А я собиралась пойти тебе навстречу, – сказала Эшли, когда Витор вышел, чтобы открыть ей дверцу.
Я подумал, что твои босоножки этого не выдержат, – ответил он и жестом пригласил ее сесть в машину.
Больше Витор ничего не сказал. В полном молчании завел мотор, в полном молчании вывел машину из низины. Должно быть, он все еще находится под впечатлением их близости и, без сомнения, обескуражен неожиданностью произошедшего, подумала Эшли, когда они уже выехали на дорогу. Ему, видимо, не хочется разговаривать. Пока не хочется. И это вполне понятно. Но когда они выехали на шоссе, а Витор все еще не произнес ни слова, Эшли с любопытством посмотрела на него, лицо его было серьезным, казалось, он о чем-то глубоко задумался. Может быть, думает о своей подружке?
До этой минуты Эшли и не вспоминала о Селесте, но теперь ее охватило острое чувство вины. Она невольно причинила Селесте зло, а ведь та была с ней так дружелюбна. Но если Эшли чувствовала себя не в своей тарелке, то что же должен ощущать Витор? Она опять посмотрела на него. Может, он думает о том, как сообщить Селесте, что между ними все кончено? Может, беспокоится о том, как она это воспримет? Вполне возможно, что плохо. Ведь они около двух лет были вместе, и девушка его боготворила.
У Эшли на лбу залегла морщинка. Если Витор думает, что она станет настаивать на немедленном объяснении с Селестой, так вовсе нет. Она и сама не собирается кричать об их связи на каждом углу. Важно то, что между ними произошло, и ее вполне устроит, если Витор не торопясь выберет нужный момент и мирно разойдется с Селестой.
Эшли облизнула пересохшие губы.
То, что сегодня случилось… – начала было она.
Я не могу сейчас себя ничем связывать, – жестко сказал Витор. – Извини, но это просто невозможно. – Нахмурившись, он повернулся к ней. – Ты меня понимаешь?
Услышав эти неожиданно подлые слова, она подумала только об одном: нельзя показывать и виду, что она обескуражена. – Конечно, понимаю.
Витор снова смотрел вперед, на дорогу. Эшли сидела неподвижно, ее надежды были вдребезги разбиты. Она жестоко ошибалась. Витор думал не о том, как избавиться от Селесты, а как отделаться от нее! Ей хотелось горько рассмеяться. То, что он «испытывал» с их первой встречи, было всего лишь физическим влечением. Все просто и ясно. Для нее их связь почти мистическое слияние души и тела, а для него всего лишь случка в стоге сена, в буквальном смысле слова. Конечно, ведь до него она вступила в интимную близость только с одним из своих однокашников в студенческие годы, и ее вполне можно назвать новичком в вопросах секса, продолжала истязать себя Эшли, а Витор д'Аркос человек опытный и искушенный. Годы одиночества сделали Эшли податливой, и этот герой-любовник отлично знал, как ее завести. Щеки ее зарделись, когда она вспомнила, как она завелась: охотно, с большой готовностью.
Для Витора женщины, предлагающие ему себя, были своего рода издержкой профессии; может, он и на нее смотрел как на еще одну обожательницу удачливых гонщиков. Наверняка так, ведь она отдалась ему всего после нескольких встреч.
Эшли замутило. Как могла она поступить так необдуманно, так глупо, совершить такой бесспорно безрассудный поступок? Голову пронзила острая боль. Придерживаясь небезызвестной двойной морали, позволяющей мужчинам одерживать многочисленные победы и в то же время осуждающей подобное поведение у женщин, Витор теперь решит, что ей нравятся случайные связи, и будет считать, что у нее нет никаких нравственных устоев.
Ей хотелось во весь голос завопить: «Это не так! Для меня наша связь была искренним слиянием сердец, тел и душ!» Искренним слиянием? Эшли горько усмехнулась про себя. То, что сегодня произошло, можно было назвать только одним словом – катастрофа.
Пока они ехали, Эшли ждала, что настроение у ее спутника поднимется, но Витор оставался молчаливым и мрачным. Почему? Ведь она явно дала понять, что не цепляется за него. Машина уже мчалась по холмистому Лиссабону, когда до Эшли дошло, что Витор, наверное, беспокоится о том, как она поведет себя при расставании. Может, начнет выкрикивать оскорбления или вцепится в него мертвой хваткой и будет умолять, чтобы он дал ей еще шанс? Да еще кто-нибудь может их увидеть и наверняка поймет, что причиной ее истерики является Витор д'Аркос. И тогда, чего доброго, сообщит в прессу.
Эшли поправила жемчужную сережку. Необходимо уйти по возможности красиво, насколько позволяет ситуация.
– То, что произошло сегодня… – снова заговорила она, когда они остановились перед колоннадой у ее отеля. – Мы оба понимаем, что это было роr bеn. – Она беззаботно улыбнулась.
Витор недоуменно посмотрел на нее.
– Pоr bеn? – переспросил он.
Ты же знаешь историю о короле Жоао и придворной даме?
Sim. Да, – пробормотал он и нахмурился, как будто с трудом понимал, о чем она говорит.
Мы тоже можем отнести сегодняшний день к «ничего не значащим» событиям, – весело заявила Эшли.
Он открыл было рот, желая что-то сказать, но промолчал. Должно быть, собираясь отделаться от нее, обескуражен тем, что она повернула все по-своему и сделала это первая, вяло подумала Эшли. С ним такое, видимо, случается не часто.
Ты хочешь сказать, что нам следует обо всем забыть? – спросил он.
Я уже забыла, – заявила Эшли и, выбравшись из машины, не оглядываясь, легким шагом направилась к отелю.
Жужжащим роем, скрипя широкими шинами, гоночные машины проносились внизу по треку. Потом наступила тишина. Скинув с плеч бронзового цвета жакет, надетый поверх белой шелковой блузки, Эшли уселась на свое место.
На крыше трибуны были установлены телевизионные мониторы, дававшие зрителям возможность наблюдать за ходом гонок, и Эшли, вздохнув, посмотрела туда. Шесть недель назад она поклялась, что впредь будет избегать «Формулы-1» как чумы, но судьба распорядилась по-другому, и вот она здесь, смотрит, как проходит Гран-При в Австралии.
Приехав в Аделаиду по поводу создания совместного предприятия с ткацкой фирмой, она и не подозревала, что застанет последние гонки сезона. Выбитая из колеи тем, что ей пришлось пересечь полмира для того, чтобы оказаться в одно и то же время и в одном и том же месте с Витором д'Аркосом, она пропускала все статьи, в которых упоминалось о нем, но однажды все-таки обнаружила статью, которую не могла не заметить: там говорилось о ней. Эшли отвела взгляд от монитора и нахмурилась.
Вместо того чтобы объяснить любопытным, что они всего лишь друзья, Саймон дал волю своему воображению. «Моя подружка, Эшли Флеминг, очень занята, она – директор компании, – сообщил он репортеру. – Поэтому она не может сопровождать меня на все Гран-При. Но когда нам удается встретиться, мы наверстываем упущенное». И как будто этих двусмысленных намеков было недостаточно, ее приемный брат предоставил фотографию, которая послужила иллюстрацией, подтверждающей их отношения.
Я думал, что ты не будешь против, – сказал тогда Саймон, после того как она со злостью изложила свои возражения.
Вранье! Ты просто надеялся, что я не узнаю! – парировала она.
Саймон заискивающе улыбнулся:
Это всего лишь местная газета.
Но когда в город съехались спортивные журналисты чуть ли не со всего света, сообщение о том, что мы любовники, может быть подхвачено другими репортерами и станет признанным фактом, – возмущалась Эшли.
Неужели это так смертельно?
Вообще-то нет, но…
Ты бы не стала так выступать, если бы тебя назвали подружкой Витора, – дерзко заявил юноша.
Складка на лбу у Эшли стала еще глубже. Их разговор начался с эмоциональных заявлений, случайных догадок и признаний, и в конце концов Эшли открылась своему приемному брату, о чем теперь страшно сожалела.
Эшли снова накинула жакет. Но что она теперь-то здесь делает? Зачем сюда пришла? Возможно, вспомнила клятвенные заверения Саймона, что, если она будет присутствовать на трибуне, он раз и навсегда прекратит делать вид, будто она его подружка.