Ричард Старк

Проклятый изумруд

ФАЗА ПЕРВАЯ

Дортмундер высморкался.

-- Господин директор, -- сказал он. -- Трудно представить, как я ценю то, что вы для меня сделали.

Не зная, куда деть носовой платок, он смял его в кулаке. Директор Оутс лучезарно улыбнулся и, обойдя письменный стол, похлопал Дортмундера по руке.

-- Полное удовлетворение приносят лишь те, кого мне удалось спасти.

Он принадлежал к новому типу чиновников -- образцовый слуга народа, атлетически сложенный, энергичный, приверженный к реформам идеалист, открытый и дружелюбный. Дортмундер его ненавидел.

-- Я провожу вас до ворот, -- прибавил директор.

-- Право, не стоит трудиться, -- сказал Дортмундер. Носовой платок в его руке был холодным и скользким.

-- Это доставит мне удовольствие, -- настаивал директор.

-- Я буду счастлив: вы выходите за ворота и, знаю, никогда больше не сделаете дурного шага, никогда больше не вернетесь в эти стены. Значит, и я сыграл роль в вашем перевоспитании. Вы не представляете, какое я получаю от этого удовольствие.

Дортмундер не получал никакого удовольствия. Он продал свою камеру за триста долларов: в ней был умывальник с горячей водой и работающим краном! Камера переходом соединялась с комнатой медицинской сестры, и это было очень существенным при определении цены. Деньги должны были отдать в момент выхода из тюрьмы, не раньше, так как при обыске их отобрали бы. Но как ему передадут деньги, если рядом -- директор?

Предчувствуя опасную ситуацию, он взмолился:

-- Господин директор, в этом кабинете я всегда видел вас, в этом кабинете я слушал ваши...

-- Идем, идем, Дортмундер, -- оборвал его директор, -- поговорим по дороге.

И они бок о бок направились к воротам. Пересекая большой двор, Дортмундер увидел Кризи, человека, который должен был вручить ему эти триста долларов. Тот сделал несколько шагов навстречу, потом резко остановился и беспомощно махнул рукой -- "ничего не поделаешь".

Дортмундер, в свою очередь, тоже сделал жест: "Знаю, черт возьми!"

У ворот директор протянул руку:

-- Желаю успеха, Дортмундер. Осмелюсь добавить, что надеюсь больше никогда вас не увидеть.

Он хохотнул. Это была шутка. Дортмундер переложил платок в левую руку, а правой пожал руку директор:

-- Я тоже надеюсь больше никогда вас не увидеть, господин директор.

Это не было шуткой, но он тоже хохотнул. Лицо директора слегка передернулось:

-- Да, -- промямлил он, -- да...

И посмотрел на свою ладонь.

Высокие ворота отворились. Дортмундер вышел, и ворота снова закрылись. Он был свободен, он заплатил свой долг обществу.

Он также потерял триста долларов, черт возьми, деньги, на которые он рассчитывал. У него оставалось лишь десять долларов и железнодорожный билет.

В сердцах он бросил носовой платок на тротуар.

Келп увидел, как Дортмундер вышел на солнце и около минуты стоял у ворот, оглядываясь по сторонам. Келп хорошо знал это чувство: первая минута свободы, свободный воздух, свободное солнце... Он подождал, не желая портить Дортмундеру удовольствие, но когда тот, наконец, пошел вдоль тротуара, Келп включил мотор и медленно поехал за ним.

Отличная машина -- черный "кадиллак" со шторками на боковых окнах, кондиционером, автоматической коробкой передач, специальным устройством для опускания дальних фар при оживленном ночном движении и еще массой всяческих штучек.

Келп предпочитал приехать в Нью-Йорк на машине, а не в поезде, поэтому отправился предыдущей ночью на поиски. Подходящий автомобиль он приглядел на Восточной Шестьдесят седьмой улице. Судя по номеру "МД", машина принадлежала врачу; Келп любил медиков, потому что они вечно оставляли ключи в машине. И на этот раз благородная профессия его не разочаровала.

Сейчас на машине стоял, разумеется, совсем другой номер -государство не зря четыре года обучало Келла мастеровитости.

Тихонько урчал двигатель, шуршали по грязному асфальту шины, а Келп думал об удивлении и радости, которые Дортмундер испытает При виде друга. Он уже собирался подать ему знак клаксоном, когда Дортмундер внезапно повернулся, посмотрел на черную, молчаливую, с задернутыми занавесками машину, мрачно следовавшую за ним и, охваченный паникой, внезапно помчался, как заяц, вдоль стены тюрьмы.

На щитке приборов; около дверцы, были четыре кнопки, управляющие четырьмя боковыми окнами "кадиллака". Келп на свою беду вечно путал, какая кнопка какому окну соответствует.

Он нажал на одну из них, и скользнуло вниз заднее стекло.

-- Дортмундер! -- закричал он, нажимая на акселератор. " Кадиллак" сделал рывок вперед и стал зигзагами приближаться к Дортмундеру, в то время как Келп безуспешно старался обнаружить нужную ему кнопку. Опустилось левое стекло, и он опять позвал Дортмундера, но тот его не услышал. Келп ткнул в другую кнопку, и заднее стекло поднялось.

"Кадиллак" стукнулся о край тротуара и немного заехал на него, потом повернул прямо на Дортмундера, который прижался спиной к стене, расставил руки и безумно завизжал.

В последнюю секунду Келп надавил на педаль тормоза. "Кадиллак" встал, как вкопанный, а Келла бросило на руль.

Дортмундер протянул дрожащую руку, чтобы опереться о вибрирующий капот "кадиллака".

Келп попытался вылезти из машины, но в возбуждении нажал на другую кнопку -- ту, что автоматически блокировала все четыре дверцы.

-- Проклятые врачи! -- вскричал Келп и стал, подобно ныряльщику, удирающему от осьминога, бить по всем кнопкам подряд. Наконец ему удалось, вывалиться из машины.

Позеленевший от страха Дортмундер по-прежнему прижимался к стене.

Келп подошел к нему.

-- Почему ты убегаешь, Дортмундер? -- спросил он. -- Ведь это я, твой старый друг Келп.

И протянул ему руку.

Дортмундер ударил его кулаком в глаз.

-- Ты должен был погудеть! -- буркнул Дортмундер.

-- Я и хотел это сделать, -- оправдывался Келп, -- но потом страшно запутался. А теперь все будет хорошо.

Со скоростью сто километров в час они мчались по автостраде на Нью-Йорк.

Сперва проворонить триста долларов, потом так дико перепугаться и, наконец, разбить сустав, когда этот болван чуть не раздавил его, и все это в один день!

-- Чего ты от меня хочешь? Мне дали билет на поезд. Я вовсе не просил тебя заезжать.

-- Держу пари, что тебе нужна работа, -- возразил Келп. -- Если, конечно, у тебя ничего нет на примете.

-- Пока ничего, -- ответил Дортмундер. Чем дольше он думал, тем более обиженным себя чувствовал.

-- Так вот, есть потрясающее дельце, -- заявил Келп, демонстрируя в улыбке все свои зубы.

Дортмундер решил перестать дуться.

-- Хорошо, -- согласился он. --Так и быть, выслушаю. Валяй.

-- Ты, когда-нибудь слышал о местности под названием Талабво?

Дортмундер сморщил нос.

-- Остров в южной части Тихого океана?

-- Нет, страна. В Африке.

-- Никогда не слышал. Но я слышал о Конго.

-- Это рядышком, -- бросил Келп. -- Кажется.

-- Там, должно быть, нездоровая обстановка, да? Я имею в виду, по температуре.

-- Думаю, так. Хотя точно не знаю, никогда там не был.

-- Мне не хочется туда ехать, -- проронил Дортмундер. -- Сплошная зараза. И к тому же убивают белых.

-- Только сестер милосердия, -- уточнил Келп. -- Но работать надо будет здесь, в доброй старой Америке. А об Акинзи ты когда-нибудь слышал?

-- Врач, написал книжку о сексе, -- ответил Дортмундер. -- Я хотел взять ее в библиотеке, когда сидел, однако список желающих был лет на двенадцать. Я, тем не менее, записался -- на случай, если меня не выпустят на поруки, -- но так и не увидел этой книги. Он вроде умер, нет?

--Я не о нем, -- сказал Келп. -- Я говорю о стране. Акинзи -- такая страна.