— Да, — прошептал про себя трактирщик, — а кто отомстит тебе за меня? Благодарю вас, — громко проговорил он, — ваше обещание заставляет меня забыть все, что я вынес здесь.

— Тем лучше! Но только смотри, не вздумай изменить нам и предать нас… Мы сумеем тебя разыскать.

Сакаплата молча опустил голову.

Он только теперь понял, что для него всего лучше было бы спокойно остаться дома и не мечтать о мщении, которое стоило ему тридцати унций золотом и одного уха, а предоставить событиям идти своим чередом.

Вернувшись домой, он заплатил остальную часть назначенного выкупа, захлопнул дверь у самого носа провожавшего его бандита, лицемерно рассыпавшегося в благодарности, упал на скамью и лишился чувств.

Остаток ночи прошел спокойно, и ничто уже не нарушало покой, которым наслаждались путешественники, остановившиеся в месоне де-Сан-Хуан. Часов около четырех утра двери квартос начали открываться одни за другими. Свет замелькал в окнах. Крики погонщиков и бубенчики мулов разбудили полковника и его дочь, извещая, что настала пора готовиться к отъезду.

Дон Себастьян после того, как дон Корнелио сообщил ему о своих подозрениях, видимо, не особенно торопился в путь до восхода солнца еще и потому, что предстояло пройти ущелье, описанное нами в предыдущей главе, где чрезвычайно легко расставить западню.

Ущелье дель-Маль-Пасо пользовалось очень дурной славой. В течение последних нескольких месяцев там было совершено несколько убийств, носились слухи, что грозный предводитель разбойников Эль-Бюитр устроил там штаб-квартиру.

Полковник, несмотря на всю свою храбрость, вовсе не собирался кидаться в потемках в это разбойничье гнездо, из которого почти невозможно было рассчитывать выбраться целым и невредимым.

Другое дело, когда взойдет солнце, тогда увеличатся и шансы на благополучный исход этой смелой попытки. Его конвой, хоть и немногочисленный, составляли старые, привыкшие к битвам солдаты, сильно привязанные к своему командиру. Мексиканские разбойники, вообще, довольно трусливы, и как только встречают серьезное сопротивление, они почти тотчас же отказываются от нападения.

Эти причины, да, кроме того, еще и боязнь испугать дочь и подвергнуть ее излишним опасностям, заставили полковника пропустить вперед всех остальных посетителей месона. Последние, действительно, не замедлили покинуть харчевню и рассеяться по разным направлениям.

Сеньор Сакаплата с нахмуренными бровями и головой, обложенной компрессами и обмотанной тряпками, угрюмо расхаживал по патио, заложив руки за спину и лишь изредка взглядывая на окна комнаты полковника. При этом он бормотал про себя:

— Voto a Dios! Да скоро ли, наконец, соберется уезжать этот проклятый полковник, который так любит ни за что ни про что истязать несчастных бедняков!.. Но так или иначе, а теперь он уже не уйдет от ожидающего возмездия.

В эту минуту в патио показался человек, бренчавший на харане и напевавший вполголоса:

Это четверостишие из романсеро о короле Родриго, спетое, по всей вероятности, без всякой задней мысли нанести оскорбление, ударило трактирщика не в бровь, а прямо в глаз, и он, повернувшись к незадачливому певцу, грубо заставил его прекратить пение.

— Идите вы к черту с вашими песнями! — крикнул раздраженно месонеро. — Чего это ради вам пришло в голову визжать мне прямо в уши, тогда как вам давным-давно пора собираться в дорогу?

— Э-э! Да ведь это наш достойный трактирщик собственной персоной, — отвечал дон Корнелио, не меняя своего веселого настроения. — Неужели вы так сильно не любите музыку? А это совсем напрасно, хозяин, потому что я сейчас пою чудную вещь.

— Может быть и так, — отвечал тот сурово, — но я буду очень вам благодарен, если вы избавите меня от необходимости слушать ваше пение.

— О-о! Да вы просто не в духе сегодня… Что такое с вами случилось, и чего ради вы так закутались? Клянусь спасением моей души, уж не больны ли вы? О! Теперь я все понимаю! Вы, должно быть, спали с открытым окном и простудили себе зубы.

Трактирщик позеленел от бессильного гнева.

— Caballero! — вскричал он. — Берегитесь!

— Чего? — миролюбиво отвечал дон Корнелио. — Насколько мне известно, зубная боль не заразительна. Бедняжка! Он даже сам не знает, что говорит… Вам надо лечиться, милейший, послушайтесь моего совета.

С этими словами певец бесцеремонно повернулся спиной к месонеро и снова запел романс, так не понравившийся трактирщику.

— Гм! — пробормотал тот, показывая тайком кулак. — Надеюсь, что и тебе достанется на орехи в общей свалке… Не будешь так смеяться!.. А, вот и солнце всходит.

День почти мгновенно сменил ночь.

Дон Корнелио помогал слугам полковника чистить лошадей и седлать мулов, на что сейчас же обратил внимание трактирщик, и это вызвало у него ехидную улыбку. Если бы ее увидел полковник, он, наверное, сильно бы призадумался.

Вдруг снаружи послышался стук лошадиных копыт, и через ворота, оставшиеся открытыми после отъезда погонщиков и других путешественников, в патио на полных рысях влетели два всадника.

При таком неожиданном появлении всадников трактирщик обернулся, точно его укусила змея.

— Ну! — пробормотал он. — Не успел еще и день настать, а это проклятое исчадье уже начинает валиться мне на руки!

Двое вновь прибывших, не обращая ни малейшего внимания на дурное расположение духа трактирщика, спрыгнули с седел и, разнуздав лошадей, провели их к колодцу пить.

Приезжие были люди уже не совсем молодые, лет сорока — сорока пяти, и, судя по костюму, казались пограничными жителями. Как и все путешественники в этой благодатной стране, где каждый должен рассчитывать только на себя, они были вооружены с головы до ног, но только вместо обыкновенных ружей, употребляемых местными жителями, у них были превосходные американские карабины. Последнее обстоятельство, а также сарапе[36] индейского происхождения и их горячие полудикие мустанги заставляли предполагать в них жителей Соноры[37] или, по крайней мере, людей, живущих в этом штате.

Трактирщик, видя, что вновь прибывшие не обращают на него никакого внимания, решился, наконец, сам заговорить.

— Что вам угодно? — спросил он их.

— Пока ничего, — отвечал старший из путешественников, — но как только лошади наши напьются, вы дадите каждой из них по мерке маиса и по вязанке альфальфы.

— Я месонеро, а не пеон, и вовсе не обязан задавать им корм, — грубо возразил тот.

Путешественник, говоривший с трактирщиком, искоса взглянул на него.

— Будет ли это сделано вами или вашими слугами, мне решительно все равно, — ответил он сухо, — я хочу только, чтобы мое приказание было исполнено как можно скорее, потому что я спешу.

Заметив сердитый косой взгляд говорившего, трактирщик предпочел прекратить спор.

В течение последних нескольких часов бедному Сакаплате что-то сильно не везло с путешественниками: все, кого посылала ему за эти сутки судьба, были удивительно похожи на молодых быков, вырвавшихся из загона.

— Ваша милость, по всей вероятности, спешит ехать дальше? — заговорил он вкрадчиво.

Незнакомцы не отвечали ни слова.

— Надеюсь, вы не сочтете излишним любопытством с моей стороны, — продолжал трактирщик, — если я спрошу, в какую сторону думает ехать ваша милость?

Один из путешественников поднял голову:

— Если вас кто-нибудь спросит об этом, отвечайте, что вы не знаете. А теперь ступайте, милейший, заниматься своим делом и не забудьте пословицу: всяк сверчок знай свой шесток.