Лоудер чувством юмора не отличался:

— Извращенцы, вы имеете в виду?

Сатил не стал объясняться, притворил за собой дверь: какие, к чертям, извращенцы! Самые обычные мужики, вроде этого Стока. Доктор Вейцман уже дал заключение, правда, предварительное: вменяем, никаких отклонений от нормы. Еще вместе посмеялись: кто же знает, что такое норма.

Сатил перебежал в кафе напротив, заказал бутерброд с креветками, сыром и овощами, бутылку безалкогольного пива, чашку кофе. Мисс Рэмптон нашла его, когда лейтенант дожевывал корочку в тминных зернышках, обильно политую горчицей. Глаза мисс Рэмптон выпрыгивали из орбит. Розовый ротик кривился.

— Он сказал… он сказал… этот Сток сказал, что…

Полгода назад… Сток сидит напротив Патрика Эмери. Сток плохует — отвергли в очередной раз. Конечно, ушла не первая привязанность Стока, не вторая и не третья, но… из числа малых, средних и больших романов Сток только три раза привязывался всерьез, и каждый раз его бросали. Второй раз — четыре года назад, едва оправился, и вот… Патрик пытался утешить, не хуже Стока понимая: попытки смягчить утрату никчемны, каждый съедает свою порцию дерьма в одиночку. Патрик говорит и говорит, Сток не слушает: рухнули шаткие построения, все возводилось на песке; Сьюзн ушла зло, выпалив обидные слова, не пощадив Стока, наслаждаясь его унижением; он не катался по полу, не скрежетал зубами, корчился внутренне; она видела его муки и радовалась, будто сейчас Сток возмещал сполна пережитое девушкой за полтора года их связи.

Патрик не играл в участие. Сток видел огорчение друга, но стена непонимания не истончалась, напротив, слова Эмери долетали издалека, становились едва слышны; чем больше пил Сток, тем быстрее бежала подогретая выпивкой кровь.

После ухода Сьюзн Сток жил как механизм: утром вставал, отправлялся на работу, возвращался с работы, ел — скорее заправлял себя горючим, — спал, не читал газет, не включал телевизор, редко подходил к телефону, дни походили на белые страницы книги без текста, похожие одна на другую пустотой.

С Эмери Сток встретился после разрыва со Сьюзн в третий, а может, и в четвертый раз… Сток не помнил, мозг обратился в вату, катышки ваты забили уши, похоже, объявились и в ноздрях — дышалось тяжело. Сток видел губы Эмери — прыгают, как червячки, извиваются, и… ни звука. Эмери дотронулся до руки друга, ватные пробки выпрыгнули из ушей, Сток услышал:

— Не надо отметать с порога. Заедем в одно место. Посмотрим… тебя ни к чему не обязывает…

— Что не обязывает? — попытался прервать Сток.

Эмери — ладно скроенный парень, уверенность сквозила в каждом жесте, особь, настроенная на выигрыш, каждому со стороны заметно: Сток тянулся к Эмери, как и положено человеку не слишком хваткому, предпочитающему отступление сражению.

Друг вытер губы-червяки салфеткой:

— Поедем… увидишь, только не психуй, я от души, в твоем положении не знаешь, за что и хвататься. Вдруг полегчает?

Вата снова заполнила уши, забила нос, Сток отхлебнул и, желая проверить, слышит ли самого себя, выдавил:

— Отчего… полегчает?

— Да так… — Эмери хмыкнул, поманил официанта, предостерегающим жестом дал понять Стоку, что и сегодня, как и во все вечера после ухода Сьюзн, платить Стоку не понадобится.

Эмери подбросил Стока к дому, расположенному на холме сразу за мостом Золотая Струна в месте, где Шнурок впадал в Большую реку.

— Может, завтра заедем туда? — вместо прощания поинтересовался Эмери.

— Пока, — прошептал Сток, холодея от надвигающейся пустоты в квартире.

Эмери подтолкнул друга в спину, плюхнулся в машину и, не разворачиваясь — решил ехать не через мост, — а раскрутившись по привокзальной развязке, рванул в темноту.

Три дня Эмери не звонил. Сток поднимался утром, а дальше будто включался автомат: душ, бритье, чашка кофе, машина, работа, снова машина, дом и… пустота в доме. Вечерами отверженного несло из четырех стен. Вверх по течению Шнурка Сток обнаружил забегаловки, о которых и не подозревал, и даже два вполне приличных ресторанчика. Сток за рулем не слишком опасался налететь на полицию, будучи под градусом, — чувство опасности притупилось. Бог миловал, зная, что Сьюзн ушла и бедняге и без того досталось.

В конце недели Эмери заявился на фирму к Стоку без звонка, за десять минут до окончания работы.

Сток спустился из офиса в подземный гараж, сунул пластиковую карточку, идентифицирующую личность, в щель — створки ворот послушно расползлись, на выезде Сток обнаружил друга в «пежо» с открытым верхом.

Эмери выбрался из машины. Сток опустил стекло своей.

Эмери не поздоровался, сразу перешел к делу:

— Заедем?

Сток решил, что Эмери приходится пригибаться слишком низко, смутился, открыл дверцу, распрямился, опираясь на крышу своей «ланчи».

Многословие не относилось к грехам Эмери:

— Заедем?

— Куда? — Сток порадовался, что вата, похоже, исчезла из ушных раковин, цвета вокруг стали сочнее.

Эмери ткнул Стока кулаком в живот:

— В одно место…

— Далеко? — уточнил Сток, соглашаясь.

— Ты торопишься? — Эмери знал, торопиться другу некуда, хотел взбодрить страдальца колкостью.

Сток пожал плечами, плюхнулся на сиденье.

Эмери подбросил ключи на ладони, устремился к машине. «Пежо» скакал на подъемах и подпрыгивал на съездах, «ланча» Стока послушно следовала позади, будто слепой на поводке резвого пса.

Переехали Большую реку, миновали стеклянную колонну и причал, где швартовались корабли — крохотные, средние, гиганты. Ветер с моря играл пестрыми флажками.

Старая часть города примыкала к порту и рассекалась на две неравные части Большой рекой, впадающей в залив Кающегося Грешника. Сток любил старый город: узкие улочки, брусчатку мостовых, гомон пешеходов, магазинчики, лепящиеся один к другому, запахи столов с дымящимися блюдами, перезвон колокольцев входных дверей, сообщающих продавцу, что клиент прибыл или отбыл.

С трудом нашли место парковки. Эмери втиснул «пежо» с первой попытки, Стоку пришлось повозиться. Эмери протянул другу мелочь на ладони для оплаты стоянки. Сток в ответ запустил руку в карман и выгреб пригоршню никеля; так и стояли, позвякивая монетами, друг против друга. Эмери смирился — каждый заплатил за себя.

Эмери устремился в подворотни, шмыгал по проходным дворам, огибал углы, нырял под арки — по всему видно, не впервой здесь. Сток узнавал одни места и впервые видел другие; в пианобаре «Свинг» не раз коротал вечера со Сьюзн, а закусочную «Семья Маруцци» никогда не встречал, магазинчик пряностей «Пемба» не раз посещал сам, а прилавки со старинными картами и глобусами видел впервые.

Эмери остановился перед дверью со стеклами и золотыми буквами «Паллис». Чем торговал Паллис, Сток не уяснил, витрины пусты, плакаты на стенах живописали прелести отдыха на островах в океане и к промыслу грека — если Паллис грек — отношения явно не имели. Хозяин отсутствовал, Эмери привычно толкнул дверь, ворвался в пустое помещение, поволок Стока по ступеням, сбегающим в подвал. Сток ступал осторожно — мало света, да и крутизна лестницы кружила голову. Эмери ориентировался свободно, щелкнул выключателем, потащил друга по узкому коридору с множеством разновысоких дверей. Сток лавировал между картонными ящиками, горами пластиковых мешков и бочками с неизвестным содержимым, стены подпирали узкие высокие ящики, в таком можно упаковать громилу футов под семь ростом.

Спина Эмери то приближалась, то удалялась, или так казалось — лампочки под потолком светили по-разному, одни ярко, в других нить, похоже, издыхала на глазах.

— Пришли. — Эмери замер внезапно, Сток ткнулся носом в красноватый затылок.

После разрыва со Сьюзн духота ощущалась Стоком особенно болезненно, и сейчас, втянув голову в плечи, чтобы не чиркнуть теменем о низкие потолки прохода впереди, он с трудом усмирял наползающее раздражение: зачем он здесь? Эмери толком не объяснил, только намекнул, что визит к неизвестному Паллису может помочь Стоку, только как? Может, Паллис дальний родственник Сьюзн, имеющий неограниченное влияние на взбалмошное создание? Или Сьюзн вышибли со службы и пристанище нашлось лишь в магазинчике Паллиса? Или Эмери уговорил Сьюзн пойти на попятный и по неведомым Стоку причинам решил устроить примирение под низкими подвальными сводами?