Бэнкей задумался.

- Не хочешь ли ты сказать, что отец-настоятель, говоря об опасности, имел в виду вовсе не кошку?

- Трудно сказать, монах. Он почуял дыхание иного мира, вот что... Но от оборотня не исходит зла. Стало быть, зло их ждет впереди, - на редкость серьезно для тэнгу сказал Остронос. - Поэтому давай сюда кошку. Ты вот сердишься на меня, а я знаю, что, обманув тебя, сделал доброе дело. Ступай следом за молодыми господами. А я понесу кошку в монастырь. Когда-нибудь отец-настоятель подарит ее знатному паломнику или паломнице, и ответный дар пойдет на пользу монастырю. Видишь, как все хорошо складывается?

- Кто поручится, что ты и сейчас меня не обманываешь? - спросил Бэнкей, хотя и сам видел - поручиться некому.

- Да никто, - усмехнулся тэнгу. - Но ты поразмысли - что случится, если я сейчас над тобой подшутил, в носилках - обычная кошка, а это существо оборотень? Случится лишь то, что ты несколько дней будешь идти следом за молодыми господами, проявляя всяческую бдительность, а потом исхитришься и выкрадешь у них ни в чем не повинную зверюшку! И будешь читать над ней все известные тебе заклинания без всякого проку!

Тэнгу расхохотался - и громовому хохоту вторили треском деревья.

- Хорошо, - сказал Бэнкей. - Я допускаю, что ты в конце концов сказал мне правду. Неси кошку в монастырь, а я пойду следом за молодыми господами. Если это все - обычная шутка тэнгу, ты не дашь ей зайти чересчур далеко.

Он отодвинул заступившего ему путь Остроноса и двинулся по тропе вниз.

- Берегись, - негромко сказал вслед Остронос. - Я не отец-настоятель, но опасность чую. Ты еще скажешь мне спасибо за то, что я оставил молодым господам оборотня.

- Возможно, - отвечал, не оборачиваясь, Бэнкей. Все-таки он был в обиде на тэнгу.

* * *

Пока монах и тэнгу пререкались, повозка успела укатить довольно далеко, да и носильщики, которых хорошо покормили в монастыре, бодро тащили по притоптанному снегу маленькие носилки с Норико и госпожой кошкой. Снова спустившись в узкую долину, Бэнкей увидел лишь следы от обутых в такие же, как у него, варадзи ног, колес и копыт.

Ходить он умел быстро, пожалуй, даже побыстрее хорошего погонщика быков. И не сомневался, что запросто догонит молодых господ с их свитой. Но монаху после того, как он вмешался в историю с оборотнем, вовсе не хотелось попадаться им на глаза. Чего доброго, оба молодых господина и опытный старший кэрай решили бы, что и он, монах, как-то связан с нечистью. Поскольку бывали случаи, когда старый барсук, перекинувшись монахом, морочил добрым людям голову. Бэнкей понимал толк в хорошей драке, но слишком уж много кэраев сопровождало Минамото Юкинари, и это были бойцы из северных провинций, где не прекращались схватки с варварами, а не изнеженная столичной жизнью свита Фудзивара Нарихира. Ту Бэнкей вообще в расчет не принимал.

Он решил следить за путешественниками издали в течение дня, а ночью подобраться к ним поближе, поскольку силы всякой нечисти ограничены часами темноты.

В дороге Бэнкей не скучал - он повторял сутры, которые заучил с таким трудом, с полным основанием считая, что в его годы это было равносильно воинскому подвигу. Не умея читать, он мог запомнить их лишь с чужого голоса и должен был постоянно освежать в памяти, дабы не опозориться перед более или менее сведущим в священных писаниях человеком.

Это благочестивое занятие помогло ему скоротать короткий день пути. А ближе к вечеру он повстречал бродячего гадальщика.

Собственно говоря, Бэнкей не столкнулся с ним на дороге, как оно обычно бывает, а за шиворот вытащил из-за толстого дерева. И устроил ему строжайший допрос.

- Приветствую тебя, почтеннейший! - сказал Бэнкей скрюченному старикашке. - Я-то сто ри прошел в поисках гадальщика, а гадальшик, едва меня завидев, прячется за самым толстенным дубом, какой только есть в округе!

- Отпусти меня, благочестивый монах! - взмолился старикашка. - Что тебе с меня взять? Денег у меня при себе немного, едой я и так поделюсь!

- Да ты, никак, за разбойника меня принял! - обрадовался Бэнкей. - Ну, а я принял за разбойника тебя.

И это было правдой.

Бэнкей заприметил гадальщика издали, сквозь ветки, приближаясь к повороту дороги, и даже подумал - а не встать ли за деревом самому? Он знал повадки этой братии - привязываться к всякому прохожему, обещая ему сундуки с золотом и покровительство самого государя, если прохожий его, гадальщика, послушается. Денег Бэнкей с собой не имел вовсе, а слушать всякую чушь совершенно не желал.

В какую-то минуту он понял, что и гадальщик его заметил. Делать нечего Бэнкей со вздохом дошел до поворота. И тут обнаружил, что никакого гадальщика нет, зато следы соломенных сандалий, сворачивая с тропы, уводят за толстое дерево.

Бэнкей огляделся.

Других свежих следов на снегу поблизости не было. Но недавно тут проехали молодые господа - и не настигли ли их, вместо ночной нечисти, вполне обыкновенные дорожные грабители? Тот, кто спрятался за деревом, вполне мог из-за этого дерева напасть.

Бэнкей остановился, как бы задумался, почесал в затылке, воткнул в снег посох, положил рядом суму из холстины и уверенно направился в кусты - как направляются туда по нужде. Сделав круг, он оказался за дубом, откуда и извлек гадальщика.

- Какой из меня разбойник? - прошамкал старикашка. - Ты погляди на меня у меня и брови уж от старости пожелтели.

- Брови у тебя пожелтели, это правда, - согласился Бэнкей, - и на вид тебе столько лет, как будто ты гадал еще самому Ямато Такэру. Что же ты в такие преклонные годы бродишь по дорогам, да еще зимой? Неужели нет у тебя внуков, чтобы кормили тебя и ухаживали за тобой?

- Может, и есть, - подмигнул старикашка, - кто ж это может знать? Отпусти меня, монах, я пойду своей дорогой, а ты - своей!

- Деньгами не поделишься? - из любопытства спросил Бэнкей, шиворота, впрочем, из руки не выпуская. Ему все в этом гадальщике не нравилось - и довольно новая, теплая одежда, явно с чужого плеча, и старательное шамканье, не говоря уж о дурацкой попытке спрятаться за деревом.

- Поделюсь, поделюсь! - решив, что все дело только в этом, обрадовался старикашка. - Да отпусти же ты меня, благочестивый монах, чтобы я мог достать деньги!

- Твои руки свободны, - возразил Бэнкей, таща за собой гадальщика к тому месту, где оставил суму и посох. - А что касается денег, то я могу взять в виде пожертвования лишь деньги, заработанные честно. Если же они попали к тебе неположенным путем - оставь их себе, и пусть они отягощают твою карму. Я дурных денег в свой монастырь не понесу.

- Деньги я заработал честно - мне их заплатили молодые господа за хорошее гадание, - заявил старикашка. - Я посоветовал им сменить направление пути. Так что возьми немного и ступай своим путем!

- Это были двое молодых господ в красивой повозке, запряженной рыжим быком с белыми ногами? - уточнил Бэнкей. - И за повозкой следовали носилки?

- Да, и кэраи вели в поводу прекрасного коня цвета метелок тростника. Я поделюсь с тобой этими честно заработанными деньгами, если ты меня отпустишь, - пообещал гадальщик.

- Почему же ты спрятался от меня?

- Я не хотел тебе гадать, - признался старик. - Если вы, монахи, привяжетесь, то уж не отвертеться. А платить мне за гадание ты не стал бы. Видишь ли, я тороплюсь - хочу до темноты попасть в селение. Неохота в такой холод ночевать в кумирне на перекрестке.

- Раз так, то ступай, - позволил Бэнкей, отпуская шиворот.

Старикашка с неожиданной прытью отскочил от монаха.

И тут только Бэнкей ощутил неладное.

Сперва легкой судорогой свело пальцы рук и ног. Потом мелко задрожало что-то в животе и сам собой подтянулся зад.

А старикашка оскалил крепкие желтые зубы, издал что-то вроде скрипучего "Х-хе! Хе-хе!.." и стал медленно пятиться.

Бэнкей метнул в него посох. Острый конец того монашеского посоха при нужде мог бы пробить и ворота, особенно если не новые, а уже малость подгнившие. Старикашка увернулся.