- Аннигиляции нет... Аннигиляции нет... Аннигиляции нет.

- Хватит, ЭЛЦ.

- Аннигиляции нет... Аннигиляции нет...

Тарханов включил дублер электронного центра и через пять минут имел в своем распоряжении всю необходимую информацию. В аппаратной члены экспедиции молча выслушали сообщения дублера. На вопрос, почему не сработали антипротонные излучатели, дублер ответил, что расход антиматерии в десять раз превысил норму. Тарханов приказал перепроверить цифры. Дублер подтвердил их.

- Аннигиляции не было. Шары растаяли.

- Мы знаем, что аннигиляции не было, - сказал Тарханов. Что ж было?

Дублер долго молчал и наконец проскрипел:

- Я не знаю, что было.

Астрофизик Антони Итон с удивлением посмотрел на машину и сказал:

- Они всегда скрипят, когда не знают.

Все улыбнулись. Тарханов пригласил ученых в рубку:

- Ваше мнение, коллеги?

- Я понял одно, командор: путь свободен, - сказал астроботаник. - И цель близка.

- Но вы понимаете, что случилось? - Тарханов внимательно посмотрел на ученых. - Запасы антивещества на пределе. Нам едва хватит на обратный путь к Земле. А если и на обратном пути мы встретимся с враждебными белыми шарами? Подумайте еще раз. Через час я жду ответа.

Оставшись один, Тарханов попытался представить события, которые развернулись в звездолете. Выпустив весь заряд антивещества и убедившись, что ожидаемого эффекта не получилось, электронный центр распорядился изъять антивещество, предназначенное для тяги. Быть может, это изъятие продолжалось до тех пор, пока не растаяли все шары.

...Через час Тарханов знал общее решение ученых: высадиться на Лории, изучить эту планету, завязать связи с ее обитателями, попытаться с их помощью отремонтировать звездолет и лишь тогда - на пределе - отправиться в долгий обратный путь. Тарханов посмотрел на звездолет. Долгие годы он стоит на голубом плато. Вдали сверкает такое же голубое море. Пора возвращаться в звездолет и продолжать работу. Но не хотелось бросать теплую скамейку, идти, опять садиться за вычисления. Хотелось уснуть и никогда не проснуться. После этого наступали долгие часы оцепенения, когда мысль не работала. Потом он изумленно спрашивал себя:

"Неужели жизнь опротивела мне? Нет же! Я люблю ее гораздо больше". Так говорил он себе, жадно вглядываясь в голубой мир чужой планеты. Но молчаливая пустыня смеялась над ним: "Ты лжешь себе. Эта ложь нужна твоему уму, но ты уже мертный, как мертва эта планета". "Врешь! - в исступлении кричал Тарханов. - Я живу!" И чувствовал, как по телу разливается тот огонь жизни, что покоряет Вселенную.

Он вспомнил те мгновения, когда звездолет пошел на посадку, вошел в атмосферу Лории. Она была почти такой же, как на Земле: кислорода - двадцать четыре и одна десятая процента, азота - семьдесят три и четыре десятых процента, углекислого газа - одна и восемь десятых процента. Радиация - семьдесят три рентгена. Но в специальных костюмах она была безопасна землянам.

Тарханов улыбнулся. Ему почему-то вспомнилась сцена, разыгравшаяся сразу после того, как приборы определили состав атмосферы Лории. Иван Васильевич улыбался, переминался с ноги на ногу, пытался заговорить, но никак не решался нарушить торжественное молчание. В конце концов не выдержал и воскликнул:

- Это же великолепно - углекислый газ!

Все поняли его: углекислый газ - это жизнь, и сразу занялись неотложными делами. Астроботаник тоже включился в общую работу по подготовке к выходу на планету.

Первыми покинули звездолет Ян Юханен и Антона Итон. Тарханов проверил на них космические костюмы, положение захватов и прижимов маски, потом открыл шлюзовые двери. Протяжный свист воздуха, втягивающегося внутрь корабля: открылся наружный люк. Тарханов видел, как его товарищи вышли из люка. Первый шаг на незнакомой планете. Неуверенный, осторожный. Казалось, будто люди заново учились ходить. Первым опомнился кибернетик. Он разбежался и подпрыгнул, потом повернулся к звездолету и высоко поднял правую руку. Тарханов невольно улыбнулся. Рядом горячо дышал астроботаник.

- Командор, разрешите, - настойчиво звучал его шепот. Разрешите пощупать руками горсть земли чужой планеты.

Роботы выкатили из грузовых отсеков двухместный автоплан, полностью подготовленный к полету. Кибернетик и астрофизик улетели. Тарханов следил за серебристой птицей до тех пор, пока она не скрылась из виду.

- С благополучным началом, Иван Васильевич, - сказал он, обращаясь к астроботанику.

- Да, да. - Астроботаник прижимал к груди ящик, облицованный серо-синим курганатом.

- Что это у вас?

- Не узнаете? Определитель атмосферы. - Астроботаник нажал кнопку.На небольшом экране сразу же вспыхнули цифры: семьдесят восемь ноль восемь, двадцать девяносто сотых, ноль девяносто четыре и ноль восемь сотых. Последняя цифра была взята в красный кружок.

- Это атмосфера Лории? - с недоумением спросил Тарханов. - Так почему же углекислого газа всего ноль, ноль восемь?

Астроботаник тоже был удивлен.

- Проверьте климатизаторы.

Тарханов нахмурился. Климатизаторы не могли отказать. Значит, астроботаник, он же врач экспедиции, что-то недоглядел, хотя свои обязанности обычно исполнял добросовестно и великолепно знал космическую медицину. Что же могло случиться теперь?

Астроботаник вернулся через полчаса, смущенно сказал:

- Как только пошли на посадку, я переключил климатизатор на ручное управление, как положено по инструкции. А после посадки забыл выключить автоматы.

- Я вынужден записать об этом в бортовой журнал.

- Пишите. Как же иначе.

- Ладно. Можете выходить.

Астроботаник ринулся к шлюзу, нажал кнопку, и люк открылся. Тарханов увидел черную зияющую пустоту. Дальнейшее произошло с быстротой молнии. Одним прыжком он кинулся к астроботанику и резким рывком отдернул его от люка.

Иван Васильевич с трудом поднялся на ноги, потер ушибленное колено.

- Что со мной случилось?

- Ничего не понимаю, - ответил Тарханов. - Вы открыли люк и xoтели выйти из звездолета без противорадиационного костюма. Мне ничего не оставалось делать, как применить физическую силу. Что с вами, Иван Васильевич?

- Ничего не знаю, - пробормотал астроботаник. - Какой-то внезапный припадок рассеянности, которой раньше я не замечал за собою... И еще: у меня такое чувство, словно я навсегда останусь на Лории... Я не вернусь на Землю...

- У вас есть семья?

На "Уссури" по молчаливому соглашению членов экспедиции звездолетчики за время полета ни разу не заговаривали о близких, родных и друзьях, оставшихся на Земле. Мало ли что может случиться с семьями на родной планете за долгие годы странствия в космосе? Вот почему вопрос Тарханова прозвучал почти жестоко.

- У меня никого нет, - глухо сказал астроботаник. - Жена оставила меня в тот день, как только узнала, что я лечу в космос.

- Почему вы не отказались от экспедиции?

- Если бы я остался на Земле, я всю жизнь презирал бы себя.

- Да, ситуация. - Тарханов сочувственно покачал головой. - Ладно, возьмите антирадиационный костюм. Можете выйти из звездолета на два часа.

Тарханову казалось тогда, что Иван Васильевич забыл об этом разговоре о семье: за долгие годы совместного пребывания на Лории они потом ни разу не упоминали о нем. Только перед смертью астроботаник поманил Тарханова к себе и тихо прошептал:

- Помнишь, я говорил, что не вернусь на Землю, Ритмин? Кто оказался прав?

Первый и последний раз астроботаник назвал его по имени. Он лежал на кровати-раскладушке высохший, морщинистый, с ясными светлыми глазами. Лорианский день был в разгаре. Через открытые окна доносился острый тополиный запах.

- Шумят, - с каким-то умиротворением сказал Иван Васильевич. - А шары больше почему-то не прилетают. Ты разгадал их тайну, командор?

- Нет, - ответил Тарханов. Он сидел у изголовья астроботаника и держал его за руку.

- Роботов, которые обслуживали меня, не выключайте и не разбирайте, - тихо продолжал астроботаник. - Они обеспечат колонию питанием, будут присматривать и ухаживать за лесами, огородами, убирать хлеб. В своем деле они мастера... Сильную жизнь мы занесли на Лорию. Она будет такой же прекрасной, как и на Земле. Ты веришь?