1.
И я в моём тёплом теле
лелеял глухую лень.
Сонно звенят недели,
вечность проходит в тень.
Месяца лысое темя
прикрыто дымным плащом,
музыкой сонного времени
мой увенчаю дом.
Ухо улицы глухо,
кружится карусель.
Звёзды злые старухи
качают дней колыбель.
Май 1920 года
2.
На набережной болтаются
дома у самой реки.
Безкосые китайцы
ждут звёздной руки.
А каменные солдаты,
мечтающие о хлебе,
проваливаются в квадраты,
просверленные на небе.
Внимания не обращая
ни на Великого, ни на Петра,
дряхлым шагам внимая,
заря поёт до утра.
Земля ещё дышит
красными шестами мятежей.
Шаги прозвучат ещё тише
по дорогам соседних аллей.
Август 1920 г.
Стихи из цикла "Дивертисмент".
3.
Играет на корнете-а-пистоне
Мой друг, мой верный друг.
На голубом балконе
Из длинных синих рук.
Моё подымет платье
Весёлый ветерок,
Играя на закате
В краснеющий рожок.
Я прохожу по улице
В юбке до колен;
Становишься распутницей:
Так много перемен.
Я в лавке продовольственной
В очередях стою.
Всё помню с удовольствием
Последнее люблю!
И плачу долгим вечером,
И думаю о нём,
Что ж — делать больше нечего.
Вздыхаю пред огнём.
4.
Та-ра-ра-бумбия
Сижу на тумбе я.
Простерты руки
К скучной скуке.
Рука простёртая
Ласкает звёздочки,
А солнце мёртвое
Лежит на жёрдочке.
У неё узкая талия
А в руках белое полотенце;
Мои глаза в Австралии
Темнее тамошних туземцев.
Та-ра-ра-бумбия
Сижу на тумбе я.
5.
Ночь каменеет на мосту,
Холодный снег и сух и прост.
Послушайте, трактир мой пуст,
Где звёзды лошадиный хвост.
У загнанного неба мало
Глядят глаза на нас, когда
Влетают в яркие вокзалы
Глухонемые поезда;
Где до утра
Ревут кондуктора.
А ночь горбатая взрастает до зари,
И хмуро жмурятся от снега фонари.
Надень меха!
По улицам пройдись!
Она тиха
Воров безумных летопись.
Чёрный Гарри крался по лестнице
Держа в руке фонарь и отмычки;
А уличные прелестницы
Гостей ласкали по привычке.
Чёрной ночью сладок мрак
Для проделок вора.
Трусит лишь один дурак
В серых коридорах.
О пустынный кабинет,
Электрический фонарик!
Чуть скрипит сухой паркет, -
Осторожен тихий Гарри.
А в трактире осталась та,
Ради которой он у цели.
О, красавица твои уста
И они участвуют в деле!
Вот уж близок тёмный шкаф
С милыми деньгами.
Но предстал нежданно граф
С грозными усами.
И моментально в белый лоб
Вцепилась пуля револьвера.
Его сложила в нищий гроб
Ни сифилис и не холера.
Не пойте черноглазых од
над жертвою слепого рока.
Пусть месяц скорбный идиот
Целует руки у востока.
6.
Рвётся ночью ветер в окна,
Отвори-ка! отвори!
Я задумалась глубоко
Но ждала вас до зари.
Я любила вас, не зная,
На четвёртом этаже.
Всё по комнатам гуляю
Одиноко в неглиже.
Ах зачем же тихо стонет
Зимний день на Рождество.
Вы сдуваете с ладоней
Пепел сердца моего.
Пусть мои закрыты двери,
Под глазами синева.
Разболелась от потери,
Закружилась голова.
7.
"В ночных шикарных ресторанах."
Из соврем. романса.
Аргентинское танго.
В ресторанах злых и сонных
Шикарный вечер догорал.
В глазах давно опустошённых
Сверка недопитый бокал,
А на эстраде утомлённой,
Кружась над чёрною ногой,
Был бой зрачков в неё влюблённых,
Влюблённых в тихое танго.
И извиваясь телом голубым,
Она танцует полупьяная
(Скрипач и плач трубы),
Забавно-ресторанная.
Пьянеет музыка печальных скрипок,
Мерцанье ламп надменно и легко.
И подают сверкающий напиток
Нежнейших ног, обтянутых в трико.
Но лживых песен танец весел,
Уж не подняться с пышных кресел,
Пролив слезу.
Мы вечера плетём, как банты,
Где сладострастно дремлют франты,
В ночную синюю косу.
Кто в свирель кафешантанную
Зимним вечером поёт:
Об убийстве в ресторане
На краснеющем диване,
Где темнеет глаз кружок.
К ней, танцующей в тумане,
Он придёт — ревнивый Джо.
Он пронзит её кинжалом,
Платье тонкое распорет;
На лице своём усталом
Нарисует страсть и горе.
Танцовщица с умершими руками
Лежит под красным светом фонаря.
А он по-прежнему гуляет вечерами,
И с ним свинцовая заря.
1920 г.
Ноябрь-декабрь
8 — 16.
В ленинградское отделение
Всероссийского союза поэтов
10 стихов
александравведенского
I
Ленинградскому отделению
ВСЕРОССИЙСКОГО СОЮЗА ПОЭТОВ
а вам вам ТАРАКАНАМ
кричУ с БАЛКОНА ТЕПЕРЬ
что иным детям безрассудно
то вам КАСПИЙСКАЯ ГУБЕРНИЯ
ЧЕРТИ
II
три угла четыре колокольни
три боба нестругана доска
стало сердце ОТ ВЧЕРАШНЕЙ БРАНИ
отчего нестругана доска
оттого что сгнила
III
ТАТАРИН МОЙ татарин
у тебя хорошие усы
ТЫ СЛАВНО ЗАБИВАЕШЬ ГВОЗДИ
прекрасный ты столяр
ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК ТАТАРИН
IV
ны моя ны
моя маленькая грязная ны
моя нечистоплотная ны
моя милая хорошая ны
КРЕПКАЯ КАК ОРЕШЕК
моя добрая старушка ны
славная обкуренная трубка
А КОГДА КУПИЛ НЕ ПОМНЮ
V
шопышин А шопыши А шопышин А шопышин а
мост поперечен крыло поломали стало как в бочке стало сельдь
была голова круглой хвост был длинный глаза два гривенника агарусный ШАРФ
ты отчего ржавая
отчего на простынях
отчего при лампочке
УшЕЛОГая
Вспыхнул керосин и потух полосы ночные пошли и выглянув
из-за лампы пуп и
застыл
Плесневая струйка ползёт в ней царствует бензИН в узком платьЕ
Струйка тир-тир-тир ляски это не отверстие мячик гриб в углу
а над грибом одна звёздочка и страшно высоко как пустошь
написано было ФАТА УГЛЕКОП ОЛИФА СЕЛЁДКА
VI
Нас немного карликов
мы глухие жолобы
а седло у нас
будапешт туркестан суламифь конь
есть одНИ большие звёзды
и одни большие лица
как коричневая пакля
выкрашенные потому в цвет
все деревья в кушаках
ЭНЬЗЯ БЕНЬЗЯ и фаддей
старенькая наша дедушка
ИЗБА какая звонКая НИЗка