Любопытно и наставительно прислушиваться к мнениям всех партий, взвешивать основательность каждого, увлекаться красноречием ораторов, досадовать иногда на пустословие говорунов и отдавать справедливость даже и тем, с коими не соглашаешься. Какая школа для дипломатов и даже для государственных людей заседание, подобное нынешнему! Кто бы подумал, что Тьер, вызванный из неизвестности духом времени, что Тьер в народной камере произнесет примечательные слова, коими заключил он вчера блистательную импровизацию: "Rappelez-vous Louis XIV et ce qu'il fit lorsqu'il accepta la couronne d'Espagne pour son petit-fils; on a traite sa resolution de miserable esprit de famille; mais vous avez lu sans doute les grandes et superbes raisons qui deciderent ce grand roi; il se disait: oui, on m'offre le complement de la France et meme mes frontieres naturelles; mais j'aime mieux avoir derriere moi une puissance amie, et je termine ainsi la guerre Europeenne?".

Посылаю грустные стихи слепца-историка Тьери "La voix de la terre et la voix d'en haut". Он написал их еще до вступления в брак с умною, милою женою, которая теперь освещает для него мрачную жизнь. У них почти каждый вечер собирается ученое, любезное общество. М-те Циркур также часто бывает там. Я намерен возобновить с Тьери знакомство. Я когда-то бывал у него, перебирал и отыскивал для него книги о северной истории и знакомил его с немецкими историками, для коих давно мерцал исторический свет, разлитый слепцом Тьери на старину севера и Франции. {11}

{* Некоторые из писем, здесь помещаемых, отправлены были прежде напечатанных в IX т. "Современника", но теперь только получены. Впрочем, их занимательность ничего не потеряла от неисправности доставления. - Изд.}

25/13 ноября 1837. Сию минуту зашел ко мне американец Тикнор, с коим я познакомился в Бонне у Шлегеля. Некогда он был профессором словесности в Бостоне, но обогатился женитьбою и оставил кафедру, сохранив любовь к наукам и литературную деятельность. Он объехал Европу, долго жил и занимался в Германии, знакомился с учеными и обогащался немецкою ученостию. Здесь вошел он в короткие связи с Броглио, Гизо, Фориелем и проч. Целию его пребывания в Париже было уговорить Гизо быть издателем (ответствующим за точность перевода) сочинений Вашингтона, кои недавно вышли в Америке в 12 частях. Последнюю составляет его биография, другим, т. е. не Вашингтоном писанная, а 11 частей все Вашингтоновы сочинения. Гизо принял на себя охотно издание и, следовательно, пересмотр переводов. Он надеется, что политический образ мыслей Вашингтона очень подкрепит его собственные доктрины. Вашингтон, страстно любивший свое отечество, не был радикалом; он хотел того же, чего и Гизо, - порядка. По крайней мере последний думает, что он во многом сошелся с Вашингтоном, сколько океан и история позволяли сойтись им в доктринах своих. Гизо роздал уже переводы книг Вашингтона и исключил из оных то, что ни для Европы, ни для Франции не будет иметь никакого интереса, а важно для одной только Америки. История войны американцев с англичанами войдет вполне и подробно во французской перевод Вашингтоновых записок. Будет много и нового, особенно объяснятся сношения дипломатические Англии с ее колонией. Известно, что в американцах живет какая-то наследственная сильная ненависть к лорду Норту (North), коего они почитают подстрекателем к войне Англии и, следовательно, виновником тогдашних бедствий Америки. В записках Вашингтона нашлись достоверные акты, из коих видно, что лорд Норт не только не был виновником сей войны, но что всегда и сильно противился оной и остался в Америке только по настоятельному убеждению английского короля. Ему бы надлежало, несмотря на убеждения, согласно порядку в государствах конституционных, оставить место, на коем действовал против своего убеждения; но этого он не сделал. "Итак в Америке будет одною ненавистью меньше", - сказал я Тикнору. "Точно так", - отвечал он. То, что здесь принял на себя Гизо, Тикнор поручил в Берлине года за полтора перед сим историку и профессору Раумеру, который взялся сделать подобный выбор из сочинений Вашингтона для немецких читателей, {1} а самый перевод делается в Дрездене дочерью поэта Тика, которая для отца и под именем отца перевела уже и лучшие пьесы Шекспира.

Тикнор видел здесь Раумера в сентябре и узнал от него, что английское министерство, позволившее Раумеру сделать некоторые извлечения из исторических и дипломатических бумаг Англии с тем, чтобы он, до обнародования их на немецком, предварительно представил их на рассмотрение английского правительства, ныне запретило ему совершенно что-либо печатать из выписок, сделанных им в Англии. Раумер понять не может, по какой причине или по какому внушению сделано это запрещение, И здесь Раумер у Минье не имел большого успеха, Я похвастался перед американцем и показал ему каталог кенигсбергских рукописей и письмо архивариуса Марини о редкостях, которые выписаны для меня в секретном Ватиканском архиве.

От прошедшего перешли мы к настоящему времени, потолковали о Гизо, о Фориеле и его литературной брошюрке, о коей уведомлю вас после, когда получу ее от автора: ибо в продажу она не поступила. Тикнор описал мне американскую жизнь свою, а я ему нашу московскую, о коей он имел странное понятие. Я обещал ему сообщить некоторые подробности о пребывании Франклина в Париже, кои знаю по бумагам разных архивов, следовательно, по "делам давно минувших лет". Франклин был в Париже в одно время с цесаревичем Павлом Петровичем. {2} Тикнор объяснил мне сущность и цель учреждения ордена Цинцинната, который никогда не был орденом, а филантропическим учреждением, и ныне существующим. И об этом так называемом ордене я видел акт, подписанный Вашингтоном.

2 декабря/20 ноября 1837. После обеда было годичное собрание географического общества. Гизо как новоизбранный его председатель открыл заседание умною, прекрасно написанною речью, исполненною новых видов о пользе географии, о связи наук между собою и доказательств, как одна наука помогает другой и как даже, дщерь воображения, поэзия находит в географических сведениях пищу, материал, краски картинам своим - он намекнул, кажется, на Шатобриана, упоминая о поэтах-путешественниках. Других речей и отчетов я не дослушал, потому что сжат был толпою и не мог найти стула. Все занято было членами общества и дамами. Гизо обедал вчера у короля и заставил нас ждать себя более часу; но никто не упрекнул ему за то, когда оратор занял председательские кресла.

Сегодня был я у m-me Рекамье и слышал ее шептание: ей лучше. Я нашел у нее Шатобриана, Ампера, Баланша и Кине, который только что прочел им третий акт своей новой трилогии или драмы "Прометей". Я опоздал к чтению. Iатобриан и Ампер рассказали мне содержание драмы и хвалили ее. Она гораздо лучше всех других поэм Кине, и много в ней нового, прекрасного - истинной поэзии. Явление Прометея в небе с вечным его сомнением и страх его возмутить веру ангелов превосходно выражено. Недостаток в излишестве. Ампер сказал: если бы тут вполовину было менее стихов, поэма вдвое была бы лучше. Да, "qui perd - gagne", - примолвил Шатобриан. Он долго превозносил однако ж красоты поэмы и стихов, находя, впрочем, излишнюю роскошь в описательных формах и уподоблениях. В прежней поэме слушался он советов Фориеля и много сократил. Теперь он уже все печатает, и недель через шесть выйдет вся трилогия. Кине женат на немке, недавно возвратился из Гейдельберга, где он в связи с Крейцером (митологом), коего книгам обязан новыми взглядами на древний мир и на древнее небо, на мир древних космологов.

Не работая еще в архиве иностранных дел, я принялся опять за рукописи Королевской библиотеки и отыскал кое-что любопытное для нашей средней истории. Шамполион, по прежнему разрешению совета библиотеки, позволил мне взять фолиант на дом, и я отдал переписывать отысканное.