Улыбаясь собственным мыслям, он, казалось, совершенно не заметил, что солнце уже почти скрылось за величественными вершинами деревьев девственного леса и что ночь спускалась на землю с необыкновенной быстротой. Из глубоких ущелий доносилось рычание диких зверей, смешанное с воем степных волков, стаями бродивших поблизости от Красного Кедра. Но тот, оставаясь ко всему безучастным, даже и не думал о том, чтобы позаботиться о ночном приюте для себя, и продолжал идти среди гор, окружавших его теперь со всех сторон. Дойдя до одного перекрестка, если можно употребить такое выражение, говоря о местности, где никаких дорог не существует, он остановился и стал осматриваться. После недолгого колебания он пошел по тропинке, пролегавшей между двух холмов, и стал затем подниматься в гору. После получасового утомительного восхождения он дошел до места, где тропинка внезапно обрывалась у края глубокой пропасти, на дне которой шумел невидимый поток. Пропасть была шириной приблизительно ярдов в тридцать, поперек нее был перекинут ствол огромной лиственницы, который и мог служить в нужную минуту мостом через пропасть. По ту сторону этого моста виднелось отверстие естественного грота, и в нем по временам сверкал огонек. Красный Кедр остановился. По тонким губам его пробежала улыбка удовлетворения.

— Они здесь, — пробормотал он, точно отвечая на собственные мысли. После этого он, поднеся пальцы к губам, с замечательным совершенством трижды издал нежный и размеренный крик куропатки. Через минуту такой же крик раздался из глубины грота.

Красный Кедр три раза ударил в ладоши.

У входа в грот появилась гигантская тень человека, освещенная сзади пламенем костра, и грубый громкий голос произнес на чистейшем кастильском наречии:

— Кто идет?

— Друг! — ответил разбойник.

— Твое имя, carai! — сказал незнакомец. — В такой поздний час ночи в таком месте друзья никого не посещают.

— О-о! — воскликнул Красный Кедр, разражаясь грубым хохотом. — Я вижу, дон Педро Сандоваль всегда настороже!

— Говори сейчас же свое имя, дьявол или человек, знающий меня так хорошо, или, клянусь Богом, я угощу тебя пулей! Торопись, чтобы не заставлять меня проливать кровь понапрасну.

— Э-э! Успокойтесь, благородный рыцарь, разве вы не узнали меня по голосу? Разве память у вас так коротка, что вы уже забыли Красного Кедра?

— Красного Кедра? — воскликнул испанец с удивлением. — Так вы не повешены, мой благородный друг?

— Пока еще нет, компадре [15]! И надеюсь в скором времени доказать это.

— Так идите же сюда, carai! Для чего же нам разговаривать друг с другом на таком далеком расстоянии?

С этими словами незнакомец отошел от моста, у которого стоял, вероятно для того, чтобы загородить дорогу вновь прибывшему, и опустил ружье.

Не дожидаясь вторичного приглашения, Красный Кедр ступил на опрокинутый ствол дерева, служивший мостом, и через пару минут перешел через пропасть. Он дружески поздоровался с испанцем. После этого оба вошли в грот.

Грот этот (или пещера, — назовите как хотите) был очень высок и обширен и разделялся на несколько отделений перегородками из соломенных циновок до восьми футов вышиною. У самого входа его было оставлено свободное место для кухни и столовой, а шагах в двадцати от входа был коридор, по обеим сторонам которого шли небольшие углубления в виде комнаток, завешенных вместо дверей одеялами; их было десять — по пять с каждой стороны коридора. Кроме того, в коридоре было отделение, служившее кладовой, а сам он тянулся в недрах горы, извиваясь, на милю и оканчивался в неприступном ущелье.

По всему было видно, что помещение это было не временным лагерем, выбранным охотниками на одну или на две ночи, но постоянным жилищем, обставленным со всем комфортом, доступным в местности, столь отдаленной от центров цивилизации.

Вокруг костра, на котором жарился огромный лось, сидели и курили девять вооруженных с ног до головы человек. При появлении Красного Кедра сидевшие встали и, поспешно подойдя к нему, стали пожимать ему руку с явным уважением. Люди эти были одеты в костюмы охотников, или лесных разбойников. Лица их, с грубыми резкими чертами, в которых отражались все самые низменные человеческие пороки, при мерцающем свете костра производили отталкивающее, мрачное, наводящее ужас впечатление.

По первому взгляду на этих людей вам становилось ясно, что перед вами сборище негодяев всех наций — людей, погрязших в преступлениях и вынужденных скрываться в безлюдных местах, чтобы избежать справедливой кары правосудия; что они не что иное, как отбросы общества, объявившие этому обществу войну не на жизнь, а на смерть, — что это, одним словом, всем известные степные Разбойники, которые не знают сострадания и во сто крат опаснее краснокожих. Они под человеческим обликом скрывают грязную душу и сердце тигра. Люди эти, начав вести жизнь дикарей, заимствовали все пороки краснокожих и белых, не присвоив себе ни одного из их достоинств, и превратились в бандитов, которые только и знают, что убивают и грабят и способны за крупицу золота совершить какое угодно злодеяние. Вот каково было то общество, в которое явился Красный Кедр. Но мы поспешим констатировать тот факт, что он вовсе не почувствовал себя чужим в подобном месте, — чему читатель легко поверит, — и что он уже с давних пор был знаком с разбойниками и пользовался с их стороны уважением.

— Сеньоры кабальеро, — сказал Сандоваль, кланяясь своим товарищам с изысканной вежливостью, — вот явился наш друг Красный Кедр; отпразднуем же возвращение товарища, которого нам так недоставало и которого мы счастливы видеть снова среди нас.

— Сеньоры кабальеро, — сказал на это Красный Кедр, усаживаясь у костра, — благодарю вас за ваш сердечный прием; я надеюсь в скором времени доказать вам, что умею быть признательным.

— Э-э!.. — воскликнул один из бандитов. — Нет ли у нашего друга хороших вестей для нас? Это было бы не лишним, черт меня возьми! А то мы давно сидим без дела.

— В самом деле? — сказал скваттер с любопытством.

— Да, Перикко сказал правду, — подтвердил Сандоваль.

— Caspita! — начал снова Красный Кедр. — Стало быть, я пришел вовремя.

— Как так? — спросили разбойники в один голос.

— Но мне кажется, что караваны за последнее время проходят чаще, чем прежде, — сказал Красный Кедр, не отвечая на заданный ему вопрос. — А трапперы? А краснокожие? Разве они уже не дают поживы?

— Нет, друг любезный, — возразил на это Сандоваль, — прерия теперь далеко не та, какой была прежде: белые, все более и более приближаясь, начинают наводнять собою территорию краснокожих, и, пожалуй, не позже чем лет через десять вокруг того места, где мы сейчас сидим, вырастут города.

— В ваших словах есть доля правды, — сказал на это Красный Кедр, задумчиво покачивая головой.

— Да и лекарство против этого, к несчастью, найти нелегко, а может быть и невозможно, — сказал Перикко.

— Может быть, так оно и есть, — сказал Красный Кедр, многозначительно покачав головой, что заставило бандитов пристально взглянуть на него. — А теперь, так как я совершил длинное путешествие и у меня волчий аппетит, и я чувствую себя утомленным, я, с вашего позволения, поем, тем более что уже поздно и жаркое давно готово.

И Красный Кедр без дальнейших церемоний отрезал большой кусок лося и принялся с жадностью есть. Разбойники последовали его примеру. В течение некоторого времени разговор не возобновлялся. Но трапеза охотников не бывает продолжительной, и этот ужин не составлял исключения. Он закончился быстрее обыкновенного еще и потому, что загадочные слова, произнесенные Красным Кедром, возбудили любопытство бандитов, и они желали скорее удовлетворить его.

— Теперь, когда ужин кончен, — начал Сандоваль, закуривая самокрутку, — давайте немного потолкуем. Вы согласны, компадре?

— С удовольствием, — ответил Красный Кедр, усаживаясь поудобнее и набивая табаком свою трубку.