— Никак, Барсуков Васятка! Заходи, заходи!

Гошке было чудно, что его отца, такого взрослого человека, старушка называет по-мальчишески Васяткой и что сама она читает журнал «Пионер».

Тут Гошка заметил на шее у старушки цепочку от креста, а на пиджаке, который был наброшен на плечи, значок с портретом Гагарина, и ему стало совсем весело.

— Здравствуйте, Анастасия Семенна! — прокричал отец довольно громко. Видно, старушка плохо слышала. — Вот приехали, как зимой обещали. А Николая Петровича нет?

— Да нет, нет! Где ж ему сейчас дома сидеть! — сказала Анастасия Семеновна. — И Надя его в поле, и ребятишки куда-то с утра сорвались. На подкормку, что ль, или еще куда, не ведаю. Время такое — весна! Весной без дела не сиди! Сам побегаешь, тогда и она тебя накормит! А это небось внучок? Какой ладненький! Как звать-то тебя? — спросила она у Гошки.

— Гоша, — смущаясь, сказал Гошка.

— Это сын мой, Анастасия Семенна, а не внучок, — пояснил отец.

— Знаю, знаю, что тебе он сын, а матери-то твоей, Вере Прохоровне, — внучок. И похож он на нее. А ты ведь, Васятка, так и не сходил тогда на могилку-то к матери. Хоть теперь сходи! И так уж не частый гость был, а она-то, бедная, все тебя поминала, все поминала. Про отца-то твоего и слышать не хотела, а о тебе маялась, всей душой маялась.

Анастасия Семеновна говорила с явным укором.

— Сегодня схожу, — пообещал отец. — А ведь мы, Анастасия Семенна, по делу приехали. Насчет сруба…

Гошке показалось, что, услышав про сруб, старушка сразу изменилась в лице и даже всхлипнула. И верно, она достала платок и поднесла к глазам:

— Уж брал бы ты его скорее, а то и смотреть на него тошно. Как взгляну, так сердце за Ванюшку нашего обливается! Никак свыкнуться не могу! Ведь сынок, хоть и взрослый был. Знали ли, ведали, ему дом готовя, что не вернется.

Тут Гошка вспомнил: как раз об этом рассказывал отец, когда зимой из деревни приехал. Сруб этот готовили для старшего сына, летчика, который вот-вот должен был вернуться домой. Но сын не вернулся, погиб. Самолет, что ли, его разбился или еще что — Гошка не понял.

— И впрямь, видно, не к добру дом затеяли Ванюшке строить! — продолжала старушка. — Глядишь, не строили бы — возвратился невредимый…

Анастасия Семеновна опять всхлипнула, вытерла платком лицо и как-то виновато посмотрела на отца:

— Бери его, голубчик, скорее! Бери!

Отец помялся минуту и опять спросил:

— Где же нам Николая Петровича твоего найти?

— А кто ж его знает, где его теперича носит! Делов-то по всему колхозу, а он вон ведь какой стал, колхоз, — пять деревень, — сказала Анастасия Семеновна, уже явно успокоившись. — Я вот вам сейчас горячего чайку с дороги налью. Молочка бы предложила, да нету в доме. Не брали уж неделю. Все дела.

— Чаю не надо, не хлопочите! Лучше потом! — сказал отец. — А не знаете, где председателя нам найти, чтоб о земле с ним договориться? Не говорил с ним Николай Петрович, не слышали?

— Насчет разговору не слыхала. Может, и был разговор, раз Николай обещал, — ответила Анастасия Семеновна, опускаясь опять на лавку. — Да вы садитесь, садитесь! Чего в дверях-то стоять! А председатель? — Она задумалась. — Правление-то у нас в Сергиевке. Это соседняя деревня. Пять верст отсюдова. Может, там он или еще где? Время уж больно горячее. Только таким, как мы, старым, сидеть…

Речь Анастасии Семеновны звучала для Гошки как-то совсем необычно. Старушка словно не говорила, а пела и многие слова произносила по-своему, не так, как их говорят в городе.

Отец спросил еще про комнаты. У кого бы лучше снять? Да поближе чтоб?

— Так это у всех тут можно, — сказала Анастасия Семеновна. — Хоть к Солянкиным зайди, тут рядом, хоть у магазина — Окуневы, у Стражновых тоже… У кого ребятни поменьше, у всех можно. Дачников-то к нам немного набегает. Далеко…

— Ну ладно, Анастасия Семеновна, мы пойдем Николая Петровича твоего искать, — сказал отец. — А там видно будет. Глядишь, он подскажет. Еще увидимся.

— Ищите, ищите, — согласилась Анастасия Семеновна. — Ногами-то, правда, больно далеко вам ходить…

— А у нас машина.

— С машиной-то лучше, конечно, — подтвердила старушка. — Глядишь, и найдете. У людей поспрошайте. Может, видали его… А то к вечеру заходите. К вечеру-то все в доме соберутся.

И правда, безлюдная Голубинка пустынна. Тихо на улице. Лавочки у палисадников пусты. Окна домов распахнуты, а голосов не слышно. Магазин и тот закрыт: с часу до двух перерыв. Спокойные кошки греются на солнышке. Рыжая с белыми пятнами примостилась на пороге магазина. Лежит, глаза от блаженства зажмурила. Две серые — рядком на скамейке. Еще несколько на подоконниках. Собаки уныло бродят по улице — им жарко и не до кошек.

Домов сорок в Голубинке, не больше, но при каждом две-три скворечни. В палисадниках скворечни. На улице скворечни. Между избами на ничейных деревьях скворечни. Какой-то чудак прибил скворечню к шесту телевизионной антенны. И — ничего! Невозмутимый скворец сидит на антенне, как на жердочке, смотрит по сторонам карими глазами и изредка перебирает худыми красными ножками. Такие же скворцы важно восседают и у других скворечен. Черные и сероватые, пятнистые и крапчатые, они словно отдыхают после напряженной первой половины дня. Видно, сейчас скворцов в Голубинке больше, чем людей!

— Спросить бы, да не у кого! — говорит отец, медленно пробираясь через неподсохшие деревенские ухабы и рытвины.

— А вон у них! — посоветовал Гошка, показывая вперед.

Там играли трое ребят и девчонка в сером платьице. Гошка даже обрадовался, завидев их. С утра он катается с папой на машине, и вдруг впервые — ребята! Какие ни на есть незнакомые, а все же ребята. Вдруг они знают? Ребята были слишком маленькие, девчонка — тоже не больше. Но ничего не поделаешь: хоть у них спросить.

Отец притормозил машину и крикнул через окно:

— Николай Петровича не встречали, Острова?

Ребят, видно, больше заинтересовала «Волга», чем вопрос. Пусть она и запыленная с дороги, и грязью забрызганная, все ж блеск хрома и свежей краски сохранился. Мальчишки деловито обошли машину, а девчонка даже потрогала марку на радиаторе.

Гошка был страшно горд и счастлив. Малы ребята, а понимают толк и, наверно, завидуют ему.

— Давай их покатаем? — прошептал Гошка отцу. — А?

— Ты что? Машину мазать! Смотри, какие они! — громко сказал отец. — Так как? — переспросил отец, уже обращаясь к ребятам.

— А у нас пять «Волгов» таких, — сказал один из мальчишек. — Три с оленями, а две без оленей. Теперь без оленей, говорят, все «Волги» выпускают?

— Только они не такие замусоленные, — добавила девчонка.

Гошкино самолюбие было явно уязвлено.

— Поехали, пап! Что у них узнаешь! — недовольно профырчал он.

— Да я не про машину вас спрашиваю, — повысил голос отец, — а про Николай Петровича Острова. Где он может быть? Как думаете?

— Я вчера его видела, дядю Колю, — сказала девчонка. — Может, на ферме он?

— Иль на силосной башне? — неуверенно добавил один из мальчишек.

— Может, в Сергиевку уехал? — неопределенно сказал второй.

— А что ему в Сергиевке быть! — не согласилась девчонка. — На ферме он или за кормами поехал.

И лишь один из мальчишек, самый маленький, промолчал.

— В общем, объяснили! Спасибо! — поблагодарил отец, видно досадуя, что зря потерял время.

Но ребята уже не слышали его. Они отошли к дому, где играли прежде, и опустились на корточки: то ли стали копать что-то в песке, то ли что-то рассматривать.

Машина проехала в конец деревни и свернула на ферму. Ферма — несколько длинных коровников, новых, старых и просто древних, — помещалась на задворках Голубинки. Здесь было довольно много народу. Телятницы и доярки в белых халатах разной свежести, рабочие в телогрейках, несколько мальчишек и девчонок чуть старше Гошки — все занимались какими-то своими делами и вовсе не обращали внимания на подошедшую «Волгу».