Следующее поколение контролировало нефтяные и лекарственные компании. Третье поколение контролировало нефть, наркотики и политику. Четвертое поколение стало разваливаться на куски.

Теперь крупные состояния держатся на плаву обычно только три поколения. В основном об этом позаботились социалисты. Но богатство Роксентеров было так велико, что перешло в четвертое поколение. Однако положение семейства шатко, в политическом отношении — особенно. Третье поколение добралось только до вице-президентского уровня, четвертое же скатилось еще ниже.

И вот тогда из четвертого поколения на мировую арену вышел Делберт Джон Роксентер. Темная лошадка. Кандидат, которого никто даже и не замечал до тех пор, пока из-за резкого изменения в распределении голосов всем остальным пришел конец. Он, очевидно, хорошенько изучил все принципы первого американского Роксентера и придерживался их. Вот, цитирую: «Будь сдержан, очень сдержан. Не позволяй чувству товарищества даже в малейшей степени завладеть тобой». Еще один принцип таков: «Никому не доверяй».

Короче, молодой человек, он воскресил основные принципы Роксентера: всех обманывай, будь нетерпим к любой конкуренции, бери над всеми верх, включая собственную семью. На меня не ссылайтесь. Это все конфиденциально.

Делберт Джон захватил владения и вклады всех других Роксентеров и свел их снова в одну огромную силу. Он даже отправил на тот свет свою тетку Тиманту, чтобы получить ее наследство. Он восстановил все путы, в которых его семейство когда-то держало банки, правительства, компании, занимающиеся горючим, лекарствами — да чем угодно. И взял эти бразды в собственные руки. Единолично. Холост. Никогда не был женат и не имел подобного намерения. Да и зачем ему жениться, когда он может (…) весь мир!

Далее, вы можете решить, что с виду он стар, но пусть это вас не обманывает. Это мощнейшая турбина коварства и хитрости! Прожорливей этого ублюдка я еще не встречал на свете. Бесчестный — пробу ставить негде. Он пользуется моей всегдашней поддержкой! — Он допил до конца и подался вперед — И вот такого-то человека вы просите о личной встрече. — Он покачал головой, — Даже главы государств, когда им нужно, не могут рассчитывать на встречу с Делбертом Джоном Роксентером. — Он откинулся назад и ощерился абсолютно фальшивой улыбкой политика. — Итак, вы мне все выкладываете, а я передаю его поверенным.

— Вообще-то, сэр, — сказал я, — с его поверенными я могу поговорить и сам. Шеф мафии заверил меня, что вы сможете помочь.

Этот выстрел попал в точку, хотя я надеялся, что обойдусь без него. Как-то слегка осунувшись, сенатор сказал:

— Профсоюзы и мафия. Следовало бы знать. Вы уверены, что это в интересах Роксентера?

— Новое дешевое горючее, угрожающее его монополии, представляет собой огромный интерес, — отвечал я. — Я только пытаюсь помочь.

— Хорошо. — Он заглянул в памятку, сделанную для него секретарем, в которой значилось используемое мною в данный момент имя. — Хорошо, Инксвитч. Что вам нужно?

— Мандат сенатского следователя — самый настоящий. Тогда он примет меня. — Затем я выдвинул решающий довод: — Скажу конфиденциально: гонорар вы можете забрать себе.

— Ага! — Лицо его прояснилось. — Вы далеко пойдете, Инксвитч. Я возглавляю Сенатский комитет по энергетическому кризису. Я все время оказываю ему услуги тем, что удерживаю избыточные поставки горючего на низком уровне. Так говорите, новое дешевое горючее? Да, это действительно попахивает кризисом! — И он живехонько написал распоряжение выдать мне то, что нужно. Приятно мне было видеть, как кто-то другой пишет распоряжения, — ради разнообразия.

Мы расстались лучшими друзьями. А пару часов спустя у меня были все документы для предъявления в любых инстанциях — следователь Сената с правом стращать любого чиновника в этой стране и даже с правом ношения и применения оружия, ограниченным всего лишь клятвой не стрелять в сенаторов.

«Хеллер, — мысленно проговорил я, — ты уже там по подбородок. Еще один хороший толчок, и ты уйдешь в кипящее масло с головой».

Теперь все, что оставалось сделать, — это вытащить Ютанк из Вашингтона.

Два дня Ютанк не выказывала желания ехать дальше, поэтому я придумал ловкий ход. Пользуясь вашингтонскими такси, я стал преследовать ее лимузин. Делать это не составляло труда: я садился в машину, показывал удостоверение следователя Сената и говорил: «Давай поезжай за этим лимузином!», а таксист обычно ругался: «Ух, чертовы фэбээровцы!» — и следовал за лимузином.

Многое мне довелось повидать в Вашингтоне. Несколько раз я проезжал мимо огромной рекламной надписи, возвышающейся над Пенсильвания-авеню: «Дж. Эдгар Гувер».

Я решил на это не клевать и ничего не покупать. Но меня приятно щекотала мысль, что я могу войти, отыскать Тупевица и О'Блоома и рассказать им — как фэбээровец фэбээровцу, — с какой ловкостью обошел их Хеллер, но, поскольку ехидный смех мог бы возбудить профессиональную зависть, жертвой которой стал бы сенатор Шалбер, а я бы лишился своего мандата, я от этого воздержался.

Ютанк интересовали музеи и вещи. Ее, шикарно разодетую, не нужно было долго искать — она и так бросалась в глаза.

Ближе к вечеру ее лимузин остановился в парке Потомак, почти точно в том месте, где схватили Хеллера. Я даже узнал конного полицейского — того самого, который опознал его. Словно вернулись те времена.

После краткого поиска я увидел Ютанк. Она стояла на ступенях мемориала Линкольну, держа палец во рту и глядя на высокий обелиск памятника Вашингтону. Вокруг уже падали осенние листья, а поверхность длинного зеркального водоема рябило от ветра, и она не отражала памятника; в это время года зрелищное здесь явно не хватало. И ради чего она тут стояла, глядя на памятник, я понять не мог. Смотреть почти не на что — белая колонна, да и только.

Я находился от нее футах в пятидесяти. Одежду, что была на мне, она никогда не видела. Следил я за ней с большой осторожностью. И тем не менее, глубоко вздохнув и вынув изо рта палец, она повернулась ко мне и сказала:

— Прекрасно, не правда ли, Султан-бей?

Я приблизился к ней — теперь, когда она узнала меня, это уже можно было сделать. Во мне заговорило любопытство.

— Что же в этом такого прекрасного?

— Такой высокий, такой белый, такой твердый. — Она снова сунула палец в рот и посмотрела на монумент.

Идея! Я объяснил ей, что высота его всего лишь 550 футов. А вот Эмпайр Стейт Билдинг в Нью-Йорке почти в три раза выше — 1472 фута!

— Разве? — недоверчиво спросила она.

— Так оно и есть, — убеждал я. — И острый выступ наверху!

И в тот же самый вечер мы уехали в Нью-Йорк. Да, требуется подлинная гениальность, чтобы работать в Аппарате! Мы остановились в отеле-люкс «Бентли Бакс», окна нашего роскошного номера на верхнем этаже выходили на крышу. В пятидесятых шагах оттуда открывался прекрасный вид на Эмпайр Стейт Билдинг с южной и на Центральный парк с северной стороны. Но не в этом заключалось истинное достоинство номера, а в том, что в нем было две спальни! Восхитительно! Теперь я имел возможность выспаться в настоящей постели, а не мучиться на кушетке в гостиной! Учитывая, что мы намеревались задержаться здесь, это особенно радовало. Удача уже повернулась ко мне лицом, а теперь начинала улыбаться.

Рано утром, свеженький как огурчик, без малейшего хруста в спине, я позавтракал и, как только удалились бесчисленные официанты и горничные, извлек приемник и видео. До того как приступить к делу, хотелось взглянуть, насколько продвинулись дела у Хеллера.

Вспышка!

Может, моему оборудованию повредила перевозка? Я проверил различные индикаторы, но все казалось в порядке. Потом до меня дошло: ретранслятор 831 соединялся с блоком управления приемника! Это давало усиление сигнала до такой степени, что его можно было принимать на расстоянии нескольких тысяч миль! Если его не отключить, в этой зоне никакого изображения я получить не смогу.