Но он чувствовал кожей грубую ткань костюма. Сапоги жали ему ноги. И он все еще ощущал во рту вкус крепкого пива.

Корица.

На этот раз ветерка не было, но его ноздри внезапно наполнились волшебным запахом. И не просто корица, а сахар и запеченные яблоки. Наверное, яблочный пирог. Щедро, сдобренный корицей.

Внизу, на кухне, скрипнула половица. Майкл посмотрел вниз; в узком дверном проеме у подножия лестницы что-то шевелилось. Он, онемев, вгляделся, но то, что двигалось, походило на фантом, который обычно появляется только в поле бокового зрения.

Перемещение происходило так быстро, что у Майкла осталось лишь впечатление чего-то серебряного, цвета лунного луча на озерной глади ночью. Серебряная зыбь. И шелест. Был слышен также и шелест. Слов не было. И ветра тоже не было. Шорох от чего-то движущегося, расталкивающего вокруг себя воздух. На кухне слышался шелест, но ни одна крошечная пылинка не была потревожена.

Майкл несколько секунд вглядывался вниз, пытаясь уловить хоть какой-то намек на то, что увидел.

Из задней части дома до него донесся очередной всплеск детского смеха. Он посмотрел в конец коридора.

Что-то сверкнуло в лунном свете, а затем скрылось в одной из отдаленных комнат. Он вздрогнул и, прищурив глаза, стал снова пристально вглядываться туда, пытаясь осмыслить то, что ему привиделось. Или почудилось? Серебряная рябь. Остаточное изображение, которое стояло перед глазами, даже когда он прикрывал веки, как будто слишком долго смотрел на солнце.

– С меня хватит, - прошептал он до боли простые слова.

Повернувшись спиной к смешкам и передвигающемуся лунному свету, он направился в сторону главного входа. В дальнем конце коридора ему были видны перила на верхней площадке парадной лестницы. Майкл ускорил шаги. Пульс его участился, собственное дыхание слишком громко раздавалось в ушах. Все, чего ему хотелось, - это выбраться отсюда до того момента, как он снова отключится, до того, как ноги понесут его туда, куда не пошел бы ни один разумный человек.

Теперь его вновь одолевали запахи. Их было столько, что различить их он не мог. Витающие в воздухе ароматы были так насыщенны, что создавали почти физическую преграду. Ноги у Майкла подкашивались от слабости, в животе урчало, и к горлу подступала желчь. Вдоль спины бежал холодок, и Майкл знал, что, обернись он и посмотри назад - туда, откуда пришел, - он увидит ту серебряную зыбь, мечущуюся из комнаты в комнату или скользящую по ступеням ему вслед.

Наверху послышалось тихое пение, доносящееся из одной из боковых дверей.

– Раз, два, закатай рукава, Три, четыре, двери шире, Пять, шесть, кто тут есть? Семь, восемь, в гости просим, Девять, десять, снова вместе…

Оцепенев, он стоял в коридоре и прислушивался. Беспокойные удары сердца гулко отдавались в груди. «Чуть побыстрей, а не то опоздаешь».

Казалось, детский смех заполняет коридор, доносясь из каждой комнаты. Помимо смеха слышалось еще и ритмичное шарканье, удары о пол скакалки. От стен эхом отдавались звуки шагов. Майкл переводил взгляд слева направо, в уверенности, что сейчас увидит, как в коридор, кружась на ходу, вбегает какая-нибудь девчушка.

Пение смолкло. Он пошел дальше, думая лишь о том, как поскорей уйти, добраться до ступеней парадного крыльца и выместись вон отсюда. Дойдя до открытой двери по левую руку, он услышал доносящийся оттуда тихий голосок малютки, поющей песенку «Я - маленький чайник». Дрожа, он немного помедлил и переступил через порог.

Детская спальня. Выцветшая и какая-то выбеленная, она купалась в лунном свете. Абсолютно никаких признаков обитаемости. Теперь услышанный им голос казался приглушенным, отдаленным, словно исходил из стенного шкафа или из-за окна.

– …Вот моя ручка, а это мой носик…

От ужаса все его тело покрылось мурашками. Он вздрогнул, уставившись на пустую комнату. Собираясь уходить, он заметил на стене какие-то каракули. Одна стена спальни была исписана вдоль и поперек, но то не были неприличные лимерики или граффити разных группировок. Одна из надписей сообщала: «Мисс Фрил режет сыр. Здесь были Никки и Даниэлла. Рута любит Адама. Лиззи и Джейсон, НЛН».

НЛН. Майкл не видел сочетания этих букв с самой школы, но их смысл не стерся из его памяти. Настоящая Любовь Навек. Одна из идей, в которую верят дети, пока не поймут, как много препятствий стоит на пути ее осуществления. А тогда НЛН казалась такой чертовски простой. На самом деле Настоящая Любовь Навек может потребовать много усилий. Даже если человеку повезет, как ему - ведь он нашел Джиллиан. Даже и тогда нужно приложить усилия.

«Джиллиан». Он увидел мысленным взором ее лицо, усмешку, то, как ей на глаза падает прядь волос. «О Господи, милая, я всего лишь хочу выбраться отсюда».

Со стуком захлопнулась дверь. Резко повернувшись, с бьющимся сердцем, Майкл судорожно вздохнул, увидев, что дверь этой комнаты по-прежнему открыта. Шатаясь, он вышел в коридор.

Пот ручейками струился у него по затылку.

Майкл со всех ног помчался к концу коридора, к верхней площадке парадной лестницы. Выше были еще этажи, другие лестницы, ведущие выше и выше, к самому верху… к тому единственному окну в башенке, где он видел свет. Ему было наплевать на эти лестницы. Его интересовали только те, что вели вниз.

Сапоги гулко стучали по полу. Он, спотыкаясь, бежал к лестнице, наращивая темп.

Из попадавшихся на пути комнат доносились смешки, но теперь ему совсем не хотелось заглядывать внутрь. И все же не удавалось изолировать себя от картин бокового зрения.

Раскачивающиеся от невидимого ветерка качели со скрипящими цепями.

Еще надписи… в каждой комнате. Имена, выведенные и мелом, и карандашом, и фломастером, и, возможно, нанесенные с помощью других веществ, о которых ему не хотелось думать. Хизер. Сараджейн. Майкл бежал все быстрее. Коридор казался невообразимо длинным. Барби. Алиса. Руки ритмично поднимались и опускались, мелькали ноги. Наконец лестница приблизилась. Трейси. Эрика. Скутер.

Скутер.

Он попытался резко остановиться, развернувшись назад, чтобы заглянуть в комнату справа от себя - маленький кабинет с книжными полками и именами детей, намалеванными на боковой стойке письменного стола акварельными красками с помощью пальца. Но он бежал слишком быстро, запутался в собственных ногах и на мгновение повис в воздухе. Потом шмякнулся на деревянный пол и проехал вперед, разорвав куртку от маскарадного костюма.

Он лежал, тяжело дыша, плотно сжав веки, моля Бога, чтобы все исчезло. Кто-то опоил его чертовым зельем, и вот теперь он носится, словно лунатик, по чужому дому. По дому Скутер.

Он открыл глаза. Его одолевало сильное искушение вернуться в тот маленький кабинет, взглянуть на ее имя, написанное краской на боку письменного стола. Но он больше не пойдет на поводу у своего любопытства. Это может подождать до утра, когда он протрезвеет. Или окончательно придет в себя.

Майкл рывком поднялся на колени и посмотрел в сторону лестничной площадки. Весь коридор был испещрен пятнами лунного света и тенями, но было там и нечто другое. То, что не назовешь ни светом, ни темнотой. Серебряная зыбь, мерцающая, как горячий воздух над раскаленной мостовой, и обретающая видимые очертания, только если наполовину прикрыть глаза.

Эти мерцающие полосы находились между Майклом и лестницей.

Они приближались, хотя не было заметно их перемещения. Словно они вспыхивали в одном месте, а потом появлялись в другом. Эти вспышки перескакивали из тени в тень, становясь видимыми не в пятнах тени или лучах лунного света, а только на границе сумерек, где встречались свет и тень.

Майкл глядел на них, не мигая. Его снова замутило, и он принялся делать глубокие вдохи. Потом, покачав головой, продолжил путь вперед вдоль коридора. Но в голове у него проносились видения серебристых вспышек, которые недавно попадались ему на кухне и в коридоре. Не было нужды поворачиваться, чтобы увидеть, что они и сейчас следуют за ним.