Отец спросил:

— Тебе что, нечего сказать? — но я в ответ только вспыхнула, хотя мне хотелось кричать: «Когда я говорю, ты меня все равно не слушаешь!»

Но в конце концов, мои мысли были настолько заняты платьем, которое висело в моем гардеробе рядом с тем, которое предназначалось для Гвеннан, что слова отца меня не слишком задели. Я гадала: увидит ли меня в этом наряде Бевил и как он ему понравится? Гвеннан сказала, что мы должны хранить в строжайшей тайне свою находку, иначе родители запретят нам нарядиться в эти платья. Однако я не могла удержаться от того, чтобы не посвятить в свой секрет Фанни, и она помогла подогнать голубое платье для Гвеннан и привести в порядок платье для меня. Фанни заверила нас, что не причинила нарядам никакого ущерба; так что после бала мы сможем просто положить их туда, откуда взяли. Еще она повесила платья на балкон, чтобы их проветрить и просушить, а тем временем мы втроем устроили долгое заседание в моей спальне, которое, похоже, доставило Фанни не меньшую радость, чем нам.

В вечер бала Фанни расчесывала мои непослушные волосы, пока они ровными волнами не легли мне на плечи; затем она помогла мне надеть платье и усадила меня перед зеркалом, чтобы я могла видеть, как она заканчивает меня причесывать и надевает сетку с драгоценными камнями. Из зеркала на меня смотрело мое собственное лицо: зеленые глаза казались еще зеленее — так они сияли, легкий румянец проступил на щеках, я уже готова была поверить, что в этом платье я привлекательна.

— Ну вот, вы и готовы, моя леди, — сказала Фанни. — Полностью готовы к балу.

Дом начинал потихоньку оживать. Отовсюду слышались голоса; прибыли музыканты, а гости, остановившиеся в нашем доме, уже были вместе с отцом в бальной зале. На этот раз тетя Кларисса отцу не помогала — ей слишком далеко пришлось бы ехать сюда из Лондона, — и отцу предстояло одному всех развлекать.

Я уселась на подоконник в спальне, и мы с Фанни принялись разглядывать подъезжающие кареты.

Это было потрясающее зрелище: гости в карнавальных костюмах и масках, важно выступающие по ковровой дорожке к крыльцу. Прибытие Леверетов вызвало некоторый переполох, ибо они прибыли в своем самодвижущемся экипаже. У них единственных в округе была такая штука, и, когда они выезжали на ней, люди выбегали из своих домов, чтобы поглазеть на эту диковину; а если она ломалась и приходилось нанимать лошадей и тащить ее на буксире, те же зеваки долго судачили о том, как глупы эти современные изобретения. В Лондоне с прошлого года к этому новшеству стали относиться с большим уважением, поскольку закон, требовавший, чтобы перед ним обязательно шел специальный человек с красным флагом, отменили, а верхний предел скорости увеличили до четырнадцати миль в час. Однако здесь, в далеком Корнуолле, к самодвижущимся экипажам все еще относились с подозрением и презрением, и я была вполне согласна с тем, что семейство Леверет в карнавальных костюмах выглядело в подобной штуке нелепо.

Я рассмеялась, и Фанни заметила:

— Ну форменный цирк!

— Я вот думаю, как это было в прошлом… Давным-давно…

— Вы слишком возбуждены, мисс.

— Разве?

— Ну да. Я никогда раньше вас такой не видела. Не забывайте: вы только собираетесь посмотреть на бал с галереи.

— Ох, поскорей бы приехала Гвеннан.

— Не беспокойтесь, мисс. Шалунья скоро будет здесь.

Фанни оказалась права. Не успела она произнести этих слов, как внизу появился экипаж из Менфреи. Первым из него появился джентльмен в костюме восемнадцатого века — это был Бевил; он подал руку матери и Гвеннан, а следом из экипажа выбрался сэр Энделион. Я даже не заметила, во что одеты сэр Энделион и леди Менфреи, потому что не могла отвести глаз от Бевила.

Гвеннан в своей обычной пелерине поверх бального платья выглядела среди всех этих блестящих персон довольно серо, и я могла себе представить, до чего ей не терпится переодеться.

Один из слуг проводил Гвеннан в мою комнату. Я спряталась, чтобы он не увидел меня в моем наряде, а Фанни отвлекала его беседой, пока Гвеннан проскользнула в комнату. Когда слуга ушел, Фанни сказала:

— Теперь можете выходить, мисс.

Она помогла Гвеннан облачиться в голубой наряд и оставила нас вдвоем.

— Твое платье — не коричневое, — заявила Гвеннан. — Оно просто золотое. — Она разгладила складки голубого бархата и вдруг нахмурилась. — И более необычное, — добавила она, — правда, Хэрриет. Я никогда не видела тебя такой. И кажется, я знаю, в чем дело. Сейчас ты не думаешь, что люди тебя ненавидят, вот в чем причина. Но чего мы ждем? Ты как хочешь, а я желаю отправиться на бал.

Мне заранее объяснили, куда я должна отвести свою подругу. Нам отвели место на галерее — той самой, что предназначалась якобы для менестрелей. Мы решили, что подождем там, пока не соберутся все гости, а потом наденем маски и спустимся вниз.

— Тогда, — провозгласила Гвениан, — нас не заметят.

Мы вышли на галерею. Тяжелые занавеси пурпурного бархата были сдвинуты и перехвачены золотыми ободками, а в глубине поставили два стула, так что мы могли видеть все, не слишком обращая на себя внимание.

Гвеннан сразу же подбежала к балюстраде и стала смотреть вниз. Я стояла чуть поодаль; но какое же это было величественное зрелище! Газовые фонари покачивались практически вровень с нами, и разыгрывавшаяся внизу сцена выглядела просто фантастической благодаря смешению цветов, эпох и стилей.

Мы не провели на галерее и пяти минут, как у двери, ведущей в наше убежище, послышались голоса. Один из них принадлежал Фанни.

— Ну ладно, сэр, — говорила она. — Я не думаю, что это хорошо, но если вы настаиваете…

— Ну, разумеется, я настаиваю. Ну же, будь душкой.

Гвеннан посмотрела на меня.

— Это — Хэрри, — проговорила она. — Хэрри Леверет.

Дверь отворилась, и Фанни, раскрасневшаяся и сердитая, произнесла:

— Право, я не знаю…

— Что такое? — спросила я.

— Джентльмен уверяет…

Но Хэрри уже стоял в дверях. Он нарядился Дрейком, и фальшивая борода не слишкомто шла к его рыжим волосам, которые выбивались из-под шляпы. Он отодвинул Фанни, которая тут же исчезла, и прошел на галерею.

— Хэрри, что ты делаешь? — спросила Гвеннан чуть срывающимся писклявым голосом.

— Неужели ты думала, что я останусь внизу, когда ты здесь, наверху?

Похоже, Хэрри ни капли не удивился, увидев нас в костюмах, и я подумала про себя, что Гвеннан рассказала ему, что мы их нашли. Когда он смотрел на Гвеннан, его глаза сияли.

— У нас еще есть маски, да, Хэрриет? — заметила Гвеннан. — Давай. Мы их наденем и спустимся вниз.

Я увидела, что Хэрри не слишком радует перспектива получить в придачу еще и меня.

— Не беспокойся, — отрезала я. — Я не нуждаюсь в няньках.

— Ты найдешь себе кавалера, — заявила Гвеннан с той убежденностью, которая всегда проскальзывала в ее тоне, когда она искренне желала во что-то поверить.

— Ну, разумеется, — гордо отвечала я, хотя ни на мгновение не допускала такой возможности, и теперь, когда пришло время присоединиться к танцующим, просто впала в панику. Что, если отец узнает меня? Я позволила Гвеннан втянуть себя в эту авантюру, не вполне осознавая ее последствия. С Гвеннан-то все обойдется, за ней присмотрит Хэрри Леверет; кроме того, ее семья — совсем не то, что мой отец.

— Да, конечно, — согласился Хэрри.

Мы покинули галерею и спустились вниз, в бальную залу. Я утешала себя, что, как только почувствую себя заброшенной среди всех этих людей, смогу тут же забраться обратно на галерею, и эта мысль придала мне мужества. А как здорово было спрятаться под маской! Проходя мимо зеркала, я бросила в него взгляд: я себя не узнала. А если так, с чего бы меня узнать кому-то еще? Сердце мое вдруг восторженно забилось — от красок, музыки, сияния огней и от странного ощущения, что в этом платье я стала другим человеком.

Хэрри едва дождался момента, когда смог привлечь к себе Гвеннан, и, как только мы вошли в залу, обнял ее за талию и закружил в вальсе. Я стояла и смотрела. Прекрасный «Голубой Дунай»! Музыка влекла меня, звала, навевала грезы!