Несколько лет герцог путешествовал по Европе, изредка извещая брата о переменах к лучшему. Неизвестно, верил ли в это князь, но он счел возможным не только известить брата о своей женитьбе на девушке из богатого аристократического рода, но и пригласить его на свадьбу, в надежде, что герцог за дальностью расстояния не приедет. Но князь просчитался. Брат явился как раз накануне торжества и был принят со всеми подобающими почестями.

Герцог вел себя во всех отношениях безукоризненно, не упуская случая доказать брату, что с прошлым покончено, и князь не только простил его, но и стал полностью доверять.

Сначала соседи принимали герцога неохотно, но потом, из уважения к семье, переменили к нему свое отношение, и он занял прежнее положение в обществе. Не знаю, по какому случаю должны были состояться народные празднества. Возглавил их князь и по совету брата, чтобы привлечь аристократов, согласился сам принять в них участие. Предполагалось устроить турнир, и к назначенному дню съехались представители самых знатных родов, чтобы вместе с князем принять в них участие.

Жена князя носила под сердцем дитя и, движимая дурным предчувствием, уговаривала мужа не принимать участия в турнире, герцог ее горячо поддерживал, но князь не мог нарушить свое обещание и, посмеявшись над страхами жены, уехал к месту сбора.

Через час его принесли почти бездыханным. Там, где другие находят забаву, князь по роковой случайности встретил смерть.

Герцог сильно горевал по поводу нелепой и поистине страшной смерти брата. Все свое состояние князь завещал брату в случае, если у жены родится дочь, если же сын, он становится наследником и титула, и имущества, а до совершеннолетия остается под опекой дяди.

При известии о смерти мужа княгиня до срока разрешилась от бремени девочкой. Таким образом, герцог вошел в полное владение всем имуществом брата.

Княгиня, несмотря на любезное предложение деверя, не согласилась жить из милости в замке, где была полновластной хозяйкой, и переехала к родным.

Дон Хаиме умолк.

— Ну, как вам нравится эта история? — спросил он с насмешливой улыбкой.

— Прежде чем ответить, я хотел бы услышать продолжение! — сказал граф.

Дон Хаиме бросил на него выразительный взгляд.

— Значит, вы думаете, есть продолжение?

— У всякой истории есть две стороны, внешняя и внутренняя.

— Что вы хотите этим сказать?

— То есть ложная и истинная. Ложная — это внешняя, она является пищей для толков и пересудов. Истинная — это внутренняя, тайная, известная лишь двум-трем самым близким людям.

— Вы хотите, чтобы я открыл вам имя злодея? — вскричал дон Хаиме.

— Да!

Дон Хаиме задумался, потом вскинул голову, выпил залпом бокал вина и сказал:

— Ну, так слушайте, клянусь, вы не пожалеете, что потратили время.

Некоторое время длилось молчание.

Наконец, дон Хаиме заговорил:

— У княгини был брат, молодой человек лет двадцати двух, умный и энергичный, он был очень хорош собой, отчаянно смел, пользовался успехом у женщин, сам был к ним неравнодушен, но при этом очень серьезно относился к жизни.

Октав, так мы назовем брата княгини, любил свою сестру и уговорил ее покинуть замок, где она жила с мужем, что княгиня и сделала, взяв с собою вдовью часть наследства. Несмотря на любезность новоиспеченного князя, что-то отталкивало от него Октава, хотя отношения они поддерживали и время от времени навещали друг друга.

Октав во время этих встреч держался холодно, не отвечая на сердечные излияния князя, всеми силами старавшегося завоевать симпатии молодого человека. Княгиня жила вдали от света и всю себя отдала воспитанию дочери, которую обожала. Она так и не сняла траур по мужу, потому что страдала, как и в день его гибели. Имени деверя она не могла слышать и, если Октав случайно его произносил, бледнела, устремив на брата горящие лихорадочным блеском, полные слез глаза.

Получив титул и все родовое имущество, князь решил, что пора позаботиться о наследнике, и нашел себе невесту из старинного, знатного и очень богатого рода. Все, казалось бы, обещало возвеличить и обогатить и без того могущественный и богатый дом Оппенгейм фон Шлезвиг. Невеста была молода и прекрасна и принадлежала к боковой линии правящего дома Габсбургов. Понятно поэтому, что князь торопился со свадьбой. Уже прошло восемь лет после трагических событий на турнире. Октав как-то собрался по делам в город Брюнен, лье в двадцати от своего замка.

Он простился с сестрой, сел в почтовую карету и тронулся в путь.

На следующий день около восьми вечера он приехал в Брюнен и остановился в принадлежавшем ему доме недалеко от главной площади и дома губернатора.

Брюнен, прелестный городок, расположенный на берегу реки, с населением в пятнадцать-шестнадцать тысяч. В нем и поныне сохранился патриархальный уклад жизни.

При въезде в город Октав, к своему удивлению, заметил, что улицы заполнены народом, так что карета едва продвигалась вперед. Царило необычайное оживление, все здания, а особенно площади были иллюминированы. Уже дома, за ужином, Октав поинтересовался причиной всеобщего веселья, и вот что он узнал.

Тироль, как известно, страна гористая — это австрийская Швейцария. Горы там кишат разбойниками, которые грабят путников и так обнаглели, что нападают на деревни и даже предместья. Много лет назад один ловкий и предприимчивый бандит собрал шайку смельчаков и держал в страхе всю страну, нападая на путешественников, грабя и сжигая деревни и отваживаясь даже выступать против солдат, посылаемых на поимку бандитов, нанося им значительный урон. Мало-помалу его стали считать непобедимым. Власти, разумеется, не могли с этим смириться и приняли решительные меры. Но довольно долго это ни к чему не приводило. Главарь шайки каким-то непостижимым образом узнавал заранее, что против него замышляется, и избегал расставленных ловушек.

Но где были бессильны сила и хитрость, там пришло на помощь предательство. Один из шайки Красной Руки (так называл себя главарь шайки), считавший себя обделенным при дележе добычи, решил отомстить главарю и выдать его властям.

Через неделю Красная Рука вместе со своей шайкой неожиданно попал в руки солдат.

Несколько человек, которым удалось ускользнуть, одни, без главаря и поддержки, не могли долго продержаться и тоже были схвачены солдатами. Суд над разбойниками продолжался недолго, все они были приговорены к смерти, и приговор был тотчас же приведен в исполнение. Только главарь и его ближайшие помощники еще были живы. Им уготовили более жестокую казнь, которая должна была состояться на следующий день.

По этому случаю и был устроен праздник в Брюнене. Со всех сторон стекались люди посмотреть на казнь того, кто так долго держал их в страхе, и уже с вечера заполнили улицы и площади.

Октав не был любопытен, после двух дней пути устал и, наскоро поужинав, отправился на покой.

Но когда он входил в спальню, явился лакей и что-то шепнул камердинеру.

— Что там еще? — спросил, обернувшись, Октав.

— Извините, господин барон, — почтительно ответил лакей, — там какой-то человек желает видеть ваше сиятельство.

— В такой поздний час? — вскричал барон. — Возможно ли это? Да и кто знает о моем приезде? Скажите, чтобы приходил завтра, сегодня уже поздно.

— Я говорил, ваша милость, а он твердит, что дело неотложное.

— Странно! Каков из себя этот человек?

— Священник, ваша милость. У него для вашей милости очень важное сообщение.

Заинтригованный столь необычным визитом, Октав поправил на себе одежду и вышел в приемную.

Священник ожидал его, стоя посреди комнаты. Он был уже далеко не молод. Седые волосы падали на плечи, лицо дышало добротой и покоем.

Барон почтительно склонился перед священником и жестом пригласил его сесть.

— Извините меня, господин барон, — промолвил священник, тоже с поклоном, продолжая стоять, — я духовник при тюрьме. Вы, вероятно, слышали о поимке бандитов?