— Я должен прежде всего вам сказать, — начал он изысканно слащавым тоном, — что мои друзья — охотники.

— Ну, а что же дальше?

— Черт возьми, значит, они охотятся, — продолжал он, сбитый с толку тоном своей собеседницы.

— Это очень интересно, — продолжала она, весело улыбаясь. — А на каких зверей они охотятся?

— Гм! Понемножку на всех.

— Например?

— Например, на диких быков.

— Прекрасно. Значит, они охотятся на диких быков.

— Да.

— Почему же они охотятся на них больше, чем на других?

— Я вам сейчас объясню.

— Вы мне доставите этим большое удовольствие. Дон Корнелио поклонился.

— Вы должны знать, что в Сан-Франциско…

— Опять Сан-Франциско!

— Увы, да.

— Ну, хорошо, продолжайте.

— Так вот, я хотел сказать, что там очень дорого ценятся волы, быки и вообще все животные, мясо которых идет в пищу.

— А!

— Но тут нет ничего удивительного… В этой стране все поголовно занимаются тем, что ищут золото, и почти никто не хочет заботиться о поставках мяса.

— Это правда.

— Мой друг тоже пришел к этому заключению.

— Какой друг?

— Охотник, дон Луи.

— Дон Луи?

— Да, тот самый, который во время нападения бандитов три года тому назад так удачно явился к нам на помощь и которого я с тех пор не покидал.

Донья Анжела почувствовала такое сильное волнение, что внезапная бледность покрыла все ее лицо. Дон Корнелио, целиком погруженный в свой рассказ, не заметил эффекта, какой произвело на его собеседницу случайно произнесенное имя, и продолжал:

— И вот ему пришло в голову, что быки, стоящие так Дорого в Калифорнии, почти даром обходятся в Мексике, и он сейчас же решил отправиться за быками в Мексику.

— Ну?

— Ну, мы и отправились.

— Значит, вы были в Калифорнии?

— В Сан-Франциско вместе с доном Луи.

— А теперь?

— У нас великолепное стадо novillos, которое мы ведем издалека и которое надеемся с очень хорошей прибылью продать в Сан-Франциско.

— От души вам этого желаю.

— Благодарю вас, сеньорита, тем более что нам стоило больших трудов собрать такое стадо.

— Но все это нисколько не объясняет мне, почему вы не можете расстаться с вашими друзьями.

— Я не могу их покинуть, во всяком случае, до тех пор, пока мы не развяжемся со стадом… Надеюсь, вы и сами понимаете, сеньорита, что поступить иначе — значит отказаться от дальнейшего участия в деле.

— Это правда, но почему вы так упрямо хотите продать ваш скот именно в Сан-Франциско?

— Это вовсе не простое упрямство с нашей стороны.

— Ну а если бы вам дали и здесь за него хорошую цену, продали бы вы свой скот?

— Нам это было бы решительно все равно.

Донья Анжела сделала радостное движение, которое дон Корнелио решил истолковать в свою пользу.

— Это можно устроить, — сказала она затем.

— Вы думаете?

— Да, если вы не будете сильно торговаться.

— Этого бояться нечего, сеньорита.

— У моего отца в нескольких милях отсюда есть асиенда. Я знаю, что он намерен увеличить свои стада, и он остановился здесь для того, чтобы увидеться со своим мажордомом[61].

— О! Но ведь это такая счастливая случайность, на которую мы, конечно, рассчитывать не могли.

— Не правда ли?

— Да. А что, мажордом уже приехал?

— Нет еще. Мы ждем его сюда завтра, и я думаю, что один лишний день не причинит вам слишком большого убытка.

— Ни малейшего.

— Ну так вот, если вы согласны, мы можем здесь же покончить с этим делом, то есть, — добавила она, поправляясь, — вы скажете мне цену, а я передам ее моему отцу.

— А! — проговорил он, запинаясь. — К несчастью, сейчас я не могу сказать вам ничего определенного.

— Как же так? Разве вы не хозяин этого стада?

— Дело в том… — Это стадо принадлежит не мне одному.

— У вас есть компаньоны?

— Да, у меня есть компаньон.

— А этот компаньон?

— Видите ли, сеньорита, я хочу быть с вами откровенным и сказать вам все, как есть.

— Я вас слушаю, senor caballero.

— Я и хозяин, и в то же время не хозяин.

— Теперь я вас уже совсем не понимаю.

— А между тем, это очень просто, как вы сейчас увидите.

— Объясните мне, пожалуйста, эту загадку.

— Дон Луи, который ухаживал за мной в то время, когда я лежал больной из-за полученных ран, выказал по отношению ко мне такую искреннюю дружбу охотника, о которой даже и понятия не могут иметь жители городов… Он не только не хотел расставаться со мной, когда я выздоровел, но, узнав, что вследствие неудач, — рассказывать о них слишком долго, — я очутился почти без всяких средств, настоял, чтобы я принимал участие, и, заметьте, не внося денег, во всех операциях, которые он будет осуществлять… Словом, я сделался его полноправным компаньоном и владею половиной стада, не затратив на приобретение не одной унции… Теперь вам понятно, почему я ничего не могу предпринять, не посоветовавшись с ним и не заручившись предварительно его поддержкой.

— Мне кажется, что именно так и должно быть.

— И мне тоже так кажется, сеньорита, и потому, несмотря на желание покончить дело с вами сейчас же, я, к несчастью, не могу этого сделать.

Донья Анжела на минуту призадумалась, а затем сказала с сильно бьющимся сердцем и дрожью в голосе, которую ей не удалось полностью скрыть:

— Но это, по моему мнению, такие пустяки, это легко устроить.

— Я и сам ничего лучшего не желал бы, но только со стыдом должен признаться вам, что даже и представить себе не могу, как можно это устроить.

— Это сущие пустяки. Завтра утром, еще до приезда мажордома, я переговорю с отцом, и уверена, что он будет очень рад, если удастся доставить удовольствие человеку, который оказал ему такую громадную услугу. Вы, со своей стороны, предупредите вашего друга, он зайдет к нам сторговаться с отцом, и все будет кончено.

— И в самом деле, сеньорита. Но как странно, что мне не пришло в голову, что все это можно устроить таким образом.

— Разве только ваш друг… Его ведь, кажется, зовут дон Луи, не так ли?

— Дон Луи, сеньорита. Он принадлежит к одной из самых знатных и старинных фамилий Франции.

— А! Тем лучше! Так вот, я хотела сказать, что, может быть, ваш друг не пожелает иметь дело с моим отцом.

— Я не понимаю, сеньорита, что он может иметь против этого?

— Ах! Откуда я знаю!.. Но еще и тогда, когда он спас жизнь моему отцу и мне самой, этот caballero держал себя с нами так странно, что я боюсь…

— Вы ошибаетесь, сеньорита, предполагая, что дон Луи станет отказываться от такого выгодного предложения…

— Ах, Бог мой! — небрежно проговорила она. — В сущности, все это интересует меня очень мало, и, признаюсь вам, мне вовсе не хотелось бы, чтобы мой проект вызвал хотя бы малейшее разногласие между вами и вашим компаньоном… Предлагая это, я имела в виду исключительно ваши интересы, дон Корнелио.

— Я в этом убежден, сеньорита, и почтительнейше вас за это благодарю, — ответил он растроганным голосом.

— Я знаю только вас одного. Хотя ваш компаньон и оказал мне очень большую услугу, но для меня он, все-таки, только незнакомец, в особенности после того решительного отказа моему отцу, предлагавшему ему свою дружбу.

— Вы совершенно правы, сеньорита, и поверьте, что я по достоинству сумею оценить всю деликатность ваших поступков.

— А между тем, — продолжала она голосом вкрадчивым и слегка насмешливым, — признаюсь вам, мне даже доставит некоторое удовольствие встретиться лицом к лицу с этим странным человеком, хотя бы только за тем, чтобы убедиться, насколько правильно было то мнение, которое я составила о нем.

— Дон Луи, сеньорита, — любезно отвечал испанец, — настоящий кабаллеро, добрый, благородный и великодушный, всегда готовый помочь своим кошельком или шпагой тому, кому требуется его поддержка… С тех пор, как я имею честь жить вместе с ним, я много раз убеждался в величии и благородстве его характера.