В прошлом месяце от ее горячего язычка в моем ухе я спустил немного в штаны. Стало липко и чуть-чуть мерзко, и мне пришлось ходить так до самого вечера, но боже, оно того стоило.

На школьных танцах на той неделе она зашла дальше – пощупала меня, и порочная искорка в ее голубых глазах намекнула, что, возможно, мы можем зайти еще дальше…

Да, это лето будет крутым.

Как только я разберусь с последними на неделе заданиями, и школа в этом году официально закончится.

Я мою руки, и не один раз, а два, словно это каким-то мистическим образом поможет мне смыть и неловкость.

– Ох, сын, – мама подходит ко мне и притягивает меня к своему боку, – ты такая лапочка, когда краснеешь. Вылитый твой отец, каким он был в твоем возрасте.

– Это не значит, что я повторю ту же ошибку, которую сделал он, – бурчу я, беру кухонное полотенце и вытираю руки. Даже после моющего средства с яблочным ароматом мне все равно чудится запах латекса.

Я никогда не признаюсь им, но я, понятное дело, рад, что они все-таки совершили ошибку. Не родиться было бы стремно. У меня отличная жизнь.

В смысле, конечно, иногда родители меня достают. Нагружают работой по дому, заставляют делать уроки и читать минимум одну книгу в месяц, угрожая, что в противном случае они спрячут свои раздельные телевизоры – прямо вот серьезно, отключат их и уберут на чердак, – ну и, конечно, тема с бананом… однако хорошего в них тоже немало.

Папа, например, разрешает мне допоздна играть в видеоигры по пятницам и субботам, и в дни, когда завтра нет школы, а мама делает лучшие в мире чизкейки и возит в нашем фургоне половину моей футбольной команды на все соревнования вокруг города и на севере.

И у папы прикольно, потому что чаще всего там тусуется Люк, а Люка я до чертиков обожаю.

Он любит брать нас с папой во всякие места, где у нас бывают самые разные приключения. Мы ходим в походы, сплавляемся на байдарках, ездим на велосипедах и лазаем по горам… И да, он просто крутой. Вот, например, я знаю, что он за все платит сам, но перед папой притворяется, будто все стоит дешево, чтобы тот не беспокоился о деньгах. Когда я про это узнал, то пообещал не говорить папе ни слова и не сказал. И из-за этого Люк стал нравиться мне еще больше.

Но есть и другая причина, по которой мне нравится то, что у меня есть два дома и две свои комнаты… это значит, что я могу выходить сухим из воды.

Я говорю папе, что мама не против, чтобы по средам я ходил заниматься уроками к Стивену. Маме я говорю то же самое. Папа не против…

По средам мы со Сьюзи устраиваем наши типа-свидания. Чаще всего мы сидим в KFC и обжимаемся в одной из дальних кабинок. Иногда ходим в парк и зависаем за какими-нибудь кустами…

– О чем задумался, Джереми? – интересуется мама. Усмехаясь, она берет из чаши с фруктами банан и очищает его.

Я пожимаю плечами и отворачиваюсь, пока она не успела сунуть эту штуковину в рот.

– Ни о чем. Мне надо к папе. Он поможет мне с математикой.

Мама фыркает.

– Господи боже. Сэм? С математикой? – Она целует меня в висок. – Удачи, дорогой. Подвезти тебя? – Звонит телефон.

– Не, я пешком. Погода хорошая.

Мама кивает и берет трубку.

– О, привет, Дебби, – говорит она, уходя от меня в соседнюю комнату.

Я забегаю наверх и собираю рюкзак. А когда возвращаюсь, чтобы сказать маме «пока», то на полпути замираю. Из коридора мне слышно, что она понизила голос.

Я настораживаюсь, потому что в последние несколько месяцев замечал дома странные вещи. Вроде большой незнакомой футболки в стиральной машине. Или внезапно ополовиненной жидкости для полоскания рта в шкафчике в ванной…

Мне кажется, мама от меня что-то скрывает. И я отказываюсь признавать, чем оно может быть. Если оставаться достаточно неосведомленным, то ничего не случится. И в моей жизни не произойдет никаких неожиданных больших перемен.

Хоть мне и не хочется знать, о чем она говорит, я прислушиваюсь. Хочу устоять, но не могу.

И облегченно сглатываю, когда понимаю, что она всего-навсего сплетничает обо мне.

– Да, у Джереми все хорошо. Но сама понимаешь, наступил такой возраст… – Она смеется. – Именно. Знаешь, иногда мне хочется, чтобы он оказался геем. Просто чтобы не бояться, что от него кто-нибудь залетит. Так мне точно было бы намного спокойнее.

Сначала я хмурюсь.

Но потом колесики у меня в голове начинают вращаться, и все секреты оказываются забыты, потому что… как же я теперь ухмыляюсь. Я закидываю рюкзак подальше за спину, а затем, стараясь топать погромче, заворачиваю за угол гостиной. Мама сразу же замолкает.

– Сын, ты уходишь?

– Ага. – Я машу ей и сваливаю.

Я использую двадцать минут дороги до папы, чтобы созвониться с людьми. Сначала я набираю Сьюзи. Узнаю от нее, что в среду, в последний день школы, Саймон устраивает вечеринку у себя в гараже. В ее голосе звучит хрипотца, и я даже не задумываюсь каким образом, но просто обещаю, что буду.

Потом звоню своему лучшему другу Стивену.

– Что? – отвечает он.

– Мне нужна твоя помощь, – говорю я. Пересказываю свой план, и он тут же бросает трубку. Я хохочу. Я знаю, Стивен все равно согласится.

Через неделю я приведу свой план в действие.

Глава 3

Люк

Звучит глупо – особенно из уст мужчины тридцати шести лет, – но я боюсь вновь сказать своему соседу «привет». Меня не было всего лишь шесть месяцев, но по ощущению эти шесть месяцев продлились целую вечность.

Как говорится, что имеем – не храним, потерявши – плачем. Вот, что творилось со мной в Окленде. Шесть месяцев в коробке с потерянными вещами. Вот почему, зайдя к себе, я не могу даже посмотреть на дом Сэма.

Изначально я вообще не собирался тут оставаться. Когда семь лет назад я сюда переехал, то предполагал, что это жилье будет временным, пока не подвернется что-то получше. Я представлял свой дом в центре Веллингтона, ближе к работе. Но потом…

В общем, потом случились парни, живущие по соседству…

Я сижу на своем привычном месте с краю дивана и смотрю на черный экран телевизора. На журнальном столике рядом разбросана почта, сотни неразборчивых слов, прямо сейчас не имеющих никакого значения. Для меня важны другие слова.

Я откидываюсь назад и, выгнувшись, чтобы достать до кармана, вытягиваю оттуда сложенный вчетверо лист. От постоянных перечитываний бумага обтрепалась по краям и посерела. Раньше, в первые несколько раз, когда я разворачивал лист, он был хрустящим, гладким и свежим. Теперь он раскладывается бесшумно и мягко, как носовой платок.

Вот почему я ощущал себя в Окленде, будто в коробке с потерянными вещами. Вот почему я нервничаю и боюсь сказать Сэму «привет».

Полгода назад, перед тем как уехать помогать семье справиться с кризисом, я зашел к нему, чтобы отдать ключи. Он отозвался из своей комнаты, что выйдет через минуту, и я, пока стоял в гостиной и ждал, бросил ключи на письменный стол. Я бросил их слишком сильно, и они проехались по поверхности и потянули за собой стопку листов.

Пока я их собирал, мое внимание привлек лист со списком. Не знаю, что побудило меня его прочитать – излишек любопытства, наверное. Но я просмотрел его и в момент, когда дошел до конца, резко втянул в себя воздух, а потом трясущимися руками быстро сложил его и засунул в карман.

С тех пор он со мной.

Он был со мной, когда я поддерживал свою мать в борьбе с раком груди и после операции помогал ей оправиться.

Он был со мной, когда моя сестра сказала нам, что разводится.

Он был со мной, когда мы все вместе уехали в Ореву и бок-о-бок бродили по пляжу.

Он был со мной, когда мы выходили за утренним кофе и на дневные прогулки.

Он был со мной, когда я наконец-то совершил каминг-аут перед семьей.

Он был со мной, когда меня отчитали за то, что я столько времени ждал.