— Я, майор, ничего не забываю… из того, что я знаю, — отвечал Уард, самолюбие которого было сильно задето этими словами.

— Этого недостаточно, — продолжал Вашингтон в том же тоне. — Нужно уметь угадывать и то, что вам неизвестно.

— Но я вас не понимаю, майор.

— Зачем мы здесь?

— Зачем?

— Да.

— Клянусь моею душой и совестью, майор, я этого не знаю.

— Не может быть.

— Клянусь честью, я говорю правду!

Вы не понимаете меня, мистер Уард, только потому, что не желаете меня понять, — сказал молодой человек с плохо скрытою досадой.

— Я смиренно прошу у вас в этом прощения, сэр, но привсем моем желании не могу понять ваших слов — вы слишком высокого мнения о моей прозорливости.

— В таком случае я вам все сейчас объясню. Прапорщик Уард с любопытством вытаращил глаза и вытянул шею.

— Надеюсь, вы согласитесь со мною, мистер Уард, что мы находимся на французской территории?

— В этом не может быть ни малейшего сомнения.

— Хорошо. Теперь скажите мне, каким образом попали мы сюда — по приглашению или же вторглись сами, рассчитывая на свою силу?

— Но… — колебался старый офицер.

— Я жду вашего ответа.

— Мне кажется, что нас не приглашали…

— И вы совершенно правы. Затем, не делали ли мы несколько времени тому назад попытку построить форт на Огио и прочно водвориться там?

— Это тем более верно, что командование над этим фортом вы поручили мне.

— Французы напали на вас?

— Да, майор.

— Уничтожили ваш форт?

— Совершенно.

— И взяли в плен вас и бывших с вами солдат?

— Я не могу отрицать этого.

— Ну? — холодно спросил Вашингтон.

— Очевидно, что… — отвечал смущенно Уард.

— По моему мнению, этим самым положено, и весьма определенно, начало неприязненным действиям.

— Начало, да.

— Надеюсь, вы теперь и сами убеждены, что Англия ведет в Америке войну с Францией, хотя формального объявления войны и не было.

Уард подумал несколько времени и затем сказал:

— Война ведется ведь только с нашей стороны.

— Как только с нашей стороны? — вскричал майор. — Разве мы первые начали неприязненные действия?

— Нет.

— В таком случае…

— Но мы, не имея на то никаких прав, захватили владения наших соседей…

— Вы думаете?

— И даже пытались водвориться там вопреки их желанию, — продолжал Уард, который, изменяя своему слову и закрывая глаза на свою личную обиду, умел отличить ложь от истины, когда дело касалось других и в особенности его начальников.

Вашингтон на минуту как бы смутился. Он не ожидал подобного ответа от человека, на которого он смотрел, как на грубого солдата, привыкшего преклоняться перед приказаниями и мнением начальства. Но такое смущение продолжалось недолго, и вскоре он опять вернул себе свой самоуверенный тон.

— Милейший прапорщик, — сказал он иронически, — вы — храбрый солдат, прекрасный офицер, но… вы, я думаю, и сами согласитесь со мной, вы ровно ничего не смыслите в дипломатии и в политике.

— Я никогда не занимался этим, майор, — отвечал просто прапорщик.

— И вы сделали большую ошибку, иначе вы поняли бы, что для Англии очень важно отнять эти богатые страны у французов.

— Я отлично понимаю это, майор.

— И что для достижения такого важного результата хороши все средства.

— Гм! — пробурчал Уард.

— Поверьте мне, — это так.

Старый офицер молча опустил голову и ничего не ответил. Вашингтон, притворяясь, что принимает его молчание за знак согласия, продолжал:

— Наконец-то, вы согласились со мною, сэр, как поступил бы на вашем месте и всякий настоящий англичанин. А теперь позвольте мне сообщить вам новость, которая несомненно доставит вам большое удовольствие.

— Какую новость?

— А вот какую: мои разведчики и лесные бродяги сообщили мне, что из форта Дюкэна вышел французский отряд.

— А! а!

— Отряд этот, состоящий из сорока человек, поднимается вверх по Огио и направляется в эту сторону.

— Это просто невероятно.

— Однако, это так.

— Что же заставляет их отправлять на верную гибель людей в эти места, которые, как им известно, заняты превосходящими неприятельскими силами?

— Я ничего не могу ответить вам на это. Они хорошо хранят свою тайну. Нашим шпионам не удалось узнать этого.

Но как, по крайней мере, они объясняют цель своего путешествия?

— Они утверждают, — как мне передавали, — что начальник их послан в качестве парламентера ко мне, чтобы потребовать от меня немедленно удалиться…

— А!

— И очистить то, что они называют французскою территорией, несправедливо захваченной войсками ее британского величества…

— Нахалы! — пробормотал Уард.

— Но, — продолжал Вашингтон с некоторым оживлением, — вы, конечно, понимаете, что эта присылка парламентера — только предлог.

— Вы так думаете, майор?

— Эта командировка парламентера скрывает, по-моему, другие планы, которые необходимо разрушить.

— Разумеется, если она скрывает…

— К тому же парламентер не стал бы брать с собою такого большого конвоя.

— Хэ! Сорок человек!

— Он явился бы с проводником, переводчиком и трубачом — конвой, вполне достаточный для офицера, имеющего такое мирное поручение.

— Вы правы, майор, однако…

— Однако, что?

— Ну, а если это и в самом деле парламентер?

— Не может быть.

— Мне помнится, что я даже кое-что слышал об этом, находясь в плену в форте Дюкэн.

— Ничто не может разубедить меня в этом, что этот офицер не имеет другого поручения, кроме того, о котором он заявляет открыто.

— В таком случае…

— Благоразумие требует, чтобы мы приняли известные предосторожности и не дали захватить себя врасплох.

— О! — проговорил прапорщик, презрительно усмехаясь, — мы в восемь раз сильнее этих бедняг, и я не понимаю, чего нам их бояться.

— Мы можем бояться, что они перебьют у нас несколько человек, а я желаю этого избежать во что бы то ни стало.

— Это довольно трудно.

— Во что бы то ни стало, — повторил Вашингтон, — понимаете вы?

— В таком случае, мы, значит, сами нападем на них?

— Конечно.

— Дело очень серьезное.

— Почему?

— А если мы ошибаемся, майор?

— Я беру на себя ответственность в этом деле, — отвечал сухо молодой офицер.

Прапорщик почтительно поклонился.

— Я ожидаю ваших приказаний, — сказал он затем.

— Вот они: поднять людей в полночь, спуститься в долину, проникнуть в лес тремя колоннами с интервалами в сто пятьдесят шагов и поместить в промежутках индейских стрелков, затем, броситься вперед так, чтобы захватить все находящееся в лесу как огромным неводом.

— Будет исполнено, сэр.

— Отлично. Теперь, дорогой мистер Уард, я постараюсь вздремнуть немного. Вы меня разбудите, когда наступит время выступать. Добрый вечер. Не забудьте, пожалуйста, осмотреть ружья и снаряды.

Вслед за тем молодой офицер завернулся в свой плащ и, прислонившись спиной к ветхой стенке хижины, протянул ноги к огню, закрыл глаза и притворился спящим. Таким образом, он отделался от сомнений и расспросов лейтенанта. Последний, оставшись один, зажег сигару и принялся курить, раздумывая о полученном им приказании.

Прапорщик Уард был из тех людей, которые никогда не знают — довольны они или нет. Ему ничего не хотелось так, как хорошенько отомстить своим ненавистным врагам-французам; но в то же время он отлично понимал, что в предстоящем сражении, как он, так и все люди его отряда покроют себя скорее позором, чем славой. Между двумя затяжками у него, наконец, вырвались следующие слова, выражавшие его мысли:

— Ну, да чего ради стану я ломать себе голову над этим. Пусть будет, что будет: я умываю руки. У меня есть начальник, я исполняю его приказание, вот и все!

Слышал ли майор Вашингтон этот коротенький монолог, или же спал на самом деле? На это трудно было бы ответить утвердительно. Одно мы можем сказать наверное, — он не шевельнулся.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: