Гондурасцу Хуану Альберто Родригесу, как и никарагуанцу Хосе Кастильо, тоже было всего 12 лет, когда в одиночку, через горы, озера, реки и непроходимые леса пробирался он из Гондураса к Сандино. Несколько дней продолжалось опасное путешествие. На ночь Хуан взбирался на самую высокую гору, чтобы не стать добычей диких зверей. Однажды ночью на него натолкнулись разведчики Сандино, и малыш упросил их доставить его в штаб-квартиру генерала. Сандино по-отечески пожурил мальчишку и спросил о его планах. Хуан, не задумываясь, ответил:

«Мой генерал, я пришел сюда, чтобы просить вас. Разрешите мне быть вашим солдатом, дайте мне ружье, и я буду сражаться против янки».

Сандино зачислил его солдатом — не устоял перед такой решимостью — и распорядился дать мальчику оружие. Вскоре Хуан продемонстрировал свое бесстрашие и находчивость. Во время сражения близ местечка Бана он вступил врукопашную с американским солдатом и изловчился выстрелить в него из его же винтовки. Затем Хуан Альберто снял с него форму, забрал оружие и возвратился к своим.

Таких бесстрашных ребят, как Хосе Кастильо, «чико-омбре» и Хуан Альберто Родригес, было много в армии Сандино и становилось все больше и больше. «Генерал» обладал удивительной притягательной силой, ибо то был истинно народный генерал. Кстати, поначалу «генералом» звали его лишь партизаны, но в конце концов правительство Сакасы и генерал Монкада были вынуждены молча признать это звание, завоеванное в боях. Вскоре Монкаде пришлось изменить свое мнение и о военных способностях Сандино. В апреле войска Монкады были окружены правительственными войсками. Монкада обратился за помощью к Сандино. Он писал: «Если вы срочно не поддержите армию, то будете нести ответственность за катастрофу». Тот самый генерал Монкада, который совсем недавно отказал Сандино в оружии, не верил в военный талант Сандино и издевался над его стратегическими планами, просил теперь о помощи так, словно Сандино был кадровым офицером.

Сандино перегруппировал свои силы и, использовав добровольцев, подчинявшихся ему, спас армию либералов от неминуемого поражения. В этой операции ярко проявился военный гений и мужество Сандино. 800 кавалеристов сражались под знаменем Сандино. Монкаде не оставалось ничего иного, как признать заслуги Сандино. Но миролюбивое настроение удержалось недолго — слишком стремительно росла популярность народного генерала Сандино и множилось число его соратников. Монкада издал приказ, согласно которому численность отдельных войсковых групп не могла превышать 300 человек. Одновременно запрещался переход солдат из одной группы в другую. Однако все солдаты армии Сандино, или, как они теперь называли себя сами, «сандинисты», отказались перейти под командование другого генерала. И Монкада вынужден был согласиться. Тогда он придумал для Сандино задание, которое не могло окончиться иначе как верной гибелью. Монкада приказал Сандино отправиться в город Боако, будто бы занятый его войсками, тогда как в действительности там прочно укрепились правительственные войска. Монкада надеялся, что Сандино попадет в западню и на сей раз живьем не уйдет. Более того, Монкада намеренно не информировал командиров своих частей, дислоцированных по дороге в Боако, о том, какое «задание» получил Сандино, надеясь, что его примут за изменника и расстреляют на месте. Но Сандино мастерски обошел обе ловушки, остался цел и невредим сам и вывел своих солдат.

Сандино ждал нового приказа верховного главнокомандующего, а «верховный» готовил в это время предательство. Как было сказано выше, 12 мая 1927 года Монкада и весь генералитет либералов сложил оружие и прекратил войну против консерваторов и стоявших за ними американских войск.

Капитулировать отказался лишь Сандино. Именно тогда между ним и Монкадой произошел знаменитый разговор.

Самодовольный Монкада иронически спросил Сандино:

— А вас кто сделал генералом?

На что Сандино ответил:

— Мои товарищи по борьбе, сеньор. Моим званием я не обязан ни предателям, ни захватчикам!

Опасаясь ареста, Сандино объявил Монкаде, что должен посоветоваться относительно дальнейших действий со своими солдатами, и попросил установить разумный срок для сдачи оружия.

12 мая 1927 года в воззвании, обращенном к местным властям всех департаментов Никарагуа, Сандино сообщил: «Мое решение таково: если даже все сложат оружие, я этого не сделаю. Пусть я лучше погибну с теми немногими людьми, которые остались со мной. Лучше умереть патриотом, чем жить рабом».

Так было поднято красно-черное знамя восстания. «Свобода или смерть!» — таков был смысл двух цветов этого знамени, в течение шести лет наводившего страх на оккупантов.

Генерал Монкада и его личный секретарь Анастасио Сомоса предприняли еще одну попытку избавиться от Сандино. Когда один из сподвижников Сандино был взят в плен, ему обещали свободу при условии, что он приведет армию Монкады в расположение партизан Сандино. Но командир армии Сандино не стал предателем. Он решил ценой собственной жизни уничтожить изменников родины, заманив их в ловушку, и дал знать о своем плане Сандино. Однако по дороге к лагерю партизан план отважного партизана был раскрыт. Враги заставили его вырыть себе могилу, подвергли нечеловеческим пыткам. Он умер как герой.

В день окончательной капитуляции Монкады, 12 мая 1927 года, был совершен еще один акт предательства: в Никарагуа была создана «национальная гвардия», то есть жандармерия для подавления малейшего проявления протеста. Показательно, что возглавили эту свору наемников американские офицеры; командующим «национальной гвардией» Никарагуа был назначен подполковник армии США Pea. (В июле его сменил полковник Бидл.) Вся страна была разделена на четыре «гвардейские» зоны, каждая — под началом американского офицера.

Двадцать второго декабря того же года было подписано американо-никарагуанское соглашение о структуре и характере «национальной гвардии»; ей были предоставлены все функции вооруженных сил, связанные с обороной страны и с охраной порядка.

Сандинисты укрылись в горах родной Сеговии, где Сандино установил фактический контроль над четырьмя департаментами северной части Никарагуа: Эстели, Новая Сеговия, Хинотега и Матагальпа. Территория этих департаментов равна 30 тысячам квадратных километров, что составляет одну пятую часть всей территории Никарагуа.

В эти напряженные дни мая 1927 года в личной жизни Сандино произошло важное событие: он встретил девушку, которая стала впоследствии его женой. Части Сандино вели бои за город Сан-Рафаэль дель Норте. В момент, когда партизаны окружили дом, в котором находился телеграф, 19-летняя телеграфистка Бланка Араус информировала правительство о ходе боя.

Бланка сообщала президенту Диасу: «Сейчас партизаны атакуют центральную площадь. Срочно пришлите подкрепления для охраны жителей». Но треск пулеметов прервал стрекот телеграфного аппарата. С силой рванув дверь, Сандино вошел в контору телеграфистки. Бланка решительно загородила ему путь и крикнула:

— Хочешь убить меня, убей!

— Зачем? Я умею хорошо относиться к женщине. А ты к тому же очень красива, девушка, — проговорил Сандино.

Так произошло знакомство Сандино с его будущей женой. Сандино и его штаб поселились в доме, где находился телеграф и где жили родители Бланки. (Все члены семьи Араус, в том числе и женщины, работали телеграфистами.) Вскоре они оценили благородство Сандино и стали всей душой сочувствовать делу, за которое он сражался. Много часов провел Аугусто у стола, за которым работала телеграфистка Бланка Араус. Вспоминая об этом периоде своей жизни, Сандино пишет: «По телеграфу я связывался со многими пунктами страны. Мне помогала Бланка. Я полюбил ее, и она стала моей невестой».

В день рождения Аугусто (ему исполнилось 32 года), 18 мая 1927 года, они поженились. Судья и молодой священник оформили брак быстро, без излишних формальностей. Узнав, что священник собирается отметить радостное событие колокольным звоном, Сандино возразил: «Не надо колокольного звона, отец, я предпочитаю музыку моих пулеметов». Впоследствии, вспоминая о перипетиях этого дня, Сандино писал: «Свадьба была совсем простой». В течение нескольких часов в Сан-Рафаэле дель Норте действительно раздавались залпы. На улицах было полно народу: веселые парни в широкополых шляпах, с обязательным платком на шее; девушки и женщины в красочных национальных костюмах. Но почти все были босиком. Две трети жителей Никарагуа и по сей день ходят без обуви. В тот памятный день во многих домах Сан-Рафаэля дель Норте вместо пресных лепешек «тортильяс», бобов и бананов — основной пищи простых никарагуанцев — на стол подавали праздничное кушанье «накатамаль» — вкусный пирог из кукурузной муки, начиненный мясом, цыплятами и овощами; его запивали ананасовым соком, хорошо сдобренным корицей, и неизменным горьким кофе, без которого в Никарагуа не обходится ни одна даже самая скромная трапеза.