— Подождите до завтра, — уверял их граф, — и вы увидите, как огромная и непобедимая мексиканская армия будет разбита наголову и рассеяна.
На этом беседа прекратилась, и все отправились в столовую, где был приготовлен великолепный завтрак.
Когда все вышли из-за стола, граф направился в отведенное ему помещение, попросив отца Серафима зайти к нему.
Там они заперлись и долго беседовали наедине.
Когда миссионер выходил, глаза его были красны, и на щеках виднелись следы слез.
Граф сжал его руку.
— Итак, — сказал он священнику, — в случае несчастья…
— Я буду там, граф, положитесь на меня. — И он удалился медленными шагами.
Перед самым наступлением ночи граф выслушал донесения своих лазутчиков. Принесенные ими известия вполне подтверждали справедливость слов дона Рафаэля.
Генерал Гверреро быстрым маршем прибыл в Эрмосильо и засел за укрепленными стенами.
Валентин и Курумилла явились позднее других разведчиков, но со значительными результатами своих успешных действий.
Валентин во главе отряда фуражиров двинулся, по совету Курумиллы, по дороге, ведущей в Гуаймас. Здесь он перехватил обоз с провиантом и боевыми припасами, предназначенными для мексиканцев.
Капитану де Лавилю тоже повезло: он захватил пять неприятельских патрулей, неблагоразумно показавшихся в деревне.
Граф отпустил Курумиллу вместе с капитаном, который захотел воспользоваться ночной темнотой и поставить аванпосты на расстоянии двух с половиной пушечных выстрелов от Эрмосильо.
Оставшись наедине с Валентином, Луи разложил на столе план Эрмосильо. Друзья склонились над столом и принялись внимательно изучать этот план.
Мы уже не раз описывали Эрмосильо своим читателям, теперь же ограничимся только указанием, что густые огороды и сады, окружающие этот город, дают возможность укрыться множеству стрелков без всякой опасности для их жизни.
Сверх того, город был окружен глубоким и широким рвом, пройти через который можно было только по мосту, защищенному сильным вооруженным отрядом.
Эрмосильо принадлежал к хорошо укрепленным городам, и его нельзя было взять без ружейного выстрела. Таким образом, если бы графу Пребуа-Крансе удалось взять приступом этот город силами своего отряда из двухсот пятидесяти человек, то его подвиг вполне заслужил бы название самой выдающейся операции в военной истории.
Генерал Гверреро вместе с остальными мексиканскими офицерами относился к авантюристам в высшей степени презрительно, он называл их не иначе как французскими бродягами и грозил так их проучить, чтобы они навсегда отказались от своих дерзких попыток. Он уже успел через своих шпионов собрать сведения о малочисленности французов.
Между тем Курумилла принес графу довольно утешительную новость.
Несмотря на тщательные приготовления к войне с графом, генерал Гверреро был сильно удивлен неожиданным движением французов на Эрмосильо и той ловкостью, с которой они обошли его аванпосты. Он поспешил к городу опередить действия авантюристов и вследствие этой поспешности был вынужден оставить позади себя значительную часть своего отряда. Таким образом, в Эрмосильо оказалось не больше тысячи двухсот человек защитников — правда, и эта цифра была чересчур велика, но граф ожидал встретить гораздо более многочисленные силы врага.
Курумилла потихоньку пробрался в город. Его как индейца впустили беспрепятственно. Он все высмотрел, всюду побывал и многое успел разузнать. Арауканский вождь принес все добытые сведения дону Луи, а также передал отчет в исполнении приказаний, возложенных на капитана де Лавиля.
Среди асиендадос, принимавших участие в совещании в Магдалене, был один, пользовавшийся большим влиянием на сельское население. Он уверил графа от имени своих соотечественников, что если хоть один крупный город попадет во власть французов, то это послужит сигналом к повсеместному восстанию, и страна через несколько дней сбросит ненавистное иго и обретет долгожданную свободу.
Не желая терять ни минуты даром, дон Луи написал этому асиендадо письмо, в котором говорил о своем намерении взять приступом Эрмосильо и просил быть готовым к решительным действиям в пользу восстания.
Но дон Луи не был самонадеянным человеком.
Мы упоминаем такой факт, чтобы показать читателю, что граф умел заранее предугадывать результаты того или другого действия — качество, присущее всем гениальным людям.
Написав письмо и отдав все необходимые распоряжения, граф вышел из дома вместе с Валентином.
Было около двух часов утра, небо было мрачно, и тишина нарушалась только свистом теплого ветерка, качавшего вершинами деревьев.
Братья спустились во двор.
Все население асиенды высыпало проводить графа.
Здесь же стояла и Анжела, одетая в длинный белый пеньюар, лицо ее было бледно, а глаза наполнены слезами, она казалась каким-то призраком в бледном свете факелов, зажженных пеонами.
Свита графа уже сидела верхом и безмолвно ожидала своего командира. Курумилла держал под уздцы лошадей обоих французов.
Когда они появились, все сняли шляпы и почтительно приветствовали графа.
— Удачи вам, дон Луи, — заметил дон Рафаэль, — ибо вы боретесь за независимость народа.
— Мы так горячо будем молиться за вас Богу, дон Луи, как никто никогда не молился, — прибавила донна Люция.
Граф почувствовал, что сердце его сжалось.
— Благодарю вас всех, — сказал он растроганным голосом, — ваши слова и пожелания мне очень дороги, они доказывают, что жители Соноры понимают благородство цели, которую я преследую. Еще раз благодарю вас всех.
Анжела приблизилась к графу.
— Дон Луи, — сказала она, — я вас люблю, исполняйте свой долг.
Граф наклонился к ней и запечатлел поцелуй на ее бледном лбу.
— Анжела, нареченная моя, — произнес он с чрезвычайной нежностью, — вы увидите меня или победителем, или мертвецом.
Он уже хотел пришпорить лошадь и тронуться в путь, но в этот момент рядом с ним появился отец Серафим.
— Вы хотите проводить меня, святой отец? — воскликнул дон Луи.
— Граф, — простодушно ответил миссионер, — я всегда нахожусь там, куда призывает меня долг и где я найду страждущих, нуждающихся в моем утешении. Позвольте мне следовать за вами.
Луи молча пожал ему руку, кивнул в последний раз на прощание своим друзьям, которых он покидал, быть может, навсегда, и дал сигнал к выступлению. Кавалькада всадников галопом двинулась вперед и исчезла в ночном сумраке.
Анжела молча и неподвижно стояла на пороге до тех пор, пока до ее ушей еще доносился лошадиный топот, но когда все затихло, долго сдерживаемое рыдание наконец прорвалось, и с подавленным криком: «Боже мой! Боже мой!» — девушка упала навзничь на землю.
Ее нашли в обмороке.
Донна Люция и дон Рафаэль бросились на помощь и перенесли ее в дом, где окружили молодую девушку своими заботами.
Весельчак уже хотел запереть ворота асиенды.
— Погодите, — произнес чей-то голос, — дайте же нам выйти.
— Кто это?.. — осведомился канадец. — Куда вас черт несет в такую позднюю пору, Черный Лось?
— Даю вам честное слово, я считаю себя почти французом, хотя я и канадец по происхождению, меня так и тянет помочь своим соотечественникам.
— Э! — вскричал Весельчак. — Вам пришла в голову отличная идея! Ей-Богу! Но вы отправитесь не один… я тоже пойду с вами.
— Тем лучше, значит, нас будет трое.
— Как трое! Кто же еще пойдет с нами?
— Орлиная Голова. Вождь говорит, что в городе засели индейцы, враждебные его племени, и он с удовольствием сразится с ними.
— Так в путь! Я думаю, граф будет очень доволен, увидев в своих рядах трех новых бойцов.
— Разумеется, — заметил Весельчак.
— Это гораздо важнее нам самим, — сказал Черный Лось. — А граф — решительный человек. Что вы об этом думаете?
— Я с вами согласен, — лаконично отвечал канадец. Без всяких дальнейших разговоров трое бесстрашных охотников сели на лошадей и поскакали вслед за графом.