— Запряги Иво, пусть он отвозит ребенка по утрам в ясли. Распределите обязанности — один отвозит, другой привозит.

— Брось, меня от одного его вида мутит! Я его на порог не пущу, велела переводить алименты по почте! — Кая уже кричала в трубку, она лопалась от злости.

— Научись держать себя в руках, впереди долгая жизнь, до чего ты себя так доведешь, — Сильвии стоило больших трудов произнести эти слова спокойно.

— Я по горло сыта проповедями! И вообще мне кажется, вы от меня что-то скрываете!

— Что нам скрывать? — содрогнулась Сильвия. — Всему свой черед.

— А может быть, что-нибудь уже и случилось?

— С чего ты взяла?

— Не могу поклясться, но сдается мне, что это его я видела вчера в машине, а рядом с ним сидела цаца в красной шапочке. Шапка на ее голове прямо-таки пылала, потому я и обратила внимание. Сама понимаешь, мне не до того, чтобы просто так заглядывать в проезжающие мимо драндулеты.

— Может быть, подвез по пути какую-нибудь сотрудницу, — пробормотала Сильвия деревенеющими губами.

— Ну, вот и проговорилась! Значит, он и не уезжал в командировку! Почему он мне соврал? Ночует-то он хоть дома? А раньше он финтил? Ох уж мне эти люди старого времени, теряют голову и делают вид, что так и должно быть! А обо мне он подумал?! А ты, как всегда, наводишь тень на ясный день. Почему позволяешь вытирать о себя ноги, как о половую тряпку?! Кому нужна твоя деликатность! Закати скандал и наведи в доме порядок! Не в его годы такое выкидывать!

Сильвия Курман хватала ртом воздух и уже не думала о том, что дочь может услышать это в трубке.

— Послушай, — удалось ей вклиниться в крик разъяренной Каи. — Мы еще не старички и помирать не собираемся! Отчитываться перед тобой мы не обязаны. И вообще — как ты смеешь говорить такие пошлости? У меня уши вянут! Не звони, пока не обдумаешь свои слова!

Сильвия бросила трубку на рычаг, как лунатик прошла к бару.

Она металась по комнате, растирала мерзнущие руки, а потом виски, налила и выпила рюмку коньяку, включила на полную мощность телевизор, а когда немного успокоилась, выдернула телефонный шнур из розетки и тяжело повалилась на диван. И подумала: моя семья не стоит ни гроша. Жутко, когда у разуверившихся в жизни матерей растут разуверившиеся в жизни дочери, которые начали, пусть даже неосознанно, понимать, что у них нет никаких перспектив; они хотят отомстить за свои поражения и не выбирают, на кого выплеснуть накопившуюся в душе горечь. Успокаиваются до следующего раза. Но каждый следующий раз наступает все быстрее и быстрее. Сторонние наблюдатели судят: какая циничная дочь, какая безжалостная мать.

Уж не реветь ли им ревмя, притулившись друг к другу? Одна будет оплакивать разлетевшуюся вдребезги молодую семью, другая проклинать мужа, предавшего ее после двадцатипятилетней супружеской жизни!

Телефонный звонок дочери снова выбил Сильвию из колеи. Ночь напролет тело рвала на части не испытанная никогда ранее боль, временами казалось, что диафрагму вот-вот сведет судорога и она задохнется, но стоило ей повернуться, и сердце начинало бешено колотиться, оно словно хотело разорвать грудную клетку и выскочить наружу. Уснуть Сильвия и не надеялась. Внушая себе, что должна хотя бы подремать, она старательно пересчитывала несуществующих овец, собак, кошек и свиней. Добродушная хрюкающая и мычащая скотинка проходила у нее перед глазами нескончаемой чередой — уши болтались, глаза излучали бездумное расслабляющее тепло. Стоило Сильвии очнуться, и все ее беды бурным потоком врывались в сознание. Сильвию мучила и унижала трусость Карла. Почему он не решился поговорить с ней откровенно? Почему не оставил хотя бы записки? Как жить, если тебя даже человеком не считают?

У Сильвии не было выбора, она снова и снова упорно принималась считать бессловесных тварей, часы медленно отстукивали ночь, приближая утро. Короткие сны приносили короткое отдохновение, а один из них даже подкинул ей полезную идею. Ей приснилось, что она бежит по лесу через сугробы, на ногах у нее запомнившиеся с детства валенки — их кожаная обшивка понизу казалась теперь странной и непривычной, — сама она в одной рубашке, да и та короткая.

Следующий вечер Сильвия потратила на хождение по магазинам и вернулась домой с тренировочным костюмом, кроссовками, вязаной шапочкой и варежками. Хорошо, что еще не намело сугробы, и теперь на пустынных и плохо освещенных улицах пригорода часто можно было увидеть нескладную женщину, неспортивный вид которой не очень соответствовал ее спортивной экипировке. Тесноватый тренировочный костюм плотно обтягивал полнеющее тело, бегунья же от непривычной физической нагрузки задыхалась и пыхтела. От неудач не застрахованы даже самые старательные и усердные, и однажды Сильвия на бегу поскользнулась и упала в затянутую льдом лужу, инстинктивно выброшенные вперед руки уберегли лицо от синяков и ссадин. Было не очень больно, и она подумала, что ушиблась, пожалуй, несильно, и все же не спешила подняться. Она продолжала лежать, распластавшись на льду, лед под ней потрескивал, вдалеке прогудел паровоз, впереди над деревьями выгибалось куполом зарево городских огней. На какое-то мгновение мир показался ей неизъяснимо совершенным. Может быть, сердце защемило оттого, что уже давно она не переживала ничего возвышенного и запоминающегося. Она лежала и чувствовала, как сквозь бугристый и жесткий лед в нее вливается бодрящая сила. Может быть, следует чаще прислушиваться к своим прихотливым ощущениям?

Из-за угла вывернула машина, вряд ли шофер заметил лежащую на обочине женщину, но Сильвии стало неловко, проскользнувшие мимо снопы света от фар словно бы призывали к порядку, и она стала неуклюже подниматься. Старуха, понуро тащившаяся с хозяйственными сумками в руках, замерла на месте в двух шагах от поднявшейся Сильвии и вскрикнула с испугу. Сумки плюхнулись на дорогу. Сильвия постеснялась заговорить с чужим человеком, к тому же — зачем уж так сразу пугаться, и затрусила дальше. Пусть успокоится наедине с собой, не такая уж редкость сейчас встретить убегающих от инфаркта.

Во всяком случае, с этого дня в атаку на свое поражение и уныние Сильвия пошла сразу с двух сторон: своему телу она навязала спорт, а духу — многочисленнее статьи о безграничности человеческих ресурсов, которые, если обходиться с ними умело, помогают якобы восстановить бодрость и жизненную активность. Статьи и заметки на эту тему она из газет и журналов вырезала и проводила с собой воспитательные беседы в духе проповедуемых в них истин, а когда силы покидали, внушала себе: выбора нет, человек не должен становиться живым трупом! Было бы величайшей глупостью изо дня в день тупо прозябать, не замечая таинственных превращений природы, не восхищаясь переменчивой окраской облаков, не слыша дробного постукивания града по крыше, не испытывая удовольствия от крепкого кофе.

Боязнь людей стала постепенно отступать.

Она настолько овладела собой, что решила пойти в женский клуб на очередные посиделки.

Они собирались впятером уже несколько лет более или менее регулярно. Их объединяли не сентиментальные школьные воспоминания и не общая профессия. Не связывали их и отношения зависимости и подчиненности или взаимные обязанности. Покоряясь каким-то флюидам, они издавна подсаживались друг к другу на совещаниях, на собраниях актива. Кто был инициатором? Теперь они уже не помнили, кто первым высказал вслух их общее желание. В какой-то момент они решили, что могли бы встречаться и в свободное от работы время: поболтать, поговорить о жизни. Почему бы и нет? У каждой из этой пятерки примерно одинаковое служебное положение, дети взрослые и все, как положено, замужем. Пожалуй, именно это последнее обстоятельство поначалу мешало, чтобы их клуб с ходу взял разгон. Не преувеличиваем ли мы, спрашивали они друг друга, — пять женщин и так высокопарно — клуб? Поначалу телега тащилась через пень колоду. Женская эмансипация еще не вышла из пеленок, поэтому нередко можно было услышать: прошу прощения — неотложные дела по хозяйству, семейное торжество, или — муж ждет друзей в гости, нужно накрыть на стол.