Естественно, нашлись доброхоты, которые скачали фотографию Олеси с плакатом на митинге и показали заведующей детским садом. моментально подоспели с жалобами три разгневанные родительницы: "Чему научит наших детей эта демонстрантка?!". Коллеги подкарауливали каждый неверный шаг Олеси и тут же докладывали начальству или начинали разбирать проступок, громко, чтобы услышала заведующая, а с Лесей разговаривали подчеркнуто раздраженным тоном и не всегда стесняясь в выражениях даже при Олесиных воспитанниках.

Однажды девушка, устав игнорировать эти "наезды", прямо в лоб спросила: "Вы стараетесь набрать мне нужное количество замечаний для увольнения по статье, или доводите до того, чтобы я уволилась "по собственному"?" "Ну, конечно, - тут же картинно зашипела Катерина, - сама работать не хочешь как следует, и слова тебе, по ходу, не скажи!". "Объясни, в чем заключается мое нежелание работать?" Катя смешалась, но тут ей на помощь пришли Лена и Маринка, ее "чирлидеры", не давая Олесе и слова вставить и обвиняя во всех грехах.

От их звучных голосов проснулись и заплакали дети в яслях. Примчалась разгневанная дежурная воспитательница ясельной группы Степанида Карловна, требуя тишины. Катя тут же сцепилась и с ней, доказывая, что проблема очень важная, до нее всем есть дело, а если у кого-то хата с краю - это очень плохо, нужно иметь гражданскую позицию и оберегать престиж учреждения... Степанида обиделась и заспорила. Лена с Мариной поддержали Катю. Вышедшая из кабинета заведующая детским садом моментально положила конец перебранке, велела всем вернуться на рабочие места и прикрикнула на Олесю: "Видишь, сколько проблем из-за твоих прогулок? Никогда у нас раньше такого не было! Еще раз пойдешь на какой-нибудь митинг, тут же вылетишь с работы!".

Премию в тот раз Олеся не получила. Забрав голый оклад, она прикидывала, как рассчитать деньги, чтобы хватило на оплату коммунальных услуг, проезд и продукты, и на новые кроссовки взамен лопнувших. Катя громогласно обсуждала свои планы с Леной и Мариной насчет премии. "Новый Гэлакси куплю, надо же себя побаловать", - мечтательно протянула пухленькая Марина. "А я френч сделаю к корпоративу в салоне на Невском", - рассматривала свои ногти вертлявая Ленка. "Такие лабутены бомбовые видела на "Гостинке", теперь как раз на них хватит!" - сияла ярко одетая красотка Екатерина. - Леська, а че ты опять на Адмиралтейку в интернет едешь, че себе планшет не прикупишь?" "Хотела купить с премии", - ответила Олеся, прекрасно зная, что именно эти "три мушкетерки" весь месяц активно сообщали заведующей о каждой ее оплошности. "Ну-у... Ты же должна понимать, что сама виновата. Чего тут обижаться-то? Разве мы неправду говорили?" Лена и Маринка напряглись, готовые поддержать Катю.

Звонок от Тони, приглашающей на остров, был очень кстати. Леся была рада хоть пару дней провести на расстоянии от этого осиного гнезда...

*

Наум Гершвин горел желанием выиграть процесс о гостинице на острове потому, что сестры Сергеевы, в отличие от чиновников из М., вызывали у него симпатию, хотелось им помочь и лишний раз подтвердить репутацию адвоката, для которого, как говорил герой "Жестокого романса", "невозможного мало". Еще, Наум ненавидел бюрократизм в любом его проявлении; видел, что в данном случае права именно Антонина Сергеева, а не чиновники, требующие снести "аварийное" здание и еще, жаждал произвести впечатление на одну петербургскую журналистку. Гершвин пользовался успехом не только как адвокат, но и как обольститель. Вероника Орлова оказалась единственной, кто не поддался личному обаянию "модного юриста" и даже отнеслась к нему иронически, игнорируя все его попытки завязать флирт.

Но ненависть к бюрократизму и ущемлениям по какому бы то ни было признаку - расовому, гендерному, религиозному - перевешивала все остальные мотивы. Наум понимал, что провинциальные царьки просто всерьез не воспринимают молодых женщин - хозяек гостиницы и собираются задуривать им голову, еще десять лет тянуть с проверками, а потом гостиница уже станет совершенно непригодна для эксплуатации.

Точно так же Науму постоянно, с самого детства, когда деликатно, а когда и не очень, давали понять, что он не может быть Дедом Морозом на детсадовском утреннике; представлять школу на математической олимпиаде; подниматься на сцену за красным дипломом. Дедом Морозом стал сынок заведующей Ярик, голубоглазый румяный блондин с курносым носом на рязанской мордашке. Представлять школу на олимпиаде отправилась Светка, известная "шпаргальщица", но дочь директора гастронома, с пышной русой косой до пояса и хитренькими светло-серыми глазками. Красный диплом из рук ректора должен был получать генеральский сын Данила, о котором даже преподаватели знали, что он "блатной" и тупой, как пробка, но зато с ярко выраженной славянской внешностью. "Иван-царевич! Русский богатырь!" - умилялись на него подмазанные преподавательницы. "Иванушка-дурачок!" - шипели они же за глаза. Но тут Наум, уже хорошо подкованный в юриспруденции и, в отличие от Дани, не игнорирующий учебу, "пошел на вы". Хватит с него уже, надоело отступать на обочину и давать дорогу тем, кого сочли "достойными" только за голубые глаза и носик картошкой! Он применил все свои познания в борьбе за красный диплом и победил.

Дружки Антона, такие же "богатыри", однажды попытались устроить Гершвину "темную", но он никогда не был хлюпиком и дрался как в последний раз, так что "Добрыни Никитичи" были рады ноги унести. История огласки не получила потому, что им тоже не сошло бы с рук нападение впятером на одного.

"Да, со времен "Золотого теленка" бюрократы не изменились, но и на них можно найти управу!" - думал Наум, спускаясь со сцены с заветными красными "корочками" в руках.

Он был уверен, что дело о гостинице "Осейри" легко выиграет. И, если Орлова из "Телескопа", которую чаще всего отправляют освещать громкие процессы, захочет его интервьюировать, он предложит провести интервью в "Астории" или "Гарсоне"... и таким образом наконец-то уговорит упрямую и своенравную, как кошка из сказки Киплинга, журналистку принять его приглашение на ужин. И, может, его победа над чиновниками из М. и спасение гостиницы произведут впечатление на Веронику...

*

Отпустив рабочих, Тоня вернулась в офис и, ворча, стала помогать Олесе наводить порядок.

- Где устроимся? - спросила она, складывая бумаги в папки.

- Давай в коттедже?

- Давай, а почему не в гостинице? Трещины боишься?

- Да нет... Ты ведь говоришь, что "Осейри" не рухнет, и я тебе верю, тебе виднее. Но все-таки пока фундамент не починили...

- Ладно, - кивнула Тоня. - Мне и самой в прошлый раз не по себе было ночью; все время слышалось, будто что-то потрескивает, и казалось, что кровать вибрирует. Сама не рада была, что предложила тебе устроиться в "Осейри". Я тогда глаз не сомкнула, прислушивалась. Нервы никудышные стали из-за этих чинуш, - Тоня сердито шлепнула тяжелую папку в сейф. - Два года монают, палки в колеса суют! Может, у папы и не случился бы третий инфаркт, если бы его так не доставали комиссиями и бумажной волокитой...

- Думаю, что Гершвин поможет тебе справиться с ними. Он выигрывает любое дело, за которое берется.

- Поэтому я к нему и обратилась.

Девушкам пришлось изрядно потрудиться, пока офис не приобрел опрятный вид. Только через четыре часа они, усталые и чихающие от бумажной пыли, вышли на пляж "Осейри".

- Полдня потратили на уборку этого авгиева офиса, жаль, - проворчала Тоня, расстегивая рубашку, - на озере нечасто бывает такая хорошая погода.

- Зато тут всегда так тихо, - Олеся тоже разделась и расстелила пляжное покрывало. - Думаю, горожане охотно будут сюда ездить, чтобы отдохнуть пару дней от городского шума...