Произведения Мережковского никого не оставляли равнодушным. Его ненавидели, ему завидовали, им восхищались. Выход каждого из его произведений вызывал если не скандал, то жаркие дебаты и массу разноречивых откликов. Его творчество старались принизить многие критики и литераторы от Буренина до Брюсова.

Мережковского интересовали новые явления и персоналии появившиеся в ХХ веке. Писатель восхищался Муссолини и Пилсудским, но со временем разочаровался в них. В Гитлере он тоже видел, поначалу, возможного освободителя от большевистской тирании, но впоследствии, пересмотрел свои позиции. За свою приветственную речь Гитлеру по радио в 1939 году Мережковский был подвергнут справедливому бойкоту в эмигрантских кругах. И здесь его судьба в чем то похожа на судьбу другого крупнейшего писателя ХХ века — Кнута Гамсуна, Нобелевского лауреата.

Дмитрий Сергеевич Мережковский — один из крупнейших русских писателей и мыслителей ХХ века. Его творческое наследие — проза, философские и литературно-критические работы, поэзия, биографии — с честью выдержало испытание временем и вошло в золотой фонд русской и европейской классики ХХ века. Мережковский выдвигался кандидатом на Нобелевскую премию по литературе, как самый европейский из русских писателей.

До революции Д. С. Мережковский был одним из самых издаваемых писателей современной России. В СССР писателя не издавали вообще. Его книги можно было купить только в букинистических магазинах, где они, несмотря на очень высокую стоимость, никогда не залеживались. В современной России Мережковского стали издавать с начала 90-х годов.

Полное энциклопедическое собрание сочинений Д. С. Мережковского, является плодом многолетнего труда сотрудников издательства.

Читатель, который пожелает оказать внимание предлагаемому собранию сочинений, заметит, что между этими книгами, несмотря на их разнородность, иногда разногласие, существует неразрывная связь. Это — звенья одной цепи, части одного целого. Не ряд книг а одна издаваемая только для удобства в нескольких частях. Одна — об одном.

Что такое христианство для современного человечества? Ответ на этот вопрос — вот скрытая связь между частями целого. И в разнообразных постановках вопроса и в ответах существуют противоречия. Если бы я был проповедником я поспешил бы устранить или спрятать их чтобы увеличить силу проповеди; если бы я был философом я постарался бы довести мысль до окончательной ясности, чтобы единое в многообразном светилось, как луч в кристаллах Но я не проповедую и не философствую (а если иногда то и другое делаю, то нечаянно, наперекор себе); я только описываю свои последовательные внутренние переживания. И думаю: как бы ни было несовершенно описание, оно все-таки может получить цену в качестве подлинной записи о том что было. Ибо то, что было со мною, было или будет со многими из моих современников; чем я жил и живу, тем жили и будут жить многие. Как бы ни ответило современное человечество на вопрос: что такое xpистианствo? — самого вопроса не обойти.

Противоречия разрушают систему, ослабляют проповедь, но утверждают подлинность переживаний. Как ни соблазнительно совершенство кристаллов, следует предпочесть несовершенный, неправильный, противоречивый извне и противоречия изнутри побеждающий рост растения. Я не хочу последователей, учеников (слава Богу, у меня их нет и никогда, надеюсь, не будет), — я хотел бы только спутников. Не говорю: идите туда; говорю: если нам по пути, то пойдем вместе. Знаю: куда я иду, нельзя дойти одному. Если вообще есть в моих писаниях проповедь, то только эта: проповедь, что не должно быть проповеди; не должно быть одного ведущего, а надо идти вместе всем. Выход из «подполья», преодоление одиночества — такова задача, и если она отразилась на моих «записках», то они могут быть не бесцельны.

Я не имею притязания давать людям истину, но надеюсь: может быть кто-либо вместе со мною пожелает искать истины. Если да, то пусть идет рядом по тем же извилистым иногда темным и страшным путям; делит со мною иногда почти безысходную муку тех противоречий, которые я переживал. Читатель равен мне во всем; если я вышел из них — выйдет и он.

Вот примерь. Когда я начинал трилогию «Христос и Антихрист», мне казалось, что существуют две правды: xpистианство — правда о небе, и язычество — правда о земле, и в будущем соединении этих двух правд — полнота религиозной истины. Но, кончая, я уже знал что соединение Христа с Антихристом — кощунственная ложь; я знал что обе правды — о небе и о земле — уже соединены во Христе Ииcyce, Единородном Сыне Божием, Том Самом, Которого исповедует вселенское xpистианствo, что в Нем Едином — не только совершенная, но и бесконечно совершаемая, бесконечно растущая истина, и не будет иной, кроме Него. Но я теперь также, знаю, что надо было мне пройти эту ложь до конца, чтобы увидеть истину. От раздвоения к соединению — таков мой путь, — и спутник-читатель, если он мне равен в главном — в свободе исканий, — придет к той же истине. А вот еще пример: Когда я писал исследование «Л. Толстой и Достоевский», я видел или хотел видеть, положительную религиозную силу в русском самодержавии, именно в его связи с русским, православием. Так же, как Вл. Соловьеву и Достоевскому, хотя по совсем иным причинам мне казалось, что русское единовластие есть путь к теократии, к царству Божьему на земле. Я был в этом последователен: утверждая в религии соединение Христа с Антихристом я должен был утверждать то же соединение в общественности. Но в «Грядущем Хаме» и «Пророке русской революции» я уже знаю, что религиозная сила русского единовластия, действительно огромная, — не положительная, а отрицательная, демоническая. Я также знаю, что в непонимании этой силы, в закрытых на нее глазах, в неумении посчитаться с нею — главная причина всех неудач русской революции. Пока борьба со старым порядком ведется в плоскости только политической, как велась доныне, она не может кончиться победою. Думая, что борется с четвероногим революция боролась с крылатым зверем. Она была земная; а враг не только земной. Вот почему из рук ее выпало оружие так волшебно-бессильно. Наносимые врагу удары, не причиняя вреда, проходили сквозь тело его, как удары шпаги сквозь тело призрака.

Не одно историческое созерцание всемирной борьбы Христа с Антихристом но и мой внутренней религиозный опыт и внешние события русской жизни привели меня к этому пониманию, открыли мне глаза на русское единовластие. Если бы читатель, в этих мыслях моих со мной соблазнился, то со мною же и победил бы соблазн. Я знаю опять-таки одно: не поняв соблазна до конца, его не победишь.

Но довольно примеров. Боюсь, как бы уже и тем что сказано, не стеснить свободы читателя. Пусть, повторяю, спутники мои идут рядом со мною, если хотят и могут; а если нет то покинут меня; — но я не поведу их за собою.

В заключение попробую дать кратчайшую схему написанного.

Трилогия «Христос и Антихрист» изображает борьбу двух начал всемирной истории, в прошлом. «Л. Толстой и Достоевский», «Лермонтов», «Гоголь», — изображают эту же борьбу в русской литературы, в настоящем, «Грядущий Хам», «Не мир но меч», «В тихом омуте», «Больная Россия» — в русской общественности. «Древние трагедии», «Итальянские новеллы», «Вечные спутники», «Стихотворения» отмечают вехами те побочные пути, которые привели меня к единому и все объединяющему вопросу об отношении двух правд — Божеской и человеческой—в явлении Богочеловека. Наконец «Павел I» и «Александр I», исследуют борьбу тех же двух начал в ее отношении к будущим судьбам Poccии.

Это, разумеется, только внешняя, мертвая схема, геометрический рисунок лабиринта; внутреннее же строение тех тканей, которые образуют рост живого растения, я сам по всей вероятности, меньше, чем кто-либо, знаю. Знаю только, что я ничего не хотел строить, — я хотел расти и растить; удалось ли, — не мне судить.