– Трахал тебя, так? Ух-х-х! Вот это да! – восхитилась Бэби. – Теперь я понимаю, как вы оказались в такой ситуации.

– Я не должна была тебе рассказывать. Но я просто с ума схожу, едва вспомню об этом. Мы все время хотели друг друга. Мы даже оставляли Нила сидеть за столиком в ресторане и выходили, успевая как раз к тому времени, когда приносили заказ.

– Где же все это происходило? Не в его же квартире?

– Это оказалось самым сложным. Он хотел снять номер у „Карлайла", но я отказалась. Мы занимались этим в машине. А в основном у него в кабинете. Он не заходил ко мне, опасаясь, что его узнает швейцар. Ты же знаешь, некоторые швейцары дают сведения для колонки светских сплетен.

– Правда? – удивилась Бэби, пряча глаза.

Так началась эта эскапада, в которой Бэби играла роль покровительницы Джорджины и наперсницы обоих. Таннер и Джорджина прибегали к услугам Бэби, которая стала их связной, и пользовались ее квартирой. Таннер, любивший безукоризненный порядок, нанял горничную. Теперь к услугам Бэби были всевозможные развлечения, ибо Таннера смущало, что ей приходится из-за них уходить из дома. Она получила возможность посещать симфонические концерты и пользоваться лимузином Таннера. Нил Грант, вполне симпатичный, но несколько замороженный, водил ее в ,21" и к „Мортимеру", а также, упаси Бог, на баскетбольные игры, на мотогонки в Центральном парке и на балет. В конторе распространились слухи, что Бэби крутит с помощником шефа, но она наслаждалась всем этим. Толком никто ничего не знал.

Задержка перепугала Джорджину. Когда врач сказал, что необходимо хирургическое вмешательство по поводу внематочной беременности, она запаниковала.

Обливаясь слезами, она позвонила Таннеру прямо из приемной.

Но она понятия не имела, что делит с миссис Таннер Дайсон не только ее мужа. Оказалось, что они пользуются услугами одного и того же гинеколога. Через несколько минут после ухода Джорджины из приемной последовал еще один звонок.

Бэби была рядом с подругой во время бракоразводного процесса. Теперь они часто проводили время за ленчем: метрдотель и официанты „Каравеллы" оберегали покой этих дам от непрошеного любопытства, пока не улеглись страсти.

Лунным летним вечером, когда с берега дул легкий бриз, донося ароматы Гудзона до побережья Джерси, Бэби стояла рядом с Нилом Грантом на корме яхты Таннера Дайсона, слушая, как судья Верховного суда Манхэттена совершал обряд бракосочетания между Джорджиной Холмс и Таннером Дайсоном.

Бэби явно перебрала великолепного шампанского, чуть не сбила с ног стюарда, желая вырвать у него букет для Джорджины, и уже собиралась увлечь за собой Нила Гранта, как вдруг в коридоре показался Таннер. Извинившись перед Грантом, он повел Бэби к дивану.

– У меня есть для вас маленький подарок, Бэби, – сказал он, запуская руку во внутренний карман белого смокинга.

У Бэби расширились глаза. Услышать такую фразу от богатого человека всегда более чем приятно, подумала она, улыбаясь ему.

Таннер протянул ей футлярчик величиной с яйцо малиновки, перевязанный белой шелковой ленточкой.

– Хочу поблагодарить вас за все, – смущенно сказал он.

Бэби медленно открыла коробочку, желая продлить удовольствие. Ее ослепил блеск бриллиантов, которыми была усеяна брошка в виде полумесяца величиной с ее большой палец.

У нее перехватило дыхание.

– О, Таннер, какая красота! – выдохнула она. – Но в этом нет необходимости.

– А я думаю, есть, – сказал он, продолжая рыться во внутреннем кармане. – Кроме того, я бы хотел, чтобы вы подписали одну бумагу.

Нахмурившись, Бэби взяла сложенный листок.

– Я? А что подписывать? Не понимаю.

– Прочитайте, – сказал он.

Бэби пробежала текст, и хмель вылетел у нее из головы.

„Я, Минерва Тереса Байер, известная под псевдонимом Бэби Байер, клянусь в том, что не буду ни говорить, ни писать, ни каким-либо иным способом распространять сведения, касающиеся отношений между миссис Джорджиной Холмс Дайсон и ее мужем Таннером Вудруфом Дайсоном, предшествовавших их браку, – ни сейчас, ни когда бы то ни было.

За эту нерушимую клятву я получила компенсацию в виде изделия из драгоценных камней стоимостью тридцать тысяч долларов. Нарушив каким-либо образом данное соглашение, я обязуюсь возместить стоимость изделия и заплатить сто процентов компенсации за ущерб, нанесенный репутации Таннера, его адвокату немедленно".

Бэби, прищурившись, уставилась на Таннера.

– Что это за дерьмо, Таннер? – буркнула она.

– Вы же только что прочитали.

– Да, кроме дерьма собачьего, ничего там не написано.

– Бэби, вы слишком много выпили, – заметил Таннер, когда она поднялась.

– Точно, и благодари за это свою счастливую звезду, а то я тебе тут же устроила бы инфаркт.

– Успокойтесь, Бэби. Это всего лишь формальность. Человек моего ранга не может рисковать. Вдруг кто-нибудь начнет рассказывать о подробностях его личной жизни. Жизнь непредсказуема. В один прекрасный день вы можете перейти на работу в конкурирующую газету, и они попросят вас рассказать обо мне. Я должен обеспечить себе полную безопасность.

– Ты двуличный подонок! – вскипела она. – Мне лучше всего подняться на палубу и показать это Джорджине.

– Бэби, – сказал Таннер, спокойствие которого не уступало ее бешенству, – сомневаюсь, что Джорджине следует знать об этом. Вы же, надеюсь, не думаете, что она примет вашу сторону. Вспомните, мы столько вынесли, чтобы быть вместе.

– И все же я не подпишу, – рявкнула она.

– Вы завтра же можете продать это. Я надоедал вам лишь потому, что Джорджине хотелось преподнести подруге подарок на память. Тридцать тысяч позволят вам оплатить неплохую квартиру, дорогая.

– В моей квартире что-то не так? Кажется, вам ничто не мешало там трахаться.

Дайсон скорчил гримасу.

– Я этого не подпишу.

Пока Таннер мерил шагами палубу, Бэби взгромоздилась на табурет у стойки и плеснула себе бренди столетней выдержки в грязный стакан, оставленный кем-то на стойке.

Таннер проговорил:

– Бэби, подпишите эту бумагу, и, когда Лолли Пайнс уйдет, а я полагаю, что случится это довольно скоро, ее колонка перейдет к вам.

Бэби хватила глоток обжигающего бренди и закашлялась так, что у нее чуть слезы из глаз не брызнули.

– Лолли собирается уходить? – откашлявшись, спросила она.

– Есть основания думать, что „Дейли Ньюс" сделает ей предложение. Но мне бы не хотелось, чтобы слух об этом распространился.

– Я подпишу.

Лолли так и не ушла из „Курьера". С тех пор минуло два года, Лолли наконец умерла, но Бэби устала ждать. Закупорив флакончик с лаком, она подставила ногти под струю кондиционера. Ей безумно хотелось получить эту колонку, она уже как бы ощущала ее вкус и аромат. Бэби была готова на все, чтобы она ей досталась. Теперь пришло время решительных действий.

Сидя одна в своей развороченной квартире, Бэби припомнила те заметки, что она набросала на вечере у Гарнов. Может, имеет смысл отправиться в контору и состряпать материал, пока еще никто за это не взялся.

Явившись через час в отдел, куда стекались новости, она испытала облегчение: место, отведенное под „Виноградинку", все еще пустовало. Она услышала, как зазвонил телефон на столе Петры в ее кабинете. Ни секунды не раздумывая, она вошла и подняла трубку.

– „Виноградинка", – утомленным голосом сказала она.

– Привет. Это Ирвинг Форбрац из Лос-Анджелеса. С кем я говорю?

Бэби онемела от восторга и возблагодарила судьбу за то, что вовремя оказалась здесь.

– А, здра-а-авствуйте, мистер Форбрац, – проворковала она. – Вы меня не знаете. Я Бэби Байер. Я видела вас в программе Ларри Кинга на прошлой неделе и подумала, так ли вы симпатичны и в жизни. – Форбрац участвовал в телевизионной передаче, посвященной этому несчастному Кико Раму.

Наступила пауза. Ирвинг проникновенно спросил:

– Простите, как вас зовут?

– Бэби Байер, что-то вроде Китти Кэт или Пусси Уиллоу, – захихикав, ответила она. – Так чем же я могу быть вам полезна, мистер Форбрац?