— Доброе утро! Я пошла завтракать. Если получится — стучись в «кейки», поболтаем.

Пару минут подождала ответ, однако не дождалась и пошла в кают-компанию.

Едва распахнулась дверь, все лица разом повернулись к ней — и на них на всех отразилось разочарование, как будто они ждали кого-то еще. Разговор, на миг умолкнувший, возобновился снова. Судя по всему, опять что-то случилось — большинство столов уже были чисты, кто-то тянул витаминный коктейль, несколько человек было в виртуальных шлемах. Никого из бортинженеров в кают-компании не было.

Нэлл нашла взглядом Марику, и та помахала ей рукой.

— Ты еще не видела спору? — радостно спросила она, едва Нэлл подошла поближе. — Макс снял спору! Красота — неземная!

— Макс? Спору? Черт! — с чувством выругалась Нэлл, остановившись над столом с контейнером в руках. — Я не взяла шлем!

— Ничего, бери мой, — Марика протянула ей гарнитуру. — Ролик прямо на зрительном поле лежит, не перепутаешь.

Нэлл мгновенье поколебалась, но любопытство победило. Она поставила контейнер с завтраком на стол, надела шлем и увидела, что он работает в режиме «нормального наложения»: все вокруг было видно как сквозь тонкое прозрачное стекло, но впереди на расстоянии вытянутой руки в воздухе висела иконка ролика.

— Это видео с Ио-Орбитера, — рассказывала между тем Марика. — Макс дождался, пока Ио-Орбитер пересечет плоскость орбиты Роя, и стал компенсировать их взаимную скорость, поворачивая камеру так, чтобы она следила за индивидуальной частицей Роя. Он думал, словит что-нибудь толщиной в пару пикселей, а оказалось, что за последние 12 часов Рой поднял орбиту на триста километров, так что они вообще чуть не столкнулись.

— Рой поднял орбиту на 300 километров? — изумленно пробормотала Нэлл. — Но как?.. На это же Бог знает сколько энергии надо.

— Об этом ты меня не спрашивай, — насмешливо ответила Марика.

И Нэлл включила ролик.

Ролик начался с полной темноты. Через несколько мгновений в этой темноте прорисовались тысячи звезд, и Нэлл поняла, куда смотрит камера: мимо яркой Ио, мимо ослепительного Солнца, в пространство, которое пересекала размытая серебристо-серая полоса.

Через несколько секунд камеру повело вдоль полосы. Звезды превратились в тончайшие смазанные нити света и исчезли, но полоса, напротив, сконденсировалась в отдельные параллельные штрихи, необъяснимым образом сотканные в узор. Еще через мгновенье Нэлл поняла, что узора нет, просто штрихи парили на равном расстоянии друг от друга, которое было примерно в два раза меньше, чем их собственная длина. А еще через мгновенье камера ринулась навстречу этому призрачному порядку, выхватывая из него одну серую деталь.

Это была не нить и не волос. Это было узкое лезвие, а может, лист, изящный, как знак интеграла. Слегка утолщенная к середине, чуть изогнутая полоска начиналась и заканчивалась чем-то вроде венчика коротких игл. Она все увеличивалась, и на миг Нэлл показалось, что она видит на полоске сложный узор — а потом все смазалось и исчезло, и в камеру вернулось звездное небо, уже пустое.

— Разрешение в максимуме — шесть десятых миллиметра на пиксель, они пролетели на расстоянии семи километров друг от друга! — рассказывала Марика, пока потрясенная Нэлл пересматривала последние кадры. — На Земле все писают кипятком от счастья. Не удивлюсь, если старик Гавила получит в этом году Нобелевку — и, надо сказать, давно пора, он ее заслужил.

— А он разве знает?..

— Об угольных спорах на орбите Ио? Конечно!

Нэлл отдала Марике гарнитуру и открыла свой контейнер с завтраком. Марика продолжала оживленно болтать.

— Ну, ты СМИ не смотришь, тебе не до того, а меня друзья письмами забросали. Пресс-центр Агентства, наконец, выдал релиз об углеродном извержении на Ио. Видео, комментарии специалистов, все дела. Они дали ролик с малой камеры Ио-Орбитера, несколько самых невнятных снимков Угольного Цветка с высоким разрешением и спектры, опять-таки не лучшего качества. Явно нигде не наврали, но общая мысль была такая, что на Ио происходит необычное природное явление. Ну а вчера наш Шампиньон пыхнул спорами, и теперь вокруг Ио роскошное черное кольцо, которое видно в любой двухметровый телескоп, — и Марика довольно хихикнула.

Нэлл перестала жевать.

— И что? — спросила она.

— Как что — сенсация! Сегодня ночью и утром это обсосали на всех новостных сайтах. Просмаковали извержение, показали вулканический плюм во всей его красе, дали серию снимков кольца с Чандрасекара. Неистовая Ио снова бушует и все в таком духе. Про чужой зонд, понятно, ни слова, тем более что это и не зонд никакой вовсе.

Нэлл снова опустила вилку в рагу.

— Мда. Как много зависит от правильной интерпретации, — пробормотала она.

— От правильной интерпретации вообще зависит почти все, — серьезно сказала Марика.

Вернувшись в каюту, Нэлл обнаружила в «кейки» иконку ролика и ответ Тома на свое утреннее сообщение.

— Привет, Нэлли. Держи подарок от Макса Гринберга! Снято сегодня в полпятого утра главной камерой Ио-Орбитера. Впечатляет, не так ли?

Нэлл запустила ролик и убедилась, что уже видела его за завтраком. И все-таки снова просмотрела его целиком — размытую темно-серую полосу на фоне звездного неба, параллельные серые штрихи, складывающиеся в неведомый узор, узкий лист с иглами на концах, узор на клинке — и снова звездное небо. На последних кадрах мучительно хотелось обернуться и, улетая прочь, взглянуть на Рой с другой стороны.

Нэлл посмотрела на статус Тома — опять «очень занят»! — и надиктовала новое отложенное сообщение.

— Спасибо тебе огромное, Том. И передай мою благодарность Максу. Уникальное, завораживающее зрелище, достойный плод его мастерства, — она помолчала, собираясь с мыслями. — Что до Роя, то он производит странное впечатление. Не обломков и даже не спор. Я понимаю, что сейчас нам нельзя полагаться на интуицию, что мы столкнулись с явлением, далеко выходящим за рамки нашего опыта, но… Но у меня при взгляде на него возникло впечатление чего-то единого. Состоящего из отдельных элементов — и все же единого. Как текст, состоящий из букв. Может быть, дело в равном расстоянии между элементами Роя. Он течет, как река…

Нэлл остановила запись, подумала, стерла последнюю фразу. Еще раз прослушала свое сообщение. У нее было неприятное ощущение, будто она сказала не совсем то, что хотела. Но сформулировать правильно не получалось — образы, крутящиеся в голове, оставались расплывчатыми и туманными.

Поколебавшись, она все-таки отправила записку Тому и вошла в виртуальное пространство Кракена.

К обеду общая площадь отсканированной поверхности Четырнадцатой Точки достигла одного квадратного сантиметра. Причудливый углеродный рельеф ни разу не повторился в точности, однако тренированный глаз Нэлл уже научился выхватывать в нем отдельные повторяющиеся элементы: куполообразные половинки фуллереновых сфер, легированные атомом неодима, шипы-острия, очертанием напоминающие Эйфелеву башню, плоские розетки с атомом гадолиния в центре и другие детали. Каков был их смысл, что за функцию они несли? Назначение Сверхцветной Точки оставалось столь же загадочным, как и годы назад. Единственное, в чем Нэлл была уверена, так это в том, что Точка находится в добром здравии и полной функциональности — она по-прежнему эффективно превращала любое падающее на нее излучение в излучение в линиях.

В половине первого Нэлл получила письмо от Майкла Бейкера.

— У меня есть разные новости, хорошие и не очень, — объявил он. — Первая хорошая новость: нам дают две недели расчетного времени в комплексе «Метасфера». Если результаты будут многообещающими, я смогу выбить и больше времени: Руперт дал нам зеленый свет.

«Метасфера» была одним из трех мощнейших компьютерных центров, занимающихся квантово-механическими расчетами крупных молекул и нанокомплексов. Получить там время было большой удачей — Нэлл слышала, что для разных проектов очередь иногда длится два года и больше.