Юнна Мориц
Лицо
«Не бывает напрасным прекрасное…»
Не бывает напрасным прекрасное.
Не растут даже в черном году
Клен напрасный, и верба напрасная,
И напрасный цветок на пруду.
Невзирая на нечто ужасное,
Не текут даже в черной тени -
Волны, пенье, сиянье напрасное
И напрасные слезы и дни.
Выпадало нам самое разное,
Но ни разу и в черных веках -
Рожь напрасная, вечность напрасная
И напрасное млеко в сосках.
Дело ясное, ясное, ясное -
Здесь и больше нигде, никогда
Не бывает напрасным прекрасное!
Не с того ли так тянет сюда
Сила тайная, магия властная,
Звездный зов с берегов, облаков, -
Не бывает напрасным прекрасное! -
Ныне, присно, во веки веков…
1979
НА СТОЯНКЕ
Плыл кораблик вдоль канала,
Там на ужин били склянки, -
Тихо музыка играла
На Ордынке, на Полянке.
Так названивают льдинки
Возле елочного зала, -
На Полянке, на Ордынке
Тихо музыка играла.
Так бурликал на полянке
Тот ручей, где я играла, -
На Ордынке, на Полянке
Тихо музыка играла.
Я как раз посерединке
Жизни собственной стояла, -
На Полянке, на Ордынке
Тихо музыка играла.
Я снаружи и с изнанки
Ткань судьбы перебирала, -
На Ордынке, на Полянке
Тихо музыка играла.
Тихо музыка играла
На Полянке, на Ордынке.
Мама стекла вытирала,
Где в обнимку мы на снимке,
Бумазейкой вытирала,
Просветляла образ в рамке.
Тихо музыка играла
На Ордынке, на Полянке.
Это было на стоянке,
Душу ветром пробирало, -
На Ордынке, на Полянке
Тихо музыка играла.
1969
«Дивный какой я зверь…»
Дивный какой я зверь -
весь в золотом руне.
Шкура моя в цене -
завтра, вчера, теперь!..
Мимо идут потомки
в шапках, сделанных из меня.
Их красотки стройны и тонки в шубах,
сделанных из меня.
…Снег на исходе дня
делается небесней.
Кто-то промчался с песней,
Сделанной из меня.
1998
«Когда отхлынет кровь и выпрямится рот…»
Когда отхлынет кровь и выпрямится рот
И с птицей укреплю пронзительное сходство,
Тогда моя душа, мой маленький народ,
Забывший ради песен скотоводство,
Торговлю, земледелие, литье
И бортничество, пахнущее воском,
Пойдет к себе, возьмется за свое -
Щегленком петь по зимним перекресткам!
И пой как хочешь. Выбирай мотив.
Судьба — она останется судьбою.
Поэты, очи долу опустив,
Свободно видят вдаль перед собою -
Всем существом, как делает слепой.
Не озирайся! Не ищи огласки!
Минуйте нас и барский гнев и ласки,
Судьба — она останется судьбой.
Ни у кого не спрашивай: — Когда? -
Никто не знает, как длинна дорога
От первого двустишья до второго,
Тем более — до страшного суда.
Ни у кого не спрашивай: — Куда? -
Куда лететь, чтоб вовремя и к месту?
Природа крылья вырубит в отместку
За признаки отсутствия стыда.
Все хорошо. Так будь самим собой!
Все хорошо. И нас не убывает.
Судьба — она останется судьбой.
Все хорошо. И лучше не бывает.
1965
«Проспи, проспи художник…»
Amant alterna Саmёnае
Камены любят чередование
Проспи, проспи, художник,
Добычу и трофей!
Иначе, мой Орфей,
Ты будешь корифей.
Проспи, проспи раздачу
Лаврового листа,
И бешенство скота,
И первые места.
Проспи трескучий бред
Блистательных побед,
Проспи свою могилу
И в честь нее обед.
Проспи, проспи, художник,
Проспи, шалтай-болтай,
Проспи же все, что можно,
И всюду опоздай!
А катится клубком
За лакомым куском
Пусть тот, кто тем и славен,
Что был с тобой знаком.
Проспи, проспи знакомство
Столь славное!.. Проспи.
Пусть кот не спит ученый
На той златой цепи.
1998
ПОСЛЕ ВОЙНЫ
В развалинах мерцает огонек,
Там кто-то жив, зажав огонь зубами,
И нет войны, и мы идем из бани,
И мир пригож, и путь мой так далек!..
И пахнет от меня за три версты
Живым куском хозяйственного мыла,
И чистая над нами реет сила -
Фланель чиста и волосы чисты!
И я одета в чистый балахон,
И рядом с чистой матерью ступаю,
И на ходу почти что засыпаю,
И звон трамвая серебрит мой сон.
И серебрится банный узелок
С тряпьем. И серебрится мирозданье,
И нет войны, и мы идем из бани,
Мне восемь лет, и путь мой так далек!..
И мы в трамвай не сядем ни за что -
Ведь после бани мы опять не вшивы!
И мир пригож, и все на свете живы,
И проживут теперь уж лет по сто!
И мир пригож, и путь мой так далек,
И бедным быть — для жизни не опасно,
И, Господи, как страшно и прекрасно
В развалинах мерцает огонек.
1980
«В серебряном столбе…»
В серебряном столбе
Рождественского снега
Отправимся к себе
На поиски ночлега,
Носком одной ноги
Толкнем другую в пятку
И снимем сапоги,
Не повредив заплатку.
В кофейнике шурша,
Гадательный напиток
Напомнит, что душа -
Не мера, а избыток,
И что талант — не смесь
Всего, что любят люди,
А худшее, что есть,
И лучшее, что будет.
1970
«В юности, в пасти огня…»
В юности, в пасти огня,
Розы грубили меня,
Гробили — пышно цвели
Всюду, где только могли:
Стыдом — на щеках,
Трудом — на руках,
Целующим ртом — в облаках!
Так нестерпимо алел
Рдянец — чтоб он околел!
Из-за него одного
Никто ведь меня не жалел:
Ни желчный мудрец,
Ни алчный юнец,
Ни совесть — грызучий близнец!
Взглядом не покажу,
Через какую межу
Я перешла, чтоб велеть
Огненным розам белеть:
Стыдом — на щеках,
Трудом — на руках,
Целующим ртом — в облаках!
Так нестерпимо белеть,
Светом сплошным — без огня,
Чтобы при жизни — и впредь! -
Не пожалели меня:
Ни желчный мудрец,
Ни алчный юнец,
Ни совесть — грызучий близнец!
Так нестерпимо белеть,
Чтоб не посмели жалеть
Те, кто меня не жалели,
Когда мои розы алели:
Стыдом — на щеках,
Трудом — на руках,
Целующим ртом — в облаках!
1976