Андрюшка медленно водил фонариком по стенам, потолку, полу. Первое, что бросилось в глаза, – это застланный серым одеялом топчан. Он стоял в дальнем углу. Рядом с ним лежал перевернутый вверх дном фанерный ящик. На нем в беспорядке валялись два стакана, пустая консервная банка, засохшие куски хлеба, остатки селедки. Под топчаном лежала груда пустых бутылок из-под водки и множество консервных банок. Над топчаном висела керосиновая лампа.

Однако то, что в подвале не оказалось ни одной живой души, заметно приободрило друзей – они стали смелее ходить и даже разговаривать вслух.

– Ну, что я тебе говорил? – взволнованно произнес Тимка. – Кто-то здесь живет. Ишь, выпил сколько и сожрал, – кивнул он на топчан.

Андрюшка и сам теперь видел, что подвал обитаем. Но кто живет здесь в темном и сыром подземелье, почему живет?

– Идем дальше, – шепнул он.

В другом углу ребята обнаружили ворох тряпья. Тимка не мог сдержать любопытства и стал рыться в этом хламе. И, к удивлению ребят, хлам оказался довольно новыми женскими платьями, мужскими рубахами, костюмами, скатертями, покрывалами.

– Вот это да! – протянул Тимка изумленно. – Не иначе ворье здесь живет. Как ты думаешь?

– Ясно! Тут и думать нечего.

Сказал и вздрогнул, словно током ударило: ведь в церквушке он видел Сыча! Значит… Значит Сыч и тот мужик с хриплым голосом – воры?! Да и Жмырь с ними. Сердце билось сильно, глухо. Почему-то даже жар прошиб Андрюшку. А Тимка тараторил, все более горячась:

– Я сразу понял, что ворье. Вот тебе и Сыч, вот тебе и Жмырь! Кто же третий? Но ничего! И этого узнаем. Знаешь что? Айда сейчас же в милицию.

– Ты сначала выберись отсюда, – мрачно бросил Андрюшка.

Тимка сразу скис и беспомощно заоглядывался по сторонам, будто ища выход.

– Слушай, Андрюшка, – тихо сказал он, – пойдем еще раз попробуем открыть крышку.

Наверное, больше часа бились ребята, но толку никакого – плита будто вросла в землю. Удрученные и расстроенные, они снова спустились вниз, уселись на топчане. Сидели молча. Тревога выбила из головы все мысли. Но сидеть долго было нельзя. Мальчишки понимали, что в любой момент сюда могут пожаловать хозяева и тогда… Что произойдет тогда – не хотелось думать.

– Давай покричим, – тревожно предложил Тимка.

– Покричим! Да тут хоть разорвись от крика, никто не услышит. Не надо было крышку закрывать.

– Откуда же я знал, что ее изнутри не откроешь?..

– Знал, знал! – передразнил Андрюшка. – Сначала надо думать, а потом делать… Да что теперь говорить об этом!

Тимка уныло обвел глазами каменный потолок, каменные стены, каменный пол, почесал затылок.

– Я все думаю: как Сыч тогда со «своими» выбрался?

– И я о том же думаю, – ответил Андрюшка, осматриваясь вокруг. – Здесь где-то обязательно другой выход есть. И он решительно встал. Метр за метром осматривали ребята стены, двигали вещи, ощупывали каждую плиту. И вдруг рядом с топчаном они нашли небольшую дверцу.

– Фу ты, – с некоторым оттенком разочарования произнес Тимка. – Тут и искать-то нечего было. Зря сидели столько времени в этой темнотище!

– Погоди радоваться. Еще неизвестно, куда дверка ведет. Может, в такую дыру, что вообще оттуда не выберешься.

Тимка ничего не возразил. История с верхним люком довольно крепко проучила его. Теперь Тимка сроду ничего не станет делать, пока хорошенько не поразмыслит.

– Давай откроем, посмотрим, – предложил он после минутного молчания.

Но Андрюшка не ждал Тимкиного совета: он уже тянул дверцу за кольцо. Она медленно, со скрежетом открылась. Андрюшка на всякий случай отскочил от зияющей черной дыры, направил туда луч света. Ничего страшного там не оказалось: нора и нора, только большая.

– Куда она ведет? – переходя на шепот, спросил Тимка. Андрюшка пожал плечами. Подошел к дверце, еще раз осмотрел отверстие.

– Полезли?

Сказал вроде бодро, а сердце заколотилось так, будто хотело выскочить. Тимка тоже не очень весело откликнулся:

– Полезли, пожалуй…

Андрюшка первый вполз на четвереньках в черное нутро тоннеля. Пробирался медленно, боясь какой-нибудь неожиданности. За шиворот то и дело сыпалась земля, сбитая с потолка неловким движением. Ход был неровный, извилистый и, казалось, бесконечный.

– Андрюшк, а, Андрюшк, – донесся тревожный голос Тимки, – а вдруг у него конца нет? Залезем далеко и задохнемся.

Андрюшка ничего не ответил, только сжал челюсти и продолжал ползти вперед. Внезапно лучик фонарика скользнул по стенке тоннеля и растаял в дневном свете. Земляной ход кончился. Теперь они оказались под громадными каменными глыбами, хаотически нагроможденными друг на друга. В нос ударил смрадный запах. Андрюшка, придержав дыхание, выбрался из-под глыб. За ним вылетел Тимка.

Ребята огляделись. Они очутились на дне глубокого оврага среди вонючей свалки. Мальчишки отлично знали это место, но, конечно, никогда здесь не играли.

– Теперь ясно, как выбрался Сыч со своими дружками. Хитрые. Следы заметают…

– Айда отсюда, – морщась, проговорил Андрюшка. – Дышать нечем.

Страх и волнение, которые наполняли ребят, когда они сидели в темном подземелье, прошли. Тимка, словно продолжая свою мысль, спросил:

– Ну так как? В милицию идем?

Андрюшка отрицательно покачал головой. Нет, в милицию идти он не собирался – рано. Еще сами толком ничего не узнали. Когда все будет ясно – тогда другое дело. Да и… прежде бы с Сычом надо поговорить, разузнать что и как. Может, он и не виноват ни в чем. Пожалуй, так и надо сделать. А в милицию сбегать они с Тимкой всегда успеют. Тимка, подумав малость, согласился с Андрюшкой: верно, рано. Да вот и Сыча почему-то жалко. Парень он все-таки неплохой. По крайней мере, был неплохим. Ну что ж, торопиться тогда не к чему.

Около «скворечника» в последние дни стало очень оживленно. Даже малыши, и те перенесли свои игры сюда, забросив качалки и песочницы. Глядя на старших ребят, они целыми часами колотили камнями ржавые консервные банки, воображая, что тоже ремонтируют посуду.

Да что малыши! Однажды в «скворечник» зашел Фаддеич, угрюмый, молчаливый старик, обросший дремучей черной бородой. Он остановился на пороге, обвел всех суровым взглядом и медленно стал обходить помещение. Шум в «скворечнике» сразу утих. Ребята настороженно следили за Фаддеичем. «Зачем он пожаловал сюда, этот бородатый молчун?» Все ребята в доме знали Фаддеича, но не любили его. Да и за что любить-то? Целыми часами сидит на ступеньке крыльца своего подъезда и сосет большую обгорелую трубку, а дым из нее, как из трубы котельной. Никто не видел, чтобы он был веселым или улыбался. Сидит, молчит и курит. Иногда поздоровается со знакомым и то не по-человечески. Не скажет «здравствуйте», а вынет трубку изо рта и немного головой кивнет.

Ребята ничего не знали о Фаддеиче. Кем он работал, где, откуда приехал сюда. Знали одно: живет он на первом этаже в однокомнатной квартире со своей женой, маленькой старушкой, чистенькой, беленькой и тоже тихой и неприметной. С ребятами Фаддеич вообще не знался. Просто не замечал их. А тут вдруг пришел! И хоть бы слово сказал! Ходит и смотрит. Заглянул в маленькую комнатку, но, очевидно, там для Фаддеича ничего интересного не оказалось, повернул обратно. Подошел к куче еще не отремонтированной посуды, взял сразу две кастрюли и чайник. Повертел их, положил на место. Остановился около Тимки, долго смотрел, как тот паяет, и, наконец, раздвинул губы.

– Хорошо робишь, парень.

И шагнул дальше, к Андрюшке.

– У тебя хуже. Так держи инструмент…

И показал, как надо держать паяльник. Остальные ребята разом принялись работать, чтобы увидел Фаддеич. И он подошел ко всем и каждому что-то сказал. Затем, не прощаясь, вышел.