– Ну естественно. Чем американцы еще могут? Так у них во время пуска сгорела вся электронная начинка. А это значит! – Александр Ген в восторге поднял палец. – Это значит, что у Зоны есть сознание и она защищается!

Вот Ген, подумал Калита, он складывает мозаики. Он молодец. Он знает свое дело. Побольше бы таких гениев. Но ведь и они не всегда правы. А кто тогда?

– А ты знаешь, что наша Зона окружена средними ракетами? – спросил Калита. – Вокруг Зоны куча установок типа 'точка' напихано.

– Думаешь, будут стрелять?

– А кто его знает? Но согласно твоей логике следует, что Зона должна все ракеты уничтожить.

– Громко сказано! – согласился Венгловский. – Как? Это физически невозможно.

– А может, она и уничтожит? – предположил Ген. – Может, уже кто-нибудь крадется в темноте? Или какие-нибудь новые 'наездники' прискачут?

– Чего-то врешь, молодец! – прокаркала Рахиль Яковлевна Нищета из своего глубокого кресла с высокой спинкой, потягивая душистый ром. – Ты еще скажи, что Зоны связаны между собой.

– Есть и такое предложение! – в восторге подскочил Ген, расплескав при этом себе чай на колени. – Я как раз работаю над справедливостью закона четности. Если он действительно справедлив, тогда ясно, откуда появляется Дыра.

– Откуда? – полюбопытствовал Венгловский.

– Откуда, откуда? – переспросил он. – Из зазеркалья!

– Брось, маловероятно! – заявил Калита. – Вчера сообщение было по телеку. Зазеркалье-то есть, конечно, но очень мало. Не больше двух десятых процента. А если учесть, что размазана по всей вселенной…

– А-а-а! Вот видишь! – обрадовался Ген, перебивая его. – Есть! Есть!

– Ну может быть, и есть, – согласился Венгловский.

– Не может быть, а точно!

Ген прыгал в возбужденном состоянии, теряя достоинство. Сколько Калита его знал, столько Ген и выдумывал свои теории. Это было его хобби, смыслом жизни. Кто-то собирал марки, кто-то коллекционировал женщин – Ген копил идеи. Иногда это занятие давало хорошие результаты. Настолько хорошие, что однажды ему присудили Нобелевскую премию в области информативных полей Зон. Его заросшая седая физиономия долго мелькала на обложках таблоидов и в выпусках новостей. Но Ген не поехал в Стокгольм. Он проигнорировал приглашение ученой комиссии. А из племени журналистов к нему никто не смел приблизиться на расстояние пушечного выстрела, чтобы взять интервью. Постепенно о нем забыли. Казалось, ученого это только забавляло. Он не придавал своей славе никакого значения и вылезать из Зоны не собирался. Мало того, он считал, что только находясь здесь, он может творить независимо и честно. В свое время он так был увлечен Зоной, что назвал своего сына Максимом в честь героя романа 'Обитаемый остров'. Но где теперь этот сын? Ген подозревал, что он сделался сталкером и ушел искать в Дыру свой 'обитаемый остров'. Все смешалось в жизни Гена, и он был по-своему несчастным человеком. Как, впрочем, и все мы, думал Калита. Он считал, что его друг искал смысл так, где его не было, и вообще, Калита тихо презирал всякую науку, тем более теоретическую.

– Все это так, – согласился Юра Венгловский, но пришельцы так и остались непостижимыми. Мы даже не знаем, были ли они. Правда, может, пролетал какой-нибудь корабль и сбросил мешок с мусором. Кто знает?

– Чего-то они часто сбрасывают одни отходы, – иронически заметила Рахиль Яковлевна Нищета, доливая себе в чай большую порцию рома.

– Да, в космосе зафиксированы какие-то странные объекты плазменного характера, – согласился Ген. –При попытке разобраться, это неизменно приводит к неумышленному абсурду. Но эта теория устарела еще во времена Стругацких и Лема, потому что никто не может выскочить из собственной истории, сколько ни побуждай его. Разве мы не пытались перетащить, например, афганцев из каменного века в век индустрии? Пытались. Что из этого вышло? До сих пор мак выращивают. Иными словами, человечество не может самостоятельно преодолеть разрыв между цивилизациями. Выходит, что мы только в начале пути. Должно быть, существуют дилеммы, о которых мы не имеем ни малейшего представления. Все дискуссии впереди. Мы только заглядываем в Дыру. Многие вещи мы невольно игнорируем. Если завтра Дыра откроется, то мы приблизимся еще на один шаг в понимании материи.

Ген устало откинулся на спинку стула. Глаза его возбужденно блестели.

– А вдруг это вообще не инопланетяне, а свойство Дыры как таковой, без логики, без всякого повода к понимаю происходящего? – хитро спросил Калита.

– Тогда нам этого не пережить, ибо это будет не информационный мир, а хаос, который требуется нормализовать, но так как он бесконечно огромный, то скорее всего человечество погибнет.

– То есть захлебнется?

– Ну что-то вроде этого.

– А что вы видели прошлый раз? – спросил Венгловский, и прежде чем закончил фразу, поймал себя на мысли, что в пещеру мгновенно вползла тишина.

– Как тебе сказать?.. – начал Калита, старательно подбирая слова.

– А чего говорить?! – удивился Ген. – То же самое, что и здесь, только солнце вращалось не с востока на запад, а наоборот.

– Я ничего подобного не видел, – заявил Калита и насупился, как мышь на крупу.

– Расскажи им, расскажи! – твердил Ген.

– Мы же договаривались, – упрекнул его Калита, – без фанатизма!

– Ну вообще-то, да… – согласился Ген и виновато посмотрел на Венгловского. – Понимаешь, в чем дело, нельзя этого говорить. Это надо увидеть. Там совсем другая структура. Скорее всего, это все же пикник на обочине, но несознательных существ, а некой материи. Еще Ницше говорил о 'Бездне'. 'Если ты долго вглядываешься в нее, то рано или поздно она начнет вглядываться в тебя'. Мне это объяснение нравится больше. В общем, это неидеальный мир, потому что испортить его пару пустяков. Он не для людей.

– А зачем тогда мы туда премся толпой? – удивилась даже мудрая Рахиль Яковлевна Нищета, которая, казалось, на своем веку повидала все.

– А чтобы понять, – наивно объяснил Ген.

– Ну ты даешь, блин, ученый! Все запутал! Даже то, что казалось ясным и понятным. А ясным и понятным у нас был только коммунизм, – прокаркала Рахиль Яковлевна Нищета. – Щеки ее уже порозовели пропорционально количеству выпитого рома. – В любом случае, завтра все увидим, – добавила она.

– Рахиль Яковлевна, вы тоже идете?! – удивился Калита с намеком на ее возраст.

– Ну а как же? – удивилась она. – За своей долей. Имею я там свою долю или нет?

Ходили сплетни, что она одна знает, как попасть в Дыру, что якобы, у нее есть свой ход. Но Калита не верил. Если бы знала, то давно попала, думал он.

– Предупреждать надо, – проворчал разочарованный Калита, приподнимаясь.

Все было ясно: его, как пацана, обвели вокруг пальца. Узнали планы и еще кое-что. Перехитрили. Нехорошо, нехорошо, цепенея, думал он. И в это время их тряхануло. Он автоматически отметил время. На часах было пять двадцать.

Старуха исчезла прежде, чем он оторвал взгляд от часов, и он понял, что его так смущало: это была не Рахиль Яковлевна Нищета собственной персоной, а ее фантом.

– Ну не мог я! Не мог! – закричал Александр Ген. – Черт ее знает, что там у нее в ридикюле!

Это точно, подумал Калита. Дал я маху. Теперь войны не избежать. А воевать с Рахиль Яковлевной Нищетой он, ох, как не хотел.

Они бежали по каким-то узким округлым галереям. И Калиту поразило то, что поющие улитки 'кудзу', чей голос обычно так приятно ласкал слух, стали подобны библейским сиренам, и их вопли проникали сквозь землю и выворачивали душу. Хотелось упасть, заткнуть уши и забиться головой в какой-нибудь темный угол и самому выть – от боли, от страха, от ужаса. Не спасал даже шлем, словно его и не было на голове. Но, похоже, только Александр Ген знал, что делать. Втолкнул их в какой-то склеп и захлопнул за собой бронированную дверь. Вой тотчас стал не громче комариного писка, и можно было выпрямиться и спокойно вздохнуть.

– Что это? – спросил Калита.

– Старое бомбоубежище. Я только его модернизировал. Поставил активную защиту. Водки притащил.