Когда мы отходим от стола, Шарлотта смотрит мне в глаза и явно размышляет о том же. Мы неспешно обходим столики в ресторане.
В самом начале наш спектакль казался идеальным решением. Довольно правдоподобный способ выставить меня в выгодном свете, чтобы не сорвать сделку отцу, хотя при этом пришлось обмануть всю семью. Но теперь все зашло слишком далеко и граничит с бесстыжей манипуляцией. Моя ложь оставляет неприятный осадок в душе.
Но цель оправдывает средства, напоминаю я себе, когда мы направляемся к бару. Утром отец сказал, что к выходным будут решены все вопросы с банком, и они окончательно заключат сделку о продаже. Мне претит мысль, что Офферман мог отказаться от сделки, если бы я не стал плясать под его дудку. А еще я чувствую себя конченым мошенником, и мне за себя противно.
Хорошо хоть, что лгать осталось всего несколько дней.
Хреново, что времени осталось так мало.
– Улыбочку, – говорит Эйб, когда мы подходим к бару. За спиной у нас карикатуры Тома Хэнкса и Эдварда Аснера.
Я обнимаю Шарлотту и с легкой усмешкой наклоняюсь, вдыхая аромат ее шеи. Она пахнет персиками. Я целую ее в щеку, и у Шарлотты перехватывает дыхание. Она прижимается ко мне еще ближе, и ощущение фальши испаряется вместе с неприятным осадком. Между нами проскакивает искра. Я бы даже сказал, вспыхивает костер. От которого должен загореться объектив.
Я отпускаю Шарлотту и смотрю на журналиста с глуповатой улыбкой.
– Простите, но я бессилен. Она слишком красива.
– Очевидно, что вы ее любите, – говорит он, опуская камеру, а потом достает из кармана записную книжку. – Но все же позвольте спросить, когда она стала для вас единственной?
– Простите? – переспрашиваю я, наморщив лоб.
– Это же случилось совсем недавно? Я про верность и серьезность отношений.
– Конечно, мы верны друг другу. Мы же помолвлены, – властно отвечает Шарлотта, взяв меня за руку.
– Не сомневаюсь, – заявляет журналюга, косясь на обручалку Шарлотты. – Я спрашиваю, когда все стало так серьезно?
У Шарлотты на щеках вспыхивает румянец, и я вмешиваюсь в разговор:
– Мы начали встречаться недавно, если об этом речь.
– Ну, это понятно, – говорит Эйб, как шакал впиваясь в кость с твердым намереньем не выпускать добычу. – В прошлом месяце вы красовались на страницах «Жизнь Саус-Бич» с поваром из Майами, а всего несколько недель назад произошел инцидент со знаменитой тренершей.
Будь я проклят вместе со своим гулящим образом жизни. Я напрягаюсь, мышцы натягиваются как струна. Мы влипли в ситуацию, которую так отчаянно хотел избежать мой отец.
– Это была пустая болтовня, – говорю я, не переставая ухмыляться. – Вы в курсе как это бывает.
– Вы про Кэссиди? С Кэссиди Винтерс произошла случайность? – он спрашивает, делая ударение на последнем слове, будто подталкивая меня согласиться.
– Нет, я не говорил о случайностях. Я имел в виду простую шумиху. Сплетни, и ничего более, – решительно отвечаю я, поправляя наглого ублюдка.
Он кивает и поглаживает подбородок.
– Понял. Но не с поваром. Ведь в прошлом месяце в Фейсбуке мелькало фото, как вы целуете шеф-повара в щеку.
Эйб берет телефон, проводит толстым пальцем по экрану и показывает фотографию. Он подготовился и выжидал. Заранее все спланировал, готовясь к атаке. Я пожимаю плечами, быстро соображая, как разрулить ситуацию. Придумал. Наклоняюсь и целую Эйба в щеку. При этом сопротивляюсь инстинктивному желанию съежиться, когда губы замирают в миллиметре от детского личика, но я должен провернуть это дело.
– Видите? Я просто ласковый парень.
Эйб вытирает щеку ладонью.
– То есть с шеф-поваром ничего не было?
Я киваю и машу рукой в его сторону.
– Так же как и сейчас, – подтверждаю я.
К моему сожалению, я не могу сказать то, что он действительно заслуживает. Но если я уйду с заявлением «без комментариев», то это лишь сильней подстегнет его. Спокойный ответ дает шанс разминировать бомбу.
Эйб переключается на Шарлотту.
– Вас не волнует то, что еще несколько недель назад Спенсер Холидэй мелькал в газетах, как нью-йоркский плейбой?
Она качает головой с очаровательной улыбкой.
– Нисколько. Я знаю, к кому он каждую ночь приходит домой.
– Не каждую, – бормочет паршивец.
У меня окончательно лопается терпение. На этой ноте Мистер Милый Парень уходит в отставку.
– Прости? Что ты только что сказал, Эйб? – спрашиваю я многозначительно, ведь есть существенная разница между проявлением напористости и поведением конченой сволочи.
Он поднимает подбородок.
– Я спросил, руководите ли вы «Лаки Спот» как супружеская пара?
Лжец.
Но лжец дело говорит. Нам с Шарлоттой придется подумать, как следующих пару дней обыграть фальшивую помолвку на работе. А может, не придется, ведь совсем скоро все закончится.
Но от одной мысли об этом желудок сводит от боли.
Прежде чем я успеваю ответить на вопрос Эйба, к нам подходит миссис Офферман, присоединяясь к импровизированному интервью.
– Все в порядке?
Никогда не думал, что скажу это, но я чертовски рад ее видеть.
– Мы обсуждали, как быстро у Шарлотты со Спенсером начались серьезные отношения, – отвечает журналист миссис Офферман. – Прям молниеносно.
Женщина выгибает бровь, похоже, сгорая от любопытства.
– Правда? Знаю, что все произошло быстро, но не думала, что это случилось недавно.
Поправочка, я не особо-то рад ее видеть. Ни капельки. Тем более что ее слова пропитаны ядом.
Шарлотта откашливается, заправляет прядь волос за ухо и смотрит на миссис Офферман, а потом на Эйба.
– Да, все произошло недавно, и мы об этом упоминали не раз. Можно сказать, стремительно. Но разве любовь не приходит именно так, сражая наповал? – говорит Шарлотта, скользя пальцами по рукаву моей рубашки. Между нами слой хлопка, но клянусь, от ее прикосновения кожа вспыхивает, оставляя за собой огненный след. Наши взгляды встречаются, и у меня перехватывает дыхание. На мгновение окружающие словно исчезают.
Я киваю и сухо сглатываю от возбуждения. Не совсем уверен, кому точно отвечаю: ей, им или нам.
Но, что важно для меня, впервые я говорю совершенно искренне.
Шарлотта встает на цыпочки и нежно целует меня в губы. А когда отстраняется, берет под руку и смотрит на репортера:
– Не важно, с кем его видели несколько недель назад. Это ничего не меняет. Ничто не изменит моих чувств к нему.
У Эйба больше нет вопросов. По крайней мере, сегодня Шарлотте удалось пресечь его попытку вывести нас на чистую воду.
Я вспоминаю нашу вчерашнюю маленькую месть Брэдли в тренажерном зале. Конечно, Шарлотта получила удовольствие от представления, которое мы устроили для ее бывшего, но тот поцелуй на беговой дорожке ничто по сравнению с тем, что она сделала для меня сейчас. Шарлотта постоянно спасает меня.
Мое сердце замирает, а потом в стремительном галопе рвется к ней.
Что-то происходит. Странное и совершенно чуждое. Душа, которая так отчаянно стремится к Шарлотте, говорит со мной на языке, который я не понимаю
Зашибись! Теперь мне придется каждый день противостоять не только члену, но и сердцу.
Перед самым мюзиклом, когда мы идем по Сорок Четвертой улице к входу в театр «Шуберт[16]», меня подзывает к себе отец.
– Все в порядке?
– Вполне, – отвечаю я, поскольку в последнюю очередь хочу его волновать. Мимо нас с визгом проносится такси, извергая выхлопные газы, и резко тормозит на красный свет. – Репортер раздражал, но я встречал такое и раньше.
Отец качает головой.
– Я имею в виду Шарлотту. С ней все хорошо?
– Она в порядке, – отвечаю я с улыбкой, радуясь, что отец больше заботится о моей девушке, чем о самой истории.
Папа кивает в сторону Шарлотты, которая идет впереди нас на пару шагов.
16
«Шу́берт» — бродвейский театр, расположенный в западной части 44-й улицы в театральном квартале Манхэттена, Нью-Йорк, США.