— Это стадион, мистер, — говорит гид. — Длина поля сто пятьдесят метров. На каменных стенах, как видите, каменные кольца. Это прообраз баскетбола, мистер.

Американец смотрит на кольца, показывает их Марлэн, что-то говорит и смеется.

— На той трибуне сидел вождь, — показывает гид-индеец и вдруг бежит по зеленому полю к трибуне. Он садится на скамейку Халач-Виника и говорит: — Вы меня слышите?

Мы его слышали, хотя расстояние до него было сто пятьдесят метров.

Гид бросил монету на камень — мы услышали звон.

— Пройдите сюда, прошу вас, — приглашает гид.

Американец подхватил под руку свою молоденькую жену и весело побежал с ней по зеленому полю к трибуне вождя.

Мы с Исидро пошли в другую сторону. Я увидел апельсиновые деревья и под ними камни, на которых еще сохранились древние барельефы. На камнях сидели мексиканцы-крестьяне из ближайших деревень. Изредка крестьяне перебрасывались словечками на языке индейцев майя. На том самом языке, который звучал в этом великом городе древности.

И мне показались несовместимыми эти великие строения прошлого и эти забитые крестьяне — наследники своих знаменитых предков. Откуда им знать секреты акустики стадиона, законы, по которым ученые жрецы строили обсерваторию и наблюдали за движением Солнца и Венеры десять с лишним веков назад?

Может быть, эти крестьяне выглядели бы иначе, если бы четыреста пятьдесят лет назад пришельцы из Старого Света огнем и мечом не сокрушили великую цивилизацию их предков, не уничтожили высокую культуру и не превратили в рабов индейцев майя, чьими руками созданы бессмертные произведения искусства и архитектуры.

Крестьяне молча сидят на камнях, бросают золотистую кожицу апельсина на землю и с любопытством смотрят на тех, кто приехал сюда, кто шагает по крутым ступеням пирамиды и бродит по площадкам храмов, созданных руками их далеких и могущественных предков.

Бывают встречи, перед которыми от волнения сжимается сердце. Может быть, это встреча с давним другом, может быть, с окопом, в котором воевал, или страной, где когда-то пришлось жить.

С таким чувством я снова подлетал к Мехико после семи лет разлуки с этим городом. Я смотрел в окно самолета и ждал, когда в ночи появятся огни Мехико.

Мехико — расположенный в долине среди гор город, освещенный миллионами огней, разрезанный магистралями, по которым мчатся автомобили, — напоминает сказочное, светящееся море среди высоких темных берегов.

Я разглядел знакомую площадь Сокало, президентский дворец — величественный замок Чапультепек. Но вдруг я увидел улицу, которой прежде не было. Взгляд остановился на гигантском небоскребе, которого я тоже никогда не видел...

На аэродроме меня встречали друзья: рукопожатия, радостные возгласы и, конечно, советы — где и что посмотреть, куда обязательно надо съездить!

— Ты должен побывать в новом музее антропологии и на площади Tjpex культур, — сказал мне Ренато Ледук, с которым мы не раз путешествовали по Мексике и по нашей стране.

Утром Ренато Ледук заехал за мной, и мы отправились в музей антропологии.

Современное здание музея расположено в тенистом парке Чапультепек, перед входом — огромный, вытесанный из камня бог дождя Тлалок. Ему поклонялись древние жители Мексики. Бога нашли где-то далеко от столицы, в горах. Везли его на специальной платформе.

И когда установили, в Мехико произошло чудо. Над городом собрались тучи, и начался ливень. Он не прекращался несколько дней. С того дня жители Мехико прониклись большим уважением к Тлалоку, и он гордо, стоит теперь на самой шумной улице Пасео де ла Реформа и взирает своими пустыми глазницами на поток мчащихся автомобилей.

В огромных стеклянных залах музея с большим вкусом расставлены древние орудия труда индейцев, предметы быта, вывешены картины и планы древних поселений.

Мы ходили по залам, смотрели на экспонаты. И вдруг я обратил внимание на Ренато. Я заметил, что походка у него была не такая, как всегда, — она была мягче. Такая походка бывает у верующих в храме. И глаза у Ренато были не такие озорные, как в жизни. С благоговением он смотрел на то, что окружало его.

Ренато взял меня под руку и подвел к солнечному календарю, высеченному из огромного двадцатитонного камня.

— У древних жителей моей страны, — сказал Ренато, — на заре нашей эры был солнечный календарь, отличавшийся большей точностью, чем европейский. По нему нельзя спутать двух дат, даже за 370 тысяч лет. В цифровой системе индейцев раньше, чем в Европе, Индии и арабском мире, появился знак нуль.

С трепетом я рассматривал то, что было создано тысячу лет назад руками индейцев.

Потом мы остановились у огромной белой стены, на которой высечены золотом слова: «Веру в будущее народы найдут в величии своего прошлого. Пусть проходят цивилизации, но люди всегда будут помнить тех, кто жил прежде и кто создал мир, в котором мы живем».

На этом путешествие в прошлое не закончилось.

Ренато подхватил меня под руку и потянул к такси. В машине я увидел привязанного на ниточке к зеркалу бога дождя Тлалока. Он раскачивался, привлекая мое внимание. Он уже был старый мой знакомый, и от этого становилось уютнее в машине. Мы мчались на площадь Трех культур, которая находится почти в центре города. Недавно здесь были снесены дома колониального периода, срезан верхний слой земли и обнажены остатки древних пирамид индейской столицы Теночтитлан.

Это был великолепный город, который мог в пору своего расцвета соперничать с лучшими городами Европы и Азии. Пятьдесят тысяч домов насчитывалось в этом городе, десятки великолепных храмов. Их фасады из белого камня были украшены искусной резьбой. В самом центре города стояла огромная пирамида бога войны Уитсилопочтли. Неподалеку находилась другая пирамида, посвященная богу Кетсалькоатлю, который является другом человека, помогает ему пахать землю, добывать серебро и золото.

Центр Теночтитлана располагался на острове. Отсюда как стрелы уходили три главные улицы города. Там, где они пересекали каналы, были перекинуты ажурные деревянные мосты. По голубой глади каналов мчались легкие каноэ индейцев, украшенные цветами. Неподалеку от главного острова было множество мелких островов, на которых были сады и плантации цветов.

Увидев ТенОчтитлан, испанские завоеватели были поражены его красотой. Но это не помешало им разрушить город. Четыре месяца гремели пушки конкистадоров. Великий город ацтеков сровняли с землей...

Триста лет властвовала Испания в Мексике. И конечно, в эти годы был предан забвению Теночтитлан, как будто он и не существовал на земле. Зачем вспоминать о том, что было разрушено с такой жестокостью.

Когда мексиканский народ изгнал со своей земли испанских завоевателей, к власти пришли всевозможные диктаторы, послушные австрийцам, французам, англичанам, американцам. Им тоже не было дела до прошлого Мексики. И только после буржуазной революции 1910 года Мексика стала все настойчивее оглядываться назад, на свое великое прошлое, похороненное чужестранцами.

Новая площадь Трех культур — символ величия прошлого. Открылись перед людьми древние пирамиды Теночтитлана. Неподалеку от них сохранился испанский храм Сантьяго Тлалтелолко — темные стены, бойницы вместо окон. Именно такими и были века испанского владычества. Но теперь вокруг площади поднялись многоэтажные современные дома. На их фоне испанский храм кажется маленьким и ничтожным.

На площади было празднество, яркое и радостное. Сотни юношей и девушек в одеждах из разноцветных перьев исполняли древний индейский танец цветов. На пирамидах стоят вожди в великолепных нарядах. На почетных трибунах жрецы, одетые в черную мантию. Сложив на груди руки, они недвижно смотрят на торжество. В огромных чашах горит священный копаль.

Тысячи зрителей мексиканцев замерли перед этим фантастическим зрелищем прошлого. Шумно толпятся американские туристы в ярких рубашках и спортивных кепочках. Они растерялись перед великолепие ем прошлого Мексики. Они спешат заснять это неповторимое торжество на пленку.