Гаррисон искоса взглянул на него, зло и подозрительно.

— Они не знали, что это я сообщил. Харви сказал им, что сам обнаружил, не хотел меня вмешивать в это дело.

Они шли между соснами, куда солнце проникало только узкими столбами света. Было холодно. Сосновые иглы, словно ковром, покрывали сухую землю, и от этого ноги слегка скользили. Берден наклонился и поднял причудливой формы коричневую шишку, блестящую и похожую на ананас, как будто вырезанную из дерева рукой мастера.

— А Джон Гэббитас сейчас дома или где-то в лесу, вы не знаете?

— Он уходит в восемь, но он здесь, примерно в полукилометре отсюда, спиливает засохшую лиственницу. Слышите пилу?

Берден прислушался, и до него донесся звук пилы. Где-то впереди в глубине деревьев хрипло вскрикнула сойка.

— Мистер Гаррисон, тогда почему же вы поссорились с Гриффинами?

— Это наше личное дело, — грубо отрезал Гаррисон. — Личное дело Бренды и мое. Коли выплывет, это ее добьет. Так что больше ничего не скажу.

— В деле об убийстве, как я уже говорил вашей жене, — обманчиво-мягко, как он научился у Уэксфорда, произнес Берден, — для тех, кто привлекается к расследованию, не существует такого понятия, как личное.

— Мы не привлекаемся ни к какому расследованию!

— Боюсь, что привлекаетесь. И я хочу, чтобы вы подумали над этим, мистер Гаррисон, и решили, захотите ли вы, или ваша жена, или вы оба рассказать нам об этом. Захотите ли вы рассказать об этом мне или детективу сержанту Вайну, и будет ли это здесь или в полицейском участке, но вы расскажете нам, и никаких альтернатив у вас нет. Увидимся позже.

И он углубился по тропинке в лес, оставив позади себя Гаррисона, который застыл на месте и молча смотрел ему вслед. Он что-то крикнул ему вдогонку, но Берден не расслышал и не обернулся. Он перекатывал в ладонях гладкую шишку, ощущение было приятное. Заметив впереди «лендровер» и Гэббитаса, орудующего цепной пилой, он спрятал шишку в карман.

Джон Гэббитас был в штанах из чертовой кожи, перчатках и грубых башмаках, на лице маска и защитные очки; осторожные лесники, особенно молодые, всегда надевают их, работая цепной пилой. Берден помнил, что после урагана в 1987 году в хирургических палатах местных больниц лежало много лесорубов-самоучек с серьезными травмами рук и ног. Он также вспомнил показания Дэйзи, уже записанные на пленку. Она говорила, что маска на убийце была «похожа на ту, что надевают лесники и лесорубы».

Заметив Бердена, Гэббитас выключил пилу и подошел. Надвинув козырек, он поднял наверх маску и очки.

— Мы по-прежнему разыскиваем кого-то, кого вы могли видеть, когда возвращались домой в прошлый вторник.

— Я уже говорил, что никого не видел.

Присев на бревно, Берден похлопал по гладкой коре рядом. Гэббитас неохотно сел. Он слушал с некоторым раздражением, пока Берден рассказывал ему о визите к Джоан Гарланд.

— Я не видел ее, и я ее не знаю. Я не обгонял никакие машины и не видел их. Почему бы вам не спросить у нее?

— Мы не можем ее найти. Она пропала, — объяснил Берден, хотя обычно не рассказывал подозреваемым о своих действиях. — Сегодня мы начинаем осматривать лес. — Он пристально взглянул на Гэббитаса. — Ищем ее тело.

— Я вернулся домой в двадцать минут девятого, — решительно произнес Гэббитас. — Я не могу этого доказать, потому что был один и никого не видел. Я возвращался по дороге из Помфрет-Монакорума, никаких машин не обгонял, и встречных машин тоже не было. Ни поблизости, ни за пределами Тэнкред-хауса я машин не видел, и рядом с кухней тоже. Я знаю это, я говорю вам правду.

Трудно поверить, что, возвращаясь в это время, ты не видел ни той, ни другой машины, подумал Берден. А уж в то, что ты вообще никаких машин не видел, и вовсе невозможно поверить. Значит, ты лжешь, парень, и мотив для лжи должен быть действительно очень серьезный. Но автомобиль Джоан Гарланд был в ее гараже. Значит, она приехала на другой машине, а если так, то где она? Может быть, она приехала на такси?

— Чем вы занимались до того, как стали работать здесь?

Вопрос удивил Гэббитаса.

— Почему вы спрашиваете?

— Такого рода вопросы, — терпеливо объяснил Берден, — обычно задают во время следствия по делу об убийстве. Так как вы получили эту работу?

Гэббитас задумался, слишком задумался, как показалось Бердену, затем начал отвечать на первый вопрос.

— У меня ученая степень по лесоводству, я рассказывал вам, что немного преподаю. По-настоящему я начал работать после урагана, как его называют, после бури в 1987 году. После нее оказалось столько работы, что лесники всей страны едва справлялись. Я, например, даже скопил немного денег. Работал неподалеку от Мидхерста. — И он лукаво, как показалось Бердену, взглянул на него. — Практически в том самом месте, где я был вечером, когда все это случилось.

— Где вы прореживали подлесок и никто вас не видел.

Гэббитас сделал нетерпеливый жест рукой. В разговоре он вообще много жестикулировал.

— Я же говорил вам, у меня такая работа, в одиночку. Люди же не могут постоянно наблюдать за тобой. Прошлой зимой, я имею в виду зиму прошлого года, большая часть работы там подходила к концу, и вскоре мне попалось объявление о работе здесь.

— Что, в журнале? В местной газете?

— В «Таймс», — чуть улыбнулся Гэббитас. — Дэвина Флори сама беседовала со мной. Она подарила мне свою книжку о деревьях, но я почти не открывал ее. — Он опять подвигал руками. — Меня привлек дом.

Слишком быстро он это сказал, честное слово, подумал Берден, как будто хотел предупредить вопрос, а не привлекла ли его девушка.

— А теперь, извините, мне хотелось бы повалить это дерево прежде, чем оно упадет само и наделает много неприятностей.

Берден вернулся обратно через лес и сосновые насаждения, пройдя на этот раз через сад, и направился к широкой посыпанной гравием площадке перед конюшнями. Там, рядом с его машиной, уже стояла машина Уэксфорда, два полицейских «комби» и «воксхолл» сержанта Вайна. Он вошел в следственную комнату.

Уэксфорда он застал за совершенно непривычным для него занятием: тот сидел за компьютером и внимательно смотрел на экран. На экран компьютера Гэрри Хинда. Старший инспектор поднял глаза, и Бердена поразило его лицо: смурной взгляд, новые морщины, которых накануне не было, что-то горестно-несчастное в глазах. Как будто на секунду Уэксфорд перестал контролировать себя. Но затем он внутренне собрался и его лицо приняло обычное выражение или почти обычное. Хинд сидел за клавиатурой, он вызвал на экран какой-то длинный и непостижимый для понимания Бердена список.

Помня слова Дэйзи Флори, Уэксфорд тоже хотел бы, чтобы рядом был кто-то, кому можно было бы все рассказать. Но в этом вопросе у Доры он не мог найти сочувствия. Как необходимо ему было рассказать кому-то о Шейле, признаться, что он, ее отец, настроен против Огастина Кейси, ненавидит его. О том, как она влюблена в Кейси, влюблена настолько, что, как это ни странно звучит, впервые поняла, что это значит. Любит его так, что если бы ее поставили перед выбором, а это было для него самым ужасным, то она «останется верной» (она употребила именно это библейское слово) Кейси и отвернется от родителей.

Все это она высказала ему наедине во время их грустной прогулки, пока Кейси лежал в постели, оправляясь после выпитого. И ее слова ранили в самое сердце. Так сказала бы Дэйзи. Слабым утешением служило то, что Шейле предложили роль, от которой она не может отказаться, а Кейси улетает в Неваду.

На лице его было написано, как он несчастен, и он знал это и изо всех сил старался не показывать. Берден заметил его усилия.

— Мы начали осматривать лес, Редж.

Уэксфорд отодвинулся от стола.

— Территория большая. Мы могли бы привлечь на помощь кого-то из местных?

— Их волнуют только пропавшие дети. Ни за какие коврижки они не согласятся искать в лесу труп взрослого.

— А мы и их-то не предлагаем, — отозвался Уэксфорд.

— Он уехал, — сказала Маргарет Гриффин.