— Подождем, — сказал он.
Между тем кровать опускалась все ниже медленно и плавно, пока наконец не встала неподвижно, коснувшись пола.
Дон Фернандо сделал движение, чтобы встать. Чья-то рука удержала его за плечо.
— Оставайтесь на своем месте, — произнес грубый голос.
— Ага! У меня, кажется, появился другой собеседник, — ответил дон Фернандо. — Что ж мне прикажете, лежать или сидеть?
— Как хотите.
Молодой человек сел на постели, скрестил руки на груди и приготовился ждать.
Зеленоватый свет озарял фантастическими отблесками то место, где находился дон Фернандо, и позволял различать, хотя смутно и неопределенно, очертания нескольких черных фигур — призраков, людей или демонов — в длинных черных одеяниях, которые покрывали их с головы до ног, оставляя открытыми одни глаза, сверкавшие, как раскаленные угли, сквозь отверстия капюшонов, опущенных на лица.
Наступила минута такого глубокого молчания, что можно было бы расслышать биение сердца в груди этих существ, допустив, что они состоят из плоти и крови.
Дон Фернандо не думал об этом, он ждал, холодный, надменный, с грозным взглядом.
Наконец тихий голос, который он уже слышал у своего уха наверху в спальне, вдруг снова заговорил:
— Гастон, герцог…
— Не произносите другого имени, кроме того, которое этот человек носит теперь, — перебил грубый голос.
— Вот это умная речь, ей-Богу! — весело вскричал молодой человек. — К чему эти имена и титулы?.. Лицо, названное вами, давно умерло от позора, отчаяния и бессильной ярости! — в порыве гнева воскликнул он и прибавил с горечью: — Тот, кто находится перед вами, носит имя и титул достаточно известные, как мне кажется, и недругам, и друзьям, если, конечно, они у него еще остались.
— Вы правы, — произнес тихий голос с выражением глубокой грусти, — теперь я буду обращаться только к капитану Лорану, знаменитому буканьеру, соратнику Монбара, Медвежонка, Бартелеми и всех флибустьерских героев.
— Гм! Вы знаете меня несколько лучше, чем хотелось бы, принимая в соображение мою личную безопасность, тогда как о вас мне известно так немного.
— Все зависит от того, насколько откровенно вы ответите на наши вопросы.
— Посмотрим, что за вопросы. Если они будут относиться только ко мне, я отвечу без всякого затруднения, но как скоро они коснутся других лиц и могут подвергнуть их опасности, я не скажу ни слова, хоть кожу сдерите с живого, хоть на куски меня разрежьте! Теперь вы предупреждены, делайте, что хотите.
— Вопросы будут относиться только к вам и вашим собственным делам.
— Так говорите.
— Месяца два назад, на Ямайке, куда зашел ваш корабль, вы были предупреждены в одной таверне человеком, которому оказали услугу, что английское правительство намерено захватить вас и конфисковать ваш корабль.
— Это правда, но я в тот же самый вечер снялся с якоря и вернулся в Леоган, захватив английскую каравеллу в отместку за измену, жертвой которой я чуть было не сделался.
— Едва вы ступили на пристань в Леогане, как поджидавший тут незнакомый вам человек отвел вас в сторону и, показав условный знак, от которого вы затрепетали, долго говорил с вами.
— Это совершенно справедливо.
— Какой же знак это был?
— Вы должны знать не хуже меня, раз имеете такие подробные сведения.
— Знак заключался в перстне, на котором был изображен череп со скрещенными под ним двумя кинжалами и вырезано английское слово: «Remember![14]».
— И это верно.
— Спустя восемь дней главные флибустьерские вожаки собрались в Пор-Марго на тайное совещание под председательством Монбара; там вы сделали некое предложение, принятое единогласно, но только после продолжительных прений, во время которых вам удалось убедить в своей правоте ваших товарищей. Что же это было за предложение?
— На это я отвечать не могу, дело касается не одного меня.
— Положим. На следующий день вы отправились к Чагресу и неподалеку от города сели в лодку вместе с одним из флибустьерских капитанов, вашим другом по имени Мигель Баск, и одним краснокожим. Высадившись на берег в пустынном месте, вы потопили лодку, предприняли переправу через перешеек берегом и, наконец, прибыли сюда около двух часов пополудни.
— Ни слова не могу возразить на это! Вы знаете мои дела так, что и я сам лучше не мог бы их знать.
— Не совсем… Нам известна лишь одна причина, побудившая вас к этому опасному предприятию, но другой мы не знаем.
— Не понимаю вас.
— Напротив, вы очень хорошо все понимаете! Ваша главная цель, та, для которой вы разыгрываете свою нынешнюю роль, — это месть.
— Пусть так! — сквозь зубы процедил молодой человек.
— Теперь мы хотим узнать другую вашу цель.
— Если она и существует, то уж от меня-то вы ее не узнаете.
— Вы не откроете ее нам?
— Ни в коем случае! Ведь я обязался отвечать только относительно себя самого и честно сдержал свое слово, большего вы от меня не добьетесь, напрасно было бы настаивать… Впрочем, раз у вас такие искусные шпионы и столь обширные связи, пустите в ход своих агентов и ищите, — быть может, вы и откроете то, что вам так хочется узнать.
Наступило довольно продолжительное молчание. Дон Фернандо напрасно напрягал слух и зрение, стараясь уловить малейший звук и подметить какой-нибудь проблеск света, чтобы найти подтверждение подозрениям, которые возникали в его уме, — все усилия его остались тщетными, он ничего не видел, ничего не слышал.
— О! — пробормотал он про себя. — Будь у меня оружие!
Чья-то рука нежно опустилась на его плечо, и голос тихий, как шепот ветра, произнес ему на ухо:
— Что же вы сделали бы с ним?
— Что бы сделал? Ей-Богу, я распорол бы живот двум-трем негодяям, которые держат меня, словно гусенка на насесте, и сам бы себя убил после этого!
— Убил! — повторил голос с невыразимой грустью. — Разве вы один на земле? Верно, вы никого не любите и… вас никто не любит? — прибавил голос после минутного колебания.
— Я люблю и любим, — ответил молодой человек, не задумываясь.
— Откуда вам это известно? — высокомерно возразил голос.
— Сердце мне подсказало, оно никогда не обманывает.
— Кого же вы любите? — спросил голос с плохо скрытым волнением.
— Я никогда не говорил с ней, два часа назад не знал ее вовсе.
— И она любит вас?
— Я в этом уверен.
Рука, все еще лежавшая на плече авантюриста, слегка задрожала.
— Почему?
— Сердца наши слились в одном взгляде.
— Послушайте, — с живостью продолжал нежный голос, — время уходит, не стоит тратить его на пустые слова. Вот, возьмите этот перстень; когда вам покажут такой же, кто бы ни был тот, у кого он будет в руках, спешите на зов не колеблясь.
— Я исполню это, если не паду мертвый на месте, — ответил молодой человек, крепко сжав в пальцах перстень, чтобы он случайно не выскользнул у него из рук.
— Зачем вспоминать о смерти? — продолжал голос с невыразимой нежностью. — Напротив, говорите о счастье, когда вы любимы… как утверждаете…
— О! — воскликнул молодой человек. — Это вы, Флора, моя возлюбленная Флора! Да, да, я люблю вас!
— Тише, несчастный! — вскричала она с ужасом. — Вы погибли, если вас услышат.
— Никого я не боюсь теперь, когда уверен в вашей любви! Крошечная ручка мгновенно закрыла ему рот; авантюрист покрыл ее страстными поцелуями.
— Тише! — еще раз шепнул голос ему на ухо, да так близко, что он с упоением почувствовал прикосновение двух пухленьких губок к своему лицу.
Он молчал, теперь ему было все равно, что бы ни случилось. В душе его достало бы блаженства на целый век мучений.
— Вы готовы нас выслушать и отвечать? — медленно спросил авантюриста грустный и строгий голос, которого он еще не слышал.
— Готов на то и другое, говорите, я слушаю.
— Мы поняли и оценили, — продолжал тот же голос, — чувство чести, которое обязывало вас молчать, не отвечая на наши расспросы. Мы не хотим более настаивать и заставлять вас изменить данному слову…
14
Помни! (англ.)