— Моя мать — горилла, отец мой — Бог!

Рас Тигр устроился поудобнее на ветке, прислонившись плечом к стволу дерева. Почти обнаженный: набедренная повязка из леопардовой шкуры да крокодильей кожи ножны с костяной рукояткой большого ножа на виду — вот и все одеяние, — в левой руке Рас держал наготове флейту.

Он пел на языке вонсу. Даже увлеченный пением, Рас не забывал об осторожности и постоянно оглядывался. Облюбованное дерево росло почти что на берегу, в двух шагах от деревни. Обзор прекрасный в поле зрения попадали и все постройки, и все поля к востоку, и свадебный островок, отделенный от мыса узкой протокой.

Рас пел улыбаясь. Паника, охватившая обитателей деревни, служила аккомпанементом много лучшим, чем флейта:

Рас прервал пение, чтобы сыграть на флейте щемящую мелодию, которую жених согласно обычаям вонсу исполняет для новобрачной, заключенной на островке. Высокий голос флейты разнесся далеко окрест.

Деревушка племени вонсу занимала северо-западную оконечность полуострова, образованного большой — не меньше мили в диаметре — речной излучиной. Перешеек мыса с востока, достаточно узкий и удобный для обороны, вонсу перегородили высокой стеной из заостренных стволов.

От стены до самой деревни пролегли поля, засеянные злаками и овощами. Саму деревню окружал дополнительный двойной частокол. В отличие от наружной стены заостренные бревна здесь заканчивались множеством шипов.

В центре образованного оградой круга стоял Большой дом — самая важная из деревенских построек. Он служил жильем вождю племени, но, кроме того, здесь проводились общие собрания и обряды поклонения духам. Дом этот — округлый, футов семидесяти в диаметре — покоился на множестве могучих свай высотой почти в рост человека. К единственному широкому входу вела висячая, сплетенная из побегов бамбука лестница.

Восемь малых хижин почти кольцом охватывали дом вождя; еще четыре стояли чуть поодаль, во внешнем круге. Все на сваях — каждая на одной — все круглые, с конической, крытой, как и Большой дом, тростником и пальмовыми листьями крышей. И к каждой вели плетеные ступеньки.

Последняя, четырнадцатая, постройка — обиталище заклинателя духов, — занимая место прямо у северных ворот, нарушала всю симметрию. Низко над ее крышей простерлась через частокол гигантская ветвь дерева. Обнаглевшие от голода леопарды нередко пользовались ею как охотничьей тропой. Пользовался ею и Рас, и неоднократно, но совсем с иными целями.

Он считал идиотизмом оставлять такие удобные лазейки через оборонительные стены и в молодые годы приставал к своим приятелям-вонсу с расспросами на эту тему. Те объяснили, что ветку срубить никак нельзя, потому что в дереве живет могучий дух, дух великого вождя Шабагу, который некогда и привел племя в здешние края. Так что дерево неприкосновенно.

Когда какой-нибудь вонсу умирал, тело после оплакивания в Большом доме переносили в хижину шамана для обряда очищения. А уже отсюда Шабагу забирал дух покойного вместе с телом к себе на дерево — свесившись с ветки, поднимал за волосы. О происходившем дальше представление у всех было весьма смутным. Но уже и это объясняло, зачем вонсу отращивают такие длинные волосы и укладывают их двойным конусом с помощью смеси козьего масла и красной глины. Шабагу должен иметь за что ухватиться.

Рас был заинтригован. Битых шесть ночей провел он в ожидании в ветвях священного дерева — всякий раз после смерти очередного вонсу. И однажды сподобился. Раса так потрясло появление Шабагу, что он чуть не вывалился из укрытия. Но дух, сотканный лунным светом из беспокойной листвы, оказался всего лишь игрой взбудораженного детского воображения.

И сейчас, продолжая выводить мелодию и наслаждаясь охватившей деревню паникой, он снова едва не падал с дерева — на этот раз со смеху. Воины с воплями разбегались по хижинам за оружием, а женщины, отбросив мотыги, хватали грудных детишек на руки, пронзительно скликали тех, что постарше, и мчались в деревню. Перепуганные дети громко ревели.

К людскому хору подключилась и деревенская живность. Заполошно кудахча, рассыпались по полю пышнохвостые пестрые куры; отчаянно блея, метались среди бегущих людей длиннорогие козы; верещали под ногами насмерть перепуганные розовые свиньи — хор получился что надо.

Вождь Тибасу и шаман Вавафу, отчаянно жестикулируя, орали друг на друга у входа в Большой дом. К ним уже присоединилась добрая дюжина воинов.

Еще двое несли стражу на стене на перешейке. Три старика, слишком немощные для боевых тревог и сражений, посиживали в тени хижины. На охоту ушли еще шестеро, быстро подсчитал Рас.

Подростки, не прошедшие посвящения в воины, с легкими копьями в руках сбились в стайку рядом со взрослыми.

Два воина, Севату и Гайнаду, отложив копья в сторону, вытащили из Большого дома трон вождя, испещренный гневными ликами могучих духов, и водрузили на каменное подножие у входа. Выточенный из цельного куска красного дерева и натертый пальмовым маслом, трон мутно поблескивал в лучах заходящего солнца.

Тибасу, возложив на седеющую голову пышный и пестрый убор из перьев, принял из рук заклинателя здоровенный скипетр и уселся. Остальные, тоже с перьями в волосах — единственной одежде, не считая продолговатых лыковых фартучков на гениталиях, — опустились на корточки и занялись попарно боевой раскраской.

Две старухи, Мазата и Гамиби, не без труда вынесли из жилища вождя большой глиняный горшок, расписанный затейливым орнаментом. Поставив его рядом с Тибасу, они поспешно, насколько позволяла старческая немощь, ретировались.

Воины выстроились перед вождем по ранжиру. Севату, начиная с вождя и шамана, обнес всех тыквенными бутылями с крепким пивом, наполнив их из горшка. Воины, поглядывая украдкой на священное дерево — укрытие Раса, — уселись, и совет начался.

Рас под их взглядами разошелся пуще прежнего. Он мог оставаться спокойным еще долго — перед любым серьезным делом племя устраивало продолжительную конференцию. А дабы в жарких дискуссиях не пересохли глотки, при этом выпивалась бездна горячительного напитка. Он добавлял и куража, которого на сей раз воинам требовалось немало — предстояла атака на гостя из Страны духов.

Рас отложил флейту и завел песню, адресованную нынешним обитателям свадебного островка. Там, у входа на мост через протоку, стражу нес старый знакомец, Биджагу — рослый, самый высокий из воинов племени (но все же на голову ниже Раса), и красавец, каких поискать. Этого не скрывал и развесистый головной убор из перьев розового фламинго. Такой ослепительный убор полагался по обычаю воину, стерегущему новобрачную. Кроме этого оперения, похожего скорее на опахало, да куцей накидки из шкуры леопарда, на Биджагу больше ничего не было. Не считая яркой перевязи из птичьих перьев, свисающей с выкрашенной в алый цвет мужской гордости и удлиняющей ее чуть ли не до земли.