Получилось, что они не просто поссорились, а Сидоров бросил ее в загсе. И пусть они пришли туда не жениться, а всего лишь подавать заявление на вступление в брак, все равно это было так унизительно. Кате казалось, что все знакомые смотрят на нее с усмешкой или с жалостью. Хотелось объяснить, что нет же, он не бросал ее, они просто поссорились, потому что она отказалась принять его фамилию, а это ведь совсем не то же самое, что бросил. Однако чем больше она объясняла знакомым их с Юрой разрыв, тем более убеждалась в том, что он ее действительно бросил прямо в загсе.

Может быть, ей нужно было еще потерпеть. Глядишь, он бы все понял и пришел каяться. А может, Катя бы его просто разлюбила — ведь случается же, люди расходятся, даже прожив бок о бок полжизни, значит, любовь как приходит, так и уходит, нужно было только дождаться этого. Но не было сил ждать. Как не было и уверенности в том, что когда-нибудь она сможет разлюбить Сидорова. Надо было попытаться разлюбить его насильно, сейчас, безоткладно. И Катерина решила поторопить события.

Ковальского она знала давно. Как знала и о том, что он к ней явно неравнодушен. Однако это никогда ее не интересовало — взаимного чувства, или хотя бы тончайшего намека на симпатию к нему она не испытывала. И, приди он со своим предложением хотя бы на неделю раньше, Катерина погнала бы его прочь без раздумий и сожалений. Однако Андрей, прекрасно зная о ее размолвке с Сидоровым, казалось, намеренно выбирал момент, когда Катино отчаяние достигнет пика, когда она попросту не сможет ответить ему отказом.

Его расчет оказался верен, Катерина действительно согласилась. Правда, совсем не из тез соображений, на которые, должно быть, надеялся Ковальский. Она была уверена — как только Юра узнает о ее грядущем замужестве, тут же примчится с извинениями, и то дурацкое недоразумение окажется, наконец, в прошлом. А замуж за Ковальского, по большому счету, она даже не собиралась. За то и пострадала. Наверное, в том, что произошло в дальнейшем, виновата она одна. Потому что нельзя решать свои проблемы за счет чувств других людей.

Собственно, ничего особенного и не произошло, если не считать того, что Катерина жестоко просчиталась. Сидоров не пришел. Ни сразу, как только весть о том, что Ковальский неизвестно какими путями добился благосклонности Пенелопы, разнеслась по всем друзьям и знакомым. Ни позже, когда она вовсю готовилась к свадьбе. Не явился и на бракосочетание, хотя и был в числе приглашенных. А Катерина так надеялась, что он придет, что заберет, украдет ее у Ковальского, и они забудут ту глупую ссору, как страшный сон. Но он не пришел.

Уже потом, после свадьбы, она узнала, что Юра уехал в Москву. Он и раньше делился с нею планами переезда, мечтал открыть там бизнес, стать успешным человеком, да Катя воспринимала его слова не более чем пустые прожекты. Но он все-таки уехал. То ли Москва с маячившими на горизонте перспективами оказалась важнее личной жизни, то ли Катерина сама подтолкнула его к переезду неразумным замужеством — так или иначе, но он уехал. Бросил ее повторно, теперь уже окончательно. Позволил другому мужчине присвоить ее себе, назвать женой.

Замужней женщиной Катерина пробыла совсем недолго, всего три с половиной месяца. Если до свадьбы Ковальский сдувал с нее пылинки, то после ситуация кардинально изменилась. Пылинки пришлось сдувать уже Кате. Причем как в переносном, так и в буквальном смысле. Андрей, с виду такой раскрепощенный и веселый парень, после женитьбы раскрылся с неожиданной стороны. Мало того, что новоявленной супруге пришлось денно и нощно обслуживать его потребности в чистой одежде, вкусной и здоровой пище и сверкающем чистотой жилье. Катя не имела ничего против порядка, хотя никогда не отличалась особой страстью к уборке. Раз в неделю убрать квартиру и устроить постирушку — от этого никуда не денешься, на домработницу пока не заработали. Остальные же шесть дней достаточно, по ее мнению, просто поддерживать относительный порядок в квартире. Ковальский же считал иначе.

По его мнению, а так же по стойкому убеждению его мамочки, бегавшей к ним в гости по делу и без оного по десять раз в день, влажной уборкой следовало заниматься как минимум два раза в сутки. В отопительный сезон — не менее четырех раз. Обязанность эта, естественно, лежала на молодой жене. Плюс стирка, глажка — на каждый день ему требовалась новая рубашка, а гладить самостоятельно Андрей не был приучен. Готовить тоже следовало ежедневно: никаких вчерашних супов или картошек, все только свежее. Для этого Катерина обязана была вставать в полпятого утра, чтобы успеть прошвырнуться мокрой тряпкой по всем закоулкам их съемной квартиры и приготовить полноценный обед, ведь офис Ковальского находился в семи минутах ходьбы от дома, а потому ни столовых, ни тем более перекусов в сухомятку он не признавал. Вечером же после работы, вернувшись домой в лучшем случае в полвосьмого, она должна была выстоять еще одну смену у плиты, в то время как муж освободился в шесть и спокойненько дожидался ужина в горизонтальном положении. А пока на плите что-то булькало, она должна была успеть сделать влажную уборку и погладить пару-другую рубашек.

Бесконечные хлопоты раздражали. Однако не это было самым страшным в их семейной жизни. Быть может, Катя и смогла бы когда-нибудь привыкнуть к швабре и поварешке. Возможно, даже сумела бы смириться с постоянным присутствием в их доме свекрови, пребывающей в стабильном предмаразматическом состоянии. Но выдержать бесконечные придирки и припадки ни на чем не основанной ревности Ковальского — это оказалось выше ее сил.

Веселый добродушный паренек после свадьбы исчез безвозвратно. Его место занял моральный тиран, денно и нощно терзающий несчастную супругу беспочвенными подозрениями и обвинениями в прошлых грехах. И дня не проходило, чтобы он не напомнил ей о былых отношениях с Сидоровым. Травил прошлым не только себя, но и жену. Катерине так хотелось поскорее забыть Юру, она ведь только ради этого вышла замуж за нелюбимого человека. Но Андрей снова и снова, с упорством, достойным лучшего применения, возвращал ее назад, в былую любовь, в боль, причиненную расставанием с самым близким на свете человеком, с единственным, с кем бы ей хотелось прожить остаток жизни.

Но вместо любимого рядом оказался тиран, деспот. Первым делом начались упреки:

— Как ты могла? Порядочная женщина гадить бы не села на одном гектаре с этим ублюдком. Нет, ты мне объясни — как ты могла?!! Я ведь был рядом, но меня тебе было мало, тебе нужен был этот подонок! И кто ты после этого?

Объяснять, что Сидоров не подонок и уж тем более не ублюдок, и что она его любила по-настоящему, не имело ни малейшего смысла — уже по одному тону Ковальского Катерина понимала, что ответа от нее он не ждал, что вопросы его были чисто риторическими, сугубо для того, чтобы ранить ее посильнее. Несколько раз попыталась было защитить любимого, то есть бывшего любимого, поправляла она сама себя. Но ничего хорошего из этого не вышло — Андрей умел посмотреть на нее так, словно наотмашь ударить по лицу в присутствии многотысячной аудитории. Угнетенная его моральным превосходством, Катя перестала сопротивляться.

Чуть позже к упрекам добавились злобные насмешки. Он говорил:

— Да ты посмотри на себя. Кому ты нужна?! Был один дурачок, и тот вовремя одумался, слинял прямо из загса. Ты — ничто, тебя нет. Ты даже не представляешь, как тебе повезло! Единственный порядочный человек на свете вдруг оказался на твоем пути. Я же спас тебя от позора. Да ты ноги должна мне лизать, а ты еще чем-то недовольна? Чего ты рожу кривишь, когда я с тобой разговариваю? Дрянь неблагодарная!

Даже в момент, когда на вопрос нарядной загсовской тетеньки о том, согласна ли выйти замуж за Андрея Ковальского, Катерина отвечала "Да", она сомневалась в правильности поступка. Однако тогда ей казалось, что шаг этот, даже если и не совсем разумный, то вполне логичный — что еще ей оставалось делать? Теперь же, прожив бок о бок с законным мужем неполных два месяца, поняла, что в ее замужестве не было не только здравого смысла, но и логики. Одна сплошная дурость. Даже формулировка "по расчету" не подходила к ее случаю — она была далека от счетов, а может, просто рассчитала все неверно. Так или иначе, а брак ее с Ковальским был ошибкой с самого начала, потому что она должна была выйти замуж за Юру и только за него. Замуж нужно выходить за любимого человека, а не за того, кто оказался рядом. Выходить, невзирая ни на что, тем более на паспортные данные будущего супруга. К тому же в фамилии "Сидоров" не было ровным счетом никакого малозвучия, просто одна из самых распространенных фамилий в России, как "Иванов" или "Петров". Так разве это могло стать препятствием к свадьбе с любимым человеком? А "Сидорова коза" — разве это столь уж страшное, унизительное прозвище? Ведь Юра говорил с такой любовью в голосе, почему же она прицепилась к этим словам? Он же шутил, а она из-за этого отказалась выходить замуж.