгающий и неудержимо катящийся по сугробам неведомо куда.

Впрочем, куда он должен катиться, тётя понимала. Он должен идти всё время за Шайтаном, да только Шайтан вдруг стал забирать в сторону да в сторону, а трактор катил прямо и прямо. Тётя закричала:

— Где тут что нажимать? Говорите скорей!

— Правый рычаг на себя! — скомандовал Вася.

Тётя изо всех сил рванула правый рычаг, и трактор вдруг послушался очень легко. Он повернулся даже больше, чем требовалось. Подправить его другим рычагом тётя догадалась сама и с радостным вздохом, даже с ликованием, обернулась.

Она решила, что Вася посадил её за управление лишь для того, чтобы она совсем перестала трусить, чтобы сама увидела, какая у них надёжная машина и как хорошо показывает путь Шайтан, да тут же увидела: Вася посадил её к рычагам совсем не за тем.

Сам он управлять трактором не мог, ему нужна была срочная передышка.

Вася опять сидел, кланялся, опять бранился. Обмороженные руки, должно быть, сильно ломило, и он не знал, куда их девать. Он то постукивал кулак о кулак, то совал их поближе к тёплому мотору к передней стенке, то снова постукивал.

Наконец положил обе руки на колено, приказал Кирилке:

— Три! Бери варежки и три!

Кирилка провела варежкой по Васиным пальцам.

— Смелей! — втянул в себя воздух Вася и покрутил головой. — Смелей и быстрей! Изо всех сил жми…

И она стала тереть быстрей, нажимать с такой силой, что своим рукам стало больно, а Вася всё покряхтывал да покрякивал:

— Ещё сильней! Ещё! Ага! Гореть начали. Значит, отходят. Значит, целы.

Кирилке самой стало жарко. Ей хотелось сбросить шапку, расстегнуться, да Вася не позволял остановиться, всё подгонял:

— Давай, давай!

Это «давай, давай» доносилось и до тёти, и она вцеплялась в рычаги ещё крепче, припадала к смотровому стеклу ещё ближе, и ей казалось, от таких её усилий трактор ревёт ещё громче, катится ещё быстрей.

Но вот Вася поднял руки, стал их бережно потирать сам.

— Спасибо, подсолнушек! Быть тебе доктором.

Кирилка отпыхнулась и тоже пошутила в ответ:

— Мне доктором, а тёте трактористом. Гляньте-ка…

При слабом свете окошка тётин курносый профиль в нахлобученной папахе выглядел весьма внушительно. Олимпиада Петровна вовсю шуровала рычагами.

Шайтан всё чаще и чаще сворачивал то в одну, то в другую сторону. Степь теперь стала холмистой, и укрытая снегом дорога широко запетляла меж этих холмов. На склонах то тут, то там затемнели деревья, они спускались навстречу трактору, сначала негустыми, редкими островками, потом слились на той и на этой стороне в две сплошные чащи, и трактор с телегой побежал по узкой, совсем тихой долине.

Луна высветила какие-то белые кочки, длинные, похожие на следы полозьев полосы, и все поняли, что выехали на крепкую, настоящую дорогу.

Шайтан сразу сел и стал похож на остроухий чёрный пенёк.

— Туго знает своё дело! Поручение исполнил — решил отдохнуть! — радостно объяснил Вася и сам остановил трактор, свистнул пса.

Шайтан влетел в кабину мохнатым вихрем, принялся вертеться, толкаться, безо всякого стеснения совать всем в руки холодный нос. Он прекрасно понимал свою заслугу, шумно и суетливо радовался и хотел с каждым в кабине этой радостью поделиться.

— Хорошо бы его сейчас угостить, — подумала вслух Кирилка.

— Хорошо-то хорошо, да, наверное, нечем, — сказал Вася, но на всякий случай включил в кабине крохотную лампочку, стал проверять карманы ватника.

Он медленно опускал руку в карман, пёс внимательно наклонял голову, следил за рукой, да только на припухшей ладони тракториста появлялись каждый раз то гайка, то ножик, сделанный из обломка слесарной пилы, то ещё какая-нибудь металлическая штуковина. Лишь под конец на ней оказалась расплющенная корочка, и Шайтан корочку слизнул, проглотил в один приём.

— Эх вы… Хозяин! — с укоризной сказала тётя. — Да за такую службу разве так надо благодарить? А ну, подайте сюда чемодан.

И на глазах изумлённой Кирилки тётя безо всяких колебаний раскрыла чемодан, с громким шорохом развернула бумажную упаковку, потребовала у Васи нож.

Затем всё так же решительно и быстро прямо на крышке чемодана развалила пирог надвое острым лезвием ножа, одну половинку опять спрятала, а вторую поделила ровно на четыре части. Выбрала самый поджаристый кусок, и Шайтан ловко поймал его на лету.

— Ого! — сказал Вася. — Угощают тебя, Шайтан, прямо по-царски!

— Вы тоже угощайтесь, — сказала тётя Васе и Кирилке.

Кирилка ломоть взяла, но держала его перед собой как бы не замечая. Она всё ещё не могла отвести глаз от тёти. Она прямо-таки не узнавала её, свою вечно пугливую и не шибко расторопную тётю.

Спокойнёхонько навалясь на засаленную до мазутного блеска спинку сиденья и нисколько не оберегая новое пальто, Олимпиада Петровна Чечкина восседала за тракторными рычагами так, как будто просидела тут всю свою трудовую жизнь. Она, как хорошо поработавший и знающий себе цену человек, с аппетитом откусывала от пирога, поглядывала сквозь широкое стекло на снежную долину, на тёмные деревья, на зеленоватую холодную луну, поглядывала на Васю и рассуждала с ним совершенно на равных, как бывалый водитель с водителем:

— Ну что, Вася? Поедим и дальше тронемся?

— Угу, — кивнул Вася, уплетая пирог.

— А всё-таки вы молодчаги с Шайтаном. Надо же, попасть в такую ужасную переделку и — выскочить… Рукам легче стало?

— Угу, — опять кивнул Вася, потому что всё ещё был занят пирогом.

Наконец управился, заявил:

— Тоже мне «переделка»! Для нас это дело обыкновенное. Вы сами-то как?

— Отлично. Не скажу, что для меня это дело обыкновенное, но… — Она запросто, ни капли не смущаясь, похлопала по рубчатой рукоятке рычага: — Но если надо, могу ещё порулить.

Вид у неё стал такой важный, что Кирилка сказала:

— Ох, тётя, тётя! Вот бы глянул теперь на вас Мадам, наверняка бы опять свалился с лавочки. И покупать обратный билет уже не позвал бы… Вот вам, тётя, и край земли! Помните?

— Гав! — вмешался в разговор Шайтан, потому что вкусный кусок давно съел и ему хотелось ещё.

А Вася спросил:

— Край земли? Какой край земли? Где?

— Нигде, — быстро отмахнулась тётя. — Это мы так, меж собой… Пустяки.

Но Вася, как видно, и сам догадался, на что намекает Кирилка.

Он подумал и сказал:

— Край земли там, где нас нет. А там, где мы, там у неё самая что ни есть серединка. — Потом пошутил: — Пока пирог не доели весь, поехали дальше. А то и в самом деле такую вкусноту до совхоза не довезём.

— Довезё-ом! — со всей уверенностью заявила тётя, деловито отряхнула с ладоней крошки, опять было взялась за рычаги, да взглянула на Васю, очень вежливо спросила:

— Можно? Ничего, если я порулю ещё минут пять? Без Шайтана. Сама.

— Ну, если пять минут, то можно, — улыбнулся Вася, помог включить скорость, и они тронулись дальше.

А Кирилка ехала, смотрела на зимнюю ночную дорогу, на тихие, в белых шапках деревья и тоже тихонько, про себя, думала.

Она думала о том, что кем-кем, а тётей теперь ей, Кирилке, больше не командовать.

Ей тоже теперь придётся всегда и обо всём разговаривать с тётей на равных, и это очень хорошо.