— Будь все мои друзья такими, как вы, я смог бы дальше вести воину. К несчастью, это не так. Но если эту сумму прибавить к той, которую мне удалось раздобыть, у меня будет солидный капитал.

— Кто же дал вам сумму, о которой вы говорите?

— Один мой друг, атташе при испанском посольстве, — замявшись, ответил президент, — посоветовал мне, как ее раздобыть.

Дон Адольфо вскочил как ужаленный.

— Успокойтесь, мой друг, — произнес генерал, — я знаю, что вы ненавидите герцога, а между тем он оказал мне немало услуг, вы ведь не станете этого отрицать.

Дон Адольфо стал темнее тучи и молчал.

— После поражения при Силао, благодаря герцогу, Испания признала за мною власть, а это было для меня так важно! Вы согласны?

— Согласен, генерал. Но неужели то, что я слышал, правда?

— Что же вы слышали?

— Что, доведенный до отчаяния, вы решились на преступление.

— Это правда, — ответил генерал, низко опустив голову.

— Но, может быть, еще не поздно. Я привез деньги и, если вы позволите…

— Погодите! — жестом остановил его генерал. В это время дверь отворилась.

— Я ведь приказал никого не пускать! — крикнул президент начальнику стражи.

— Генерал Маркес, ваше превосходительство! — с невозмутимым видом доложил начальник стражи.

Президент вздрогнул. Румянец проступил на его бледном лице.

Вошел генерал Маркес.

— Ну, как дела? — спросил президент.

— Ваш приказ выполнен, — ответил генерал, — деньги переданы в казначейство.

— Расскажите, как это было? — попросил президент с легкой дрожью в голосе.

— Как мы и договорились, я отправился с отрядом в британское консульство с просьбой выдать мне деньги, предназначенные для уплаты владельцам облигаций английского займа. Я объяснил, что вашему превосходительству необходимы средства для обороны города и что ваше превосходительство обязуется вернуть долг сполна. Об условиях этого займа я предложил консулу переговорить с вами лично. Консул ответил мне категорическим отказом, сославшись на то, что деньгами не распоряжется и несет ответственность за их сохранность. Больше часа я уговаривал его, когда же убедился, что это бесполезно, решил прибегнуть к последнему средству, как вы и приказывали: велел солдатам сломать печать и взять деньги. При свидетелях они были пересчитаны. Всего миллион четыреста тысяч пиастров, которые и были тотчас же доставлены во дворец.

Окончив свой рассказ, генерал Маркес поклонился с видом человека, добросовестно выполнившего свой долг.

— А что консул? — поинтересовался президент.

— Он велел спустить флаг на здании консульства и вместе с остальными служащими покинул город, заявив при этом, что порывает всякие отношения с правительством вашего превосходительства, поскольку стал жертвой разбоя, так он и сказал, и отправляется в Яланну, где будет ждать распоряжений своего правительства.

— Благодарю вас, генерал. Мы продолжим разговор несколько позднее.

Генерал с поклоном удалился.

— Как видите, мой друг, слишком поздно. Деньги вернуть нельзя!

— Да, к великому сожалению.

— Что же вы мне посоветуете?

— Вы на краю пропасти, генерал. Разрыв отношений с Англией — самое большое несчастье, какое только могло случиться при нынешних обстоятельствах. Вы должны победить! Победа или смерть! Третьего не дано.

— Я одержу победу! — вскричал президент.

— Да поможет вам Бог! — печально произнес дон Адольфо, вставая.

— Вы уже уходите?

— Да, ваше превосходительство. Мне надо доставить вам деньги, которые я отнял у вашего недруга. Мирамон опустил глаза.

— Простите, генерал, я не должен был этого говорить, но горе — плохой советник!

— Может быть, вам что-нибудь нужно?

— Дайте мне, пожалуйста, бланк. Президент передал бланк и сказал:

— Увидимся ли мы еще до вашего отъезда из Мехико?

— Да, генерал. Позвольте дать вам один совет.

— Говорите, я слушаю!

— Не доверяйте этому испанскому герцогу — он вас предаст.

На этом они распрощались.

Дон Адольфо покинул дворец, сел на коня и уехал. Миновав площадь, он свернул на улицу Такуба. Было около девяти утра, в городе началось оживление, пешеходы, верховые, экипажи, повозки — все смешалось в едином потоке. Жизнь шла своим чередом, но во всем чувствовалась тревога. И в приглушенном шепоте людей, и в их возбуждении. Это не ускользнуло от проницательного дона Адольфо. Его привлекали в Мирамоне великодушие, доброта, ум, целеустремленность, а главное — любовь к родине. Но все отвернулись от Мирамона, он лишился поддержки, а ведь только он один способен был спасти страну от Хуареса, который правит силой оружия. Погруженный в свои размышления, дон Адольфо постепенно перестал замечать, что происходит вокруг. А страсти накалялись все больше и больше. Возле кабачков и лавок собирался народ, только и было разговоров, что о захвате денег генералом Маркесом. До предместья слухи эти пока не дошли, а если кто и узнал случайно, счел это проявлением президентской власти, не усматривая в том ничего худого.

Перемены в политической жизни обычно затрагивают людей состоятельных, а в предместье народ небогатый, и ему терять нечего.

Спустя немного времени дон Адольфо приблизился к Гуарито и остановился у одинокого дома, весьма скромного с виду.

Как только он подъехал, калитка открылась и послышались радостные восклицания. Вслед за тем распахнулись ворота, дон Адольфо пересек двор и у входа в дом спешился, привязав лошадь к вделанному в стену кольцу.

— Почему вы не расседлаете лошадь, дон Хаиме? — раздался приятный женский голос, — неужели снова покидаете нас?

— Да, сестра! — ответил дон Адольфо, или дон Хаиме. — Будь на то моя воля, я не расставался бы с вами. Но это от меня не зависит.

— Хорошо. Но пусть Хосе отведет вашу лошадь в корраль. Там она будет чувствовать себя лучше, чем здесь.

— Поступайте, как вам будет угодно!

— Хосе! — крикнула она слуге. — Отведите Морено в корраль и дайте ему две дачи люцерны. Милости просим! — она взяла брата под руку и ввела в дом.

Первая комната, столовая, была обставлена скромно, но со вкусом, во всем чувствовалась хозяйская рука. Стол был накрыт на троих.

— Надеюсь, вы позавтракаете с нами, брат мой?

— С удовольствием. Но прежде дайте я вас поцелую и вы расскажете, как поживает моя племянница.

— Вашу племянницу вы сейчас увидите, а кузен ее еще не вернулся.

— Я полагал, он уже здесь.

— Увы, нет! Мы все время о нем беспокоимся, как и о вас! Он как-то странно ведет себя, уедет неизвестно куда и подолгу не возвращается.

— Наберитесь терпения, Мария! Разве вы не знаете, что мы стараемся для вас и для вашей дочери? В один прекрасный день вы все поймете.

— Дай-то Бог, дон Хаиме, но мы одни в этом доме и нам страшно. В стране неспокойно, дороги кишат разбойниками, вы с Эстебаном в любую минуту можете попасть в руки Гилляра, Карвахала или Эль Рахо, этих бандитов без веры и закона. Каких только ужасов о них не рассказывают!

— Успокойтесь, сестра. Гилляр, Карвахал и сам Эль Рахо не так уж страшны, как вы себе представляете. Имейте же немного терпения! Не пройдет и месяца, как тайное станет явным и правосудие будет совершено.

— Правосудие! — прошептала со вздохом донья Мария, — вернет ли оно мне счастье, моего сына?

— Сестра, — с некоторой торжественностью произнес дон Хаиме, — стоит ли сомневаться в могуществе Бога? Надейтесь!

— Увы, дон Хаиме, способны ли вы понять, что значит для матери слово «надейтесь»!

— Неужели, Мария, мне надо без конца повторять, что всю жизнь я посвятил вам и вашей дочери, поддерживал всем, чтобы видеть вас отомщенными, занявшими свое прежнее высокое положение и счастливыми? Много лет я этого добиваюсь и сейчас близок к цели. Это и дает мне то спокойствие и уверенность, которые вы во мне видите.

— Я верю вам, брат! — вскричала Мария, обнимая его. — Потому и боюсь, даже когда вы говорите мне о надежде. Ведь я знаю, ничто вас не остановит, никакое препятствие, вы встретите опасность лицом к лицу и можете погибнуть в этой борьбе, которую ведете ради меня.