В таком-то положении, лелея радужные мечты, и нежился наш трактирщик подле своей добродетельной супруги, как вдруг сильный стук в дверь заставил его внезапно проснуться и вытаращить мутные глаза.

— Это что еще значит? — воскликнул он, озираясь. Начинало светать, от зари чуть посветлело за окнами, но в комнате стояла почти кромешная тьма, так как не было еще четырех часов утра.

— Что значит?! — вскричала Ивона. — Известно что, кто-то стучится.

— Я сам слышу, что стучат, и порядком даже стучат! Вот это кулаки!

— Без сомнения, хотят поскорее войти.

— Ладно! Пусть ждут, покуда наступит день! Могут стучать, сколько угодно: и дверь, и стены прочны.

— Вставай-ка лучше да отвори.

— Отворить в такое время! Да ты что, Ивона? Посмотри, ведь еще ночь!

— Прекрасно вижу, но если ты не встанешь, то встану я сама. Чтобы производить такой гвалт у дверей, надобно, чтобы люди эти чувствовали себя на это вправе и чтобы их карманы были туго набиты испанскими унциями и дублонами.

— Ты права! — воскликнул трактирщик, вскочив с постели и проворно начав одеваться.

— Ну, слава Богу! Поторопись узнать, что им от тебя нужно. А я тем временем тоже встану и разбужу прислугу.

— Дело, жена! — подтвердил трактирщик, громко засмеявшись.

Он поцеловал жену в обе щеки и бегом спустился по лестнице.

Стук в дверь не умолкал.

Корник поспешно отпер ее, даже не опросив стучавших; он знал своих посетителей.

Вошли четыре или пять человек.

Трактирщик снял колпак и почтительно поклонился, изображая на лице любезнейшую из своих улыбок, которая была на самом деле страшнейшей гримасой.

«Что за умница эта Ивона! — подумал он про себя. — Она угадала!»

Посетители расселись у стола.

— Водку, табак и трубки, чтобы запастись терпением в ожидании завтрака, который ты нам подашь в Синей комнате, — приказал один из них.

— Отчего же не здесь, любезный Монбар? — спросил другой.

— Оттого, господин д'Ожерон, — отвечал знаменитый флибустьер, — что нам нужно переговорить о важных делах, а через пару часов эта зала будет полна народа.

— Вы правы, капитан.

— Так хороший завтрак на пять человек, слышишь, Корник? Давай что хочешь, но смотри, чтобы все было честь по чести.

— Ивона сама будет готовить завтрак, — ответил трактирщик.

— Ну, раз Ивона, — возразил, смеясь, Монбар, — то я спокоен.

В это время на улице послышался шум.

— А вот и шестой явился — я про него совсем позабыл. Принеси сперва что я требовал, а потом завтрак на шестерых, слышишь?

— Я прошу у вас час времени, капитан, чтобы приготовить его.

— Хорошо, ступай.

Новый товарищ, упомянутый Монбаром, явился почти тотчас. Это был еще молодой человек с мужественными и выразительными чертами лица, красивого и симпатичного; длинная черная борода чуть не до пояса падала веером на его широкую грудь; роста он был высокого и хорошо сложен, а мускулы, выдававшиеся, точно канаты, обнаруживали недюжинную силу.

Он был великолепно одет; шпага его висела сбоку на широком поясе, вышитом золотом, жемчугом и драгоценными камнями, на шляпе развевалось перо, а в левой руке он держал желеновское ружье.

Его обычная свита — две собаки и два кабана — следовала за ним, идя, когда он шел, и останавливаясь, когда он останавливался; звери не спускали с него глаз.

— Здравствуй, Медвежонок, старый товарищ! — воскликнули буканьеры в один голос.

К нему немедленно протянулось пять рук.

— Здравствуйте, братья, — отвечал он со своей очаровательной улыбкой, протягивая обе руки, — здравствуйте, господин д'Ожерон, здравствуй, Монбар, здравствуй, Польтэ, здравствуй, Питриан, здравствуй, Пьер Легран!

— Добро пожаловать, капитан, — сказал д'Ожерон.

— Не опоздал ли я, братья?

— Мы только что пришли.

— Тем лучше! Представьте себе, что я шел и немного замечтался на берегу.

— Думая о жене, — смеясь, договорил Монбар.

— Не стану отрицать, что без памяти люблю это кроткое небесное создание. Тебе это кажется странным, Монбар?

— Напротив, любезный друг, вполне естественным, так как и сам без ума от своей собственной жены.

— Я рад слышать это, потому что боялся насмешек — признаться, они очень огорчили бы меня.

Тотчас послышались дружные возражения.

— Да вы нисколько и не опоздали, — заметил д'Ожерон. — Мы пришли не далее как пять минут назад.

Между тем Медвежонок подсел к друзьям, а кабаны и собаки улеглись у его ног.

— Ваше здоровье! — сказал он, налив в стакан воды. При появлении Медвежонка трактирщик тотчас подал графин с водой, так как было известно, что этот капитан иного напитка не употреблял.

Буканьеры весело чокнулись с добрым товарищем, но их стаканы до краев были наполнены ромом.

Тем временим в комнату проник луч солнца, словно золотая стрела.

В то же мгновение раздались звуки труб и барабанный бой, сливавшиеся с топотом большой толпы народа, которая смеялась, кричала и пела.

— Ваши приказания исполняются, Монбар, — сказал, улыбаясь, губернатор.

— Не только здесь, но и в Пор-Марго, в Леогане, на Тортуге — словом, везде, не так ли, Медвежонок?

— Чтобы избежать недоразумений, я сам передал твои приказания во все места.

— Сколько народу! — вскричал Пьер Легран, выглянув на улицу.

— Нам понадобится много людей, — заметил Медвежонок, кивнув головой.

— Да, дело будет жаркое.

— Но мы нанесем смертельный удар испанской торговле!

— Она не оправится за несколько лет!

— Не слышно ли чего о Прекрасном Лоране? — спросил губернатор.

— Ровно ничего.

— Гм!

— В этом нет ничего удивительного, — заметил Монбар. — Чтобы попытаться высадиться на перешейке, Лорану следовало сперва подняться до широты мыса Горна, где крейсировал Тихий Ветерок, увидеться с ним и объяснить ему наш план, а потом уже вернуться назад. Путь не близкий. Заметьте, что он снялся с якоря второго января в Пор-де-Пе — правда, в тех морях это летняя пора, — а сейчас уже десятое марта.

— Положим, но…

— Лоран вполне предвидел задержки и трудности предстоящего ему плавания, когда назначал десятое марта датой вербовки, если мы не получим от него предварительно известий, а вам известно, господин губернатор, что отсутствие вестей — уже прекрасная весть для нас. Если бы Лоран потерпел неудачу, он уже давно вернулся бы сюда.

— Мне тоже так кажется, — подтвердил Медвежонок, — я вполне убежден, что Лорану удался его план, он человек необыкновенный, его самые безумные, казалось бы, предприятия, в сущности, обдуманы с величайшей тщательностью, он никогда ничего не упускает из виду и почти не оставляет места случайностям.

— Знаю, все это знаю, но знаю также и то, что из всех предпринятых вами экспедиций эта — самая безумная, просто можно сказать сумасшедшая! Такая отчаянная смелость наводит на меня ужас, хотя испугать меня, сознайтесь, господа, совсем не легко.

— Мы ценим вашу храбрость по достоинству, — ответил Польтэ, — но вы забываете, что мы Береговые братья, то есть люди, для которых невозможного не существует; опасность для нас — приманка, а экспедиция тем привлекательнее, чем менее одолимы кажутся трудности, которые надо преодолеть.

— Согласен; я умолкаю, ведь я сам разрешил вам эту смелую попытку, не брать же теперь свое согласие назад.

— И поздно было бы, — вмешался Питриан, — вам должно быть известно, что я три дня назад вернулся с Ямайки.

— Нет, не знал. Что же, успешно вы съездили?

— Вполне! При мне обязательство, подписанное Морганом, в силу которого он соглашается участвовать в экспедиции на равных правах в дележе добычи, принимает звание вице-адмирала под непосредственной командой Монбара и изъявляет готовность подписать договор, как скоро станет на рейде со своей эскадрой в Пор-де-Пе.

— Сколько у него будет судов?

— Семь: пять корветов, один фрегат и посыльное судно, а на них девятьсот человек экипажа, за каждого из которых он ручается, как за самого себя.