По утрам у скал за Кингспортом[1] с моря поднимается туман. Белый и слоистый, он поднимается из морских глубин к своим собратьям-облакам, принося им видения подводных пастбищ и таинственных пещер Левиафана[2]. Позднее частички этих видений возвращаются на землю вместе с бесшумными летними дождями, которые падают на островерхие крыши домов, где обитают поэты. Человеку в этой жизни трудно обойтись без тайн и старинных легенд, без тех сказочных историй, что по ночам нашептывают друг другу планеты.

Когда в подводных гротах Тритонов[3] и в древних затонувших городах звучат первобытные мелодии Властителей Древности, великие туманы поднимаются к небесам, неся с собой тайное знание, недоступное человеку. В такие минуты глаза, устремленные в сторону моря, видят одну лишь белесую пустоту, как если бы край утеса был краем вселенной, а колокола на невидимых бакенах звонят торжественно и протяжно, словно паря в волшебном океане эфира.

К северу от Кингспорта скалы образуют террасы, нагроможденные одна на другую и достигающие огромной высоты. Последняя из них висит подобно застывшему серому облаку, принесенному бризом. Открытая всем ветрам, она одиноко парит в безграничном просторе, поскольку берег здесь круто поворачивает как раз в этом месте впадает в море полноводный Мискатоник, который течет по равнине мимо Аркхэма, неся с собой легенды далекого лесного края и мимолетные воспоминания о холмах Новой Англии.

Для жителей Кингспорта этот утес имеет такое же значение, как для какого-нибудь морского народа Полярная звезда, Большая Медведица, Кассиопея или Дракон. В их представлении этот утес являет собой одно целое с небесной твердью. Туман закрывает его точно так же, как скрывает он солнце и звезды. K некоторым из утесов местные жители относятся с любовью. Одному из них они дали имя Отец Нептун за его фантастический профиль, ступенчатые уступы другого нарекли Большой Дамбой. Но этой скалы люди явно страшатся уж очень она высока и неприступна. Впервые увидев ее, португальские моряки cyeверно перекрестились, а местные старожилы-янки до сих пор уверены, что если бы кто и смог взобраться на этакую высоту, последствия для него были бы ужаснее смерти. Тем не менее на этом утесе стоит древний дом, и по вечерам люди видят свет в его небольших квадратных окошках. Этот дом всегда стоял там ходят слухи, что в нем живет Некто, говорящий с утренними туманами, которые поднимаются из глубин. Он, якобы, наблюдает чудеса, открывающиеся в океанской дали во времена, когда кромка утеса становится краем вселенной и колокола на бакенах торжественно звенят, свободно паря в туманном эфире. Но все это только домыслы. На грозном утесе никто никогда не бывал. Даже просто взглянуть на него в подзорную трубу решались немногие. Правда, люди, приезжающие сюда летом на отдых, не раз направляли в ту сторону свои щегольские бинокли, но видели только серую остроконечную крышу, поднимающуюся чуть ли не от самого фундамента, да еще тусклый свет маленьких окон в сумерках.

Приезжие не верят, что пресловутый Некто живет в этом доме в течение сотен лет, но не могут доказать свою правоту коренным кингспортцам. Даже Страшный Старик, который беседует со свинцовыми маятниками, подвешенными в бутылках, расплачивается с бакалейщиком старинными испанскими дублонами[4] и держит каменных идолов во дворе своего дома на Водяной улице, может сказать лишь то, что дела с домом обстояли точно так же еще в те времена, когда его дед был мальчишкой, и даже много раньше, когда Бельчер или Ширли, а может Паунел или даже Бернард[5] служили губернаторами Его Королевского Величества провинции Массачусетс.

Однажды летом в Кингспорт приехал некий философ. Звали его Томас Олни; он преподавал какие-то скучные предметы в колледже, что расположен неподалеку от Наррагансетского залива. Философ приехал на отдых вместе с дородной женой и шумливыми детьми. Глаза его устали видеть одно и то же в течение многих лет, а ум утомился от однообразные ставших уже шаблонными мыслей. Олни наблюдал туманы с вершины Отца Нептуна и пытался проникнуть в их мистический мир, взбираясь по крутым ступеням Большой Дамбы. Каждое утро он подолгу лежал на утесах и, вглядываясь в загадочную пелену за краем земли, прислушивался к призрачному звону колоколов и далеким пронзительным крикам, которые вполне могли быть криками обыкновенных чаек. А после того как туман рассеивался и море принимало свой будничный вид, он со вздохом спускался в город, где любил бродить по узким древним улочкам, петляющим по склону холма, и изучать потрескавшиеся полуразрушенные фасады и двери с фантастическими резными украшениями в домах, где обитали многие поколения рыбаков и мореходов. Он даже как-то раз потолковал со Страшным Стариком, который хотя и не особенно жаловал посторонних, пригласил-таки его в свой мрачноватый дом, где низкие потолки и изъеденные жучком панели отражают эхо беспокойных ночных монологов.

Само собой разумеется, Олни обратил внимание на серый, никем не посещаемый дом на зловещем северном утесе, который, по слухам, был посвящен в тайны морских туманов и представлял собой одно целое с небесной твердью. Он висел над Кингспортом всегда во все времена был загадкой для его обитателей. Страшный Старик рассказал ему своим хриплым голосом историю, услышанную от отца, в которой повествовалось о том, как однажды из островерхого дома к облакам поднялся ослепительный столб огня, а бабушка Олни, что обитала в крохотном домике на Корабельной улице, поведала о том, что ее бабка узнала из вторых рук. Речь шла о каких-то призраках, входивших в единственную узкую дверь этого неприступного жилья прямо из глубины тумана. А дверь его, надо сказать, расположена в нескольких дюймах от края скалы и может быть видна только с борта корабля.

В конце концов изголодавшись по новым впечатлениям и презрев всеобщий кингспортский страх и обычную лень сезонного дачника, Олни принял роковое решение. Вопреки консервативному воспитанию а, возможно, и благодаря ему, ибо однообразная жизнь воспитывает томительную жажду неизведанного, он поклялся забраться на этот утес и войти в таинственный, древний, заоблачный дом. Здравый смысл подсказывал ему, что обитатели дома могут добраться до него более легкой дорогой со стороны устья Мискатоника. Может быть, зная неприязнь к ним кингспортцев или будучи не в состоянии спуститься в город по отвесному южному склону, они ведут торговлю в Аркхэме. Тщательно осмотрев это место, Олни еще раз убедился в его неприступности. С востока и севера вертикальные стены поднимались от самой воды. Оставался необследованным лишь западный отлог, вздымавшийся со стороны Аркхэма.

И вот однажды, ранним августовским утром, Олни выступил в поход. Он двигался на север по живописным проселочным дорогам, мимо пруда Хупера и старой кирпичной мельницы. Луговой склон плавно поднимался к горному кряжу над Мискатоником. Отсюда открывался дивный вид на белые георгианские шпили Аркхэма и на широкие поля за ними по ту сторону реки. Олни обнаружил узкую тенистую тропинку, ведущую к Аркхэму. Того, что он искал дороги в сторону океана не было и в помине. Устье реки было окружено сплошными лесами, и ничто здесь не говорило о присутствии человека он не приметил ни остатков каменной ограды, ни отбившейся от стада коровы. Кругом росли высокая трава, подпиравший небо деревья да жесткие колючие кусты пейзаж должно быть, мало изменился с тех пор, когда туда бродили индейцы. С трудом продираясь сквозь эти заросли, Олни задавался вопросом, как обитателям дома удается выбираться в большой мир и часто ли они бывают на рынке в Аркхэме.

Вскоре лес поредел, и далеко внизу он увидел холмы, шпили и черепичные крыши Кингспорта. Даже центральный холм казался карликом с этой высоты. Олни еле различил старое кладбище рядом с больницей Конгрегации, под которой, согласно местным легендам, находились какие-то потайные пещеры или подземные ходы. Вверх по склону простирались невзрачная травка да чахлые побеги черники, а за ними виднелись лишь голая скала да серый дом, застывший на ее вершине. Гребень скалы становился все уже, и у Олни начала кружится голова. Он вдруг остро ощутил свое одиночество и беспомощность к югу от него находилась наводящая ужас пропасть над Кингспортом, к северу отвесная стена высотой не менее мили и устье реки где-то там, внизу. Внезапно перед ним открылась расселина футов в десять глубиной! Он повис на руках и спрыгнул на покатое дно. Затем с риском для жизни полез вверх по трещине в противоположной стене. Ему пришло в голову, что обитателям этого жутковатого дома приходится несладко во время путешествий между небом и землей. Когда он выбрался из расселины, уже начал собираться утренний туман, но ему ясно был виден замаячивший впереди высокий дом, серые, под цвет скалы, стены и острый конек крыши, окутанный молочно-белыми морскими испарениями. Олни рассмотрел стену дома, обращенную к суше. Пара решетчатых окон с тусклыми стеклами, забранными свинцом в манере XVII века и ни намека на дверь. Облако тумана продолжало сгущаться, и он уже не видел внизу ничего, кроме сплошной белой завесы. Он остался один на один с этим странным, пугающе безмолвным домом. Когда же он неверным шагом приблизился к нему и увидал, что передняя стена составляла одну плоскость со скалой, а до единственной узкой дверцы нельзя было добраться иначе, как шагнув прямо по воздуху, Олни ощутил прилив ужаса, который нельзя было объяснить одной лишь головокружительной высотой. При этом он все же успел заметить, что крыша дома прогнила почти насквозь, а кирпичная кладка печной трубы держалась только чудом настолько она была ветхой.