На крыше повозки шла какая-то странная возня. Возможно, четыре летающие головы проводили последнее совещание. А может, кто-то пробегал поблизости, мог их ненароком заметить, и они затаились.

Бэнкей вспомнил, как тот из Рокуро-Куби, что был погонщиком быков, уговаривал свиту Фудзивара Нарихира поставить обе повозки вместе и подальше от жилого дома. Уголок он, видите ли, усмотрел там вполне безопасный - ворам, если они задумают поживиться богатыми циновками, будет не добраться до повозок, чем-то таким тяжелым загороженных. Чем монах - не видел и не понял.

Слушая шорох, он усмехнулся - проникнуть в повозку, не имея рук, им было трудновато, вот разве что боднуть с разлета тяжелые циновки, которыми настоящий, служивший Фудзивара Нарихира погонщик быков тщательно занавесил вход.

Монах поерзал, устраиваясь удобнее, и подтянул колени к животу. Он мог сейчас встретить первую пробившуюся в повозку летучую голову резким ударом обеих ног. И заорать во всю глотку.

Если Рокуро-Куби, будучи хозяевами уединенной усадьбы, исхитрились попотчевать сонным зельем своих гостей, то на постоялом дворе доступа к горшкам и мискам никто из них не имел. Возможно, они, готовясь к ночному вылету, добавили чего-то этакого в пищу своим сотрапезникам - Фудзивара Нарихира и Минамото Юкинари. Но усыпить всех прочих постояльцев они не могли - разве что знали какие-то особенно сильные заклинания. Так что на вопль монаха вполне мог сбежаться народ. И найти сбитую голову кого-то из Рокуро-Куби! В дополнение к отвратительной желтобровой роже фальшивого гадальщика...

Разумеется, голова быстро очухается от удара, но если разбить ее злобное лицо в кровь, если нанести еще один удар - возможно, она утратит зрение и, подскочив, начнет метаться по тесной повозке, тычась в стены. Это было бы неплохо - лишь бы не ткнулась сослепу в живое тело. Хотя Кэнске старательно, со знанием дела забинтовал монаху укушенную руку, на зубах Рокуро-Куби, очевидно, был какой-то особый яд - рука подозрительно горела.

Циновка с одного края приподнялась. Монах удивился - не зубами же вцепились в край три головы, чтобы пропустить вовнутрь четвертую. И перекатился на бок - потому, что, лежа на спине, мог нанести удар в середину циновки, а никак не в нижний угол.

Он не столько увидел, сколько почувствовал проникшую в повозку голову. Казалось бы, он услышал лишь шорох, ощутил лишь прохладный воздух - и все же он знал, что находится в повозке не один.

Голова молчала, не дыша. Молчал и Бэнкей, ожидая.

И тут циновка опять зашуршала.

Вся компания Рокуро-Куби была тут сейчас Бэнкею ни к чему. Помог бы Дзидзо-сама справиться связанному монаху не оберегаемому девятиполосной решеткой, хоть с одной головой!

Не дожидаясь, пока к нему пожалуют другие летучие гости, Бэнкей резко распрямился - и с такой силой, что подпрыгнул на дне повозки и пролетел чуть ли не целый сяку ногами вперед.

- Ты что же это брыкаешься, старый разбойник? - услышал он знакомый, исполненный веселой обиды голос. - Этак и без носа остаться недолго! Кто же меня без носа в стаю пустит?

Бэнкей усмехнулся.

- Развяжи-ка меня, - попросил он. - И никакой я тебе не разбойник.

- Твое благочестие вне сомнений, - сказал тэнгу, окончательно забравшись в повозку. - Только вот как сражался ты с красавицей Рокуро-Куби? Ты же вынужден был смотреть ей в лицо! Не дергайся, а то порежу... Ого, вот это украшение! На память, что ли, подарили?

Щелкнув по носу мертвую голову, откуда-то из перьев он достал нож и осторожно перепилил мохнатый узел между запястьями монаха.

- Где кошка? - первым делом спросил Бэнкей.

- Из-за кошки-то я и задержался, - буркнул Остронос. - Отец-настоятель был так занят всякими церемониями, что я просто не мог до него добраться. Пришлось мне ее кормить-поить, пока не выдался случай застать его одного в келье. Тогда я и поскребся в окошко.

- Что велел передать мне отец-настоятель? - сразу же оставив всякое беспокойство о кошке, поинтересовался монах.

- Отец-настоятель-то и сказал мне, что ты схлестнулся с Рокуро-Куби... и тут тэнгу призадумался. - Передать он тебе велел три слова, но сказал их так, что поди разбери!

- А повторить ты их можешь? - растирая запястья, спросил наполовину освобожденный монах.

- Я попробую сказать их так, как сказал он сам, - тэнгу помолчал и действительно произнес три слова, отделяя одно от другого выразительными паузами: - Отступить - нельзя - преследовать.

- Это очень любопытно... - пробормотал монах. - А ну-ка, вспомни, может, отец настоятель высказался чуточку иначе?

И монах изменил паузы между словами, так что получилось: "Отступить нельзя - преследовать".

- Нет, - твердо возразил тэнгу, возясь с веревкой на ногах Бэнкея. Этого смысла он в слова не вкладывал.

- Может быть, "Отступить - нельзя преследовать"? - монах попытался в темноте поймать взгляд тэнгу, но круглые черные глаза в золотистых птичьих ободках как бы растворились во мраке.

Тогда Бэнкей задумался.

Он попросился в монастырь к старенькому настоятелю потому, что тот, как говорили, мог каждого человека направить по его Пути. Он дал обет повиновения. Но, позвольте, чему же тут повиноваться?

- Ну что, Бэнкей, собираешься ты вылезать из повозки, или тебе тут жить полюбилось? - осведомился тэнгу. - Я весь день крался за тобой следом и проклинал этих быков! Медленнее только улитка ползает.

Бэнкей ощупал свои ноги.

- Похоже, что меня усердно обдирали чьи-то острые когти, - удивленно сказал он. - Что бы это такое могло быть?

- Я побывал там, где ты воевал с Рокуро-Куби. Это просто колючки, успокоил его Остронос. - Ты ослаб?

В голосе насмешника-тэнгу было неожиданное сочувствие.

- Нет, - мрачно возразил Бэнкей. - Погоди. Сейчас я соберусь с духом. Где там у нас восток?

- Вот, - и тэнгу безошибочно указал крылом направление.

Бэнкей сел лицом к востоку и соединил перед собой руки - большие пальцы вместе, мизинцы вместе, а остальные - в сложном переплетении.

Остронос помолчал, ожидая, пока пальцы напрягутся и расслабятся нужное количество раз.

- Одного меня тебе, как видно, мало, - заметил он, когда Бэнкей опустил руки на колени. - Ты хочешь создать еще одного крошечного тэнгу. Разве ты не знал? Они возникают у ямабуси и сюгендзя между сложенными пальцами!

И Остронос негромко рассмеялся.

Иногда Бэнкею сразу не удавалось понять, говорит тэнгу что-то дельное, или пересказывает забавные глупости, которых набрался в темном народе.

- На сей раз не возник, - отшутился Бэнкей. - Ну-ка, посторонись, а то мне тут не выбраться.

Монах был крупного сложения, на привередливый взгляд городских щеголей даже полноват. Но это был не жир, которым действительно легко обрасти за годы безмятежной монастырской жизни, а мощные и гладкие мышцы, объемные от рождения, а не от хорошей пищи.

Бэнкей и Остронос выбрались из разукрашенной повозки Фудзивара Нарихира. Монах прихватил с собой и обрывки веревок - чтобы ввергнуть путешественников в пущее недоумение.

Оказалось, что повозка стоит в самом углу двора, и чтобы вытащить ее, придется просить хозяев других повозок, чтобы они велели оттащить свои экипажи в сторонку. На постоялом дворе оказалось и несколько столичных жителей, путешествовавших не менее роскошно, чем Фудзивара Нарихира.

- Не хочешь ли ты избавиться от этого сокровища? - поинтересовался Остронос. - Если ты думаешь, что окрестные жители придут в восторг, увидев монаха с такой штукой на кэса, то ошибаешься. Первым делом на тебя донесут властям.

- От него можно избавиться только вместе с кэса, - буркнул Бэнкей. Давай-ка сперва отсюда выберемся.

- Перенести тебя через изгородь? - спросил тэнгу. Далеко унести Бэнкея он не мог, да это и не требовалось.

- Тихо! - шепнул Бэнкей. - Сюда кто-то спешит. Ну-ка...

Они затаились, присев на корточки, за повозкой.