Да, умен был Иби Шаболо, хоть и склонен к депрессивному психозу, и не зря он гордился Шкалой, своим любимым детищем. Но ждал его печальный конец. Перед тем как нанять Фнада для выполнения первого задания, ‘Вмешательство’ решило прогнать его психокарту через ШВЛ... Сто два процента. Хотя теоретически Шкала не могла выдавать результат свыше ста, даже сто не могла. Иби, мучаясь все сильнее, бесконечно проверял и перепроверял данные, теребил развед-отдел «Вмешательства», который в результате накопал о Фнаде столько, сколько не накопали полиции пятнадцати автономий, где Жиль был заочно приговорен к смертной казни. И результат изменился, шкала показал сто три процента. Но такого просто не могло быть, это противоречило всей концепции ШВЛ! — и в один прекрасный день Иби Шаболо нашли с дыркой во лбу и пистолетом в холодной руке.

Сто три, мать его, процента, думал Аша. Да целый спец-взвод аяксов не наберет столько. Такая выдающаяся живучесть должна как-то проявляться — между тем...

Между тем сидящий перед ним человек производил впечатление лишь своей неопределенностью, и больше ничем. Средний рост, среднее телосложение, среднее лицо. И еще он никогда не мигал, во всяком случае, лама ни разу такого не видел. Аше казалось, что фигуру Фнада окутывает нечто, мешающее сосредоточить на ней взгляд, подметить все обычные мелочи, из которых складывается впечатление о человеке. Это относилось ко всему: манере говорить, мимике, жестам. Будто пузырь марева постоянно перемещался в пространстве вместе с телом Фнада. Неявный человек, неотчетливый. С таким можно проговорить целый вечер, а на утро не вспомнишь ни лица, ни жестов. Ни имени. Что это за ускользающее, лишенное коннотаций слово: «Фнад»? И как такое может быть, почему же он никогда не мигает?

Гул вентиляторов накатывал липкими волнами, удушливая жара поднимались из низин и болот Лама-сектора. Сегодня техники явно перемудрили с климат-контролем.

— Эта вещь поместится в кармане, — произнес лама, отвечая на вопрос Жиля Фнада. — Ее вряд ли смогут определить даже сканеры последних моделей, а если и смогут, то не идентифицируют как опасную или ценную. Мы догадываемся, у кого эта вещь, но все же не уверены до конца...

— Желательно, чтобы тот, у кого она находится, не смог после никому ничего рассказать?

— Да. Это одно. Есть еще две причины для вашей поездки. Уже довольно давно на нашей орбитальной платформе стоит устройство, которое мы все никак не решались перевезти куда-нибудь. Назовем его... Машиной. Была идея доставить Машину сюда, в Тибет, но за нами слишком плотно наблюдает Континентпол. Сейчас появилась возможность спустить Машину на планету, на небольшой космодром неподалеку от Университетов. Ваше дело — проконтролировать переправку Машины от космодрома до автономии и погрузку в трюм нашего сухогруза, дальше мы справимся. Ну и, наконец, третье — вечеринка «Электрикум Арт».

— Они ведь полностью вытеснили вас из Восточного Сотрудничества?

Аша с полузакрытыми глазами плыл в волнах гула, чувствуя слепое пятно, зону невыраженной пустоты там, где находился Жиль Фнад.

— Почти. Почти вытеснили.

— Ладно. Та вещь опасна?

Нет, это говорит не человек, обычный рот не может так малоэмоционально произносить слова. Речь доносится из слепого пятна, звуки генерирует пустое пространство...

— Сейчас ЭА оплатила строительство шикарного общежития для Красного Корпуса. Его открытие собрались превратить в рекламную акцию и пригласили шишек из нескольких крупных компаний. Там готовится что-то феерическое. Зачем вам такие подробности?

Аша спросил — и не услышал своих слов. Вернее, услышал их как вибрации черепной кости, но не через воздух. Гул вентиляторов давил со всех сторон, ламе казалось, что он попал внутрь огромного стога сена, прелого и горячего.

Жиль Фнад не пожал плечами — слишком очевидный жест для такой персоны, — только сказал очередную необязательную банальность:

— Чтобы оптимально действовать, мне надо лучше разбираться в ситуации.

— Хорошо, вот вам ситуация. Университеты организовали внутреннюю Сеть еще несколько лет назад. К геовэбу это не имеет отношения. Ученые, преподаватели и студенты запускали туда данные последних экспериментов, рефераты, конспекты лекций, свои разработки. Информации со временем накопилось слишком много, требовалась новая справочная система, которая позволила бы работать с таким объемом. Вячеслав Раппопорт, декан факультета Теории Информации, вызвался сделать ее. Он использовал принцип фильтра. С самого начала предполагалось, что такое понадобится, потому университетская Сеть имела вид... стянутого посередине пучка соломы... — лама замолчал. Солома, да. Хорошее слово, сухое. Воздух был как солома, царапал губы и неприятно колол ноздри.

— С двух сторон — выходы на компьютеры разных Университетов, посередине большой сервер, как бы общий канал. Это все условно, для наглядности. Повторяю, на самом деле схема их Сети... они назвали ее Сеть Моногатари, СМ... Конечно, она куда сложнее. Так вот, Раппопорт поставил на центральном канале фильтр. Компьютер под названием Гэндзи, сквозь который прокачивались все проходящие через Сеть биты. В автономии это был первый биокомпьютер. Его винчестер — колония галобактерий в синтетической среде. По составу он напоминает... — Аша улыбнулся бы, если бы не чувствовал, что соломенный воздух уже проник в легкие и скрежещет внутри, рвет альвеолы, скребет, царапает и пьет его кровь... — напоминает первобытный бульон. Справочный компьютер Раппопорта отслеживал всю информацию, гуляющую по Моногатари, чтобы любой обратившийся к нему за помощью пользователь непременно получил ответ на свой вопрос. Естественно, там было много мусора, личных писем, рекламы. Раппопорту приходилось постоянно совершенствовать систему. Он задавал все более сложные эвристические алгоритмы отсеивания повторяющейся информации и спама. В конце концов Гэндзи перестал только подсказывать. Он стал советовать. Раппопорт понял, что из сложной многоступенчатой системы поиска и справки он получил искусственный интеллект.

Аша надеялся добиться хоть какой-то реакции, все-таки он рассказал то, что знало не так уж много людей в Сотрудничестве. Жиль Фнад шевельнулся в кресле, и лама подумал, что сейчас сквозь пузырь неявности, который окутывал гостя, просочится хоть толика удивления, чего-то такого, что проявит Фнада как обычного человека.

— Но он разрушен? Или умер? Как лучше сказать про ИскИна?

Лама выдохнул, пытаясь вытолкнуть из легких солому, но жаркий воздух и тяжелый гул давили со всех сторон, мешали избавиться от колющего ощущения в груди.

— Как угодно. Раппопорт долго скрывал разумность Гэндзи, но такое не скроешь. Когда стало известно, что в действительности собой представляет центр справки Сети Моногатари, поднялся шум. Особенно зловещим казалось то, что Гэндзи не кремниевая, а бактериальная структура. В местных университетских медиа вышло несколько статей про злобных разумных бактерий. Ректоры, хозяева автономии, испугались.

— А каким образом про ИскИна узнали? — спросил Фнад.

— Гэндзи сам себя выдал. В этом виновата утечка информации из Красного Корпуса. Выяснилось, что там была секретная лаборатория, где группа спецов уже несколько лет выполняла заказ... — Аша посмотрел на гостя. Отвел взгляд и посмотрел опять. Хотел сказать «Мой заказ», но сказал другое: — То ли частного лица, то ли какой-то организации. Проект носил название «Средад» — это все, что о нем известно. Их компьютеры были подключены к Сети Моногатари, хотя своих данных группа на всеобщее обозрение, естественно, не выставляла. Но любопытство — одна из особенностей разумной системы. Однажды Гэндзи наткнулся на слепое защищенное пятно посреди Сети, удивился, проник в него и украл информацию. Кажется, она очень впечатлила его. У них ведь там есть и религиозные факультеты, теория веры и так далее, Гэндзи в свое время пропускал через себя в том числе и рефераты по теологии... В общем, СМ наполнилась его всполошенными сообщениями, которые он стал выставлять на общественных сайтах — в основном про абсолютное зло, дьявола, поселившегося на орбите Земли, и про то, что с планеты ему приносят тайные жертвоприношения. Чушь, но именно это и выдало его. Ректоры начали расследование. Раппопорт исчез, а Гэндзи разрушился. Или был разрушен. Или умер от неизвестной болезни.